от жары,– древнее дно озерка или 
мелкой речки. Там, где была пресная вода, останавливались на отдых и караваны, 
и пастухи. Там они разбивали по неосторожности горшки и бросали черепки, 
которые я так старательно искал. Кажется просто, но тогда я этого не соображал, 
я это только ощущал.
   Таких примеров можно было бы привести множество, но принцип остается один. 
Чтение ландшафта – почти осязаемого географического явления [44] – оказалось 
самым верным путем археологического поиска. Но научились мы этому делу только в 
долгой дороге, к описанию которой пора вернуться.
   Итак, мы двинулись на север, и через несколько часов после того, как 
Астрахань осталась позади, заговорил ландшафт. До Енотаевки шла уже знакомая 
нам суглинистая степь, обрывавшаяся почти отвесно к голубой поверхности Волги, 
подмывавшей берег.
   На другом берегу зеленела пойма, и я невольно вспомнил слова из письма 
хазарского царя Иосифа: «Страна (наша) не получает много дождей. В ней имеется 
много рек, в которых выращивается много рыбы. Есть (также) в ней у нас много 
источников. Страна плодородна и тучна, состоит из полей, садов и парков. Все 
они орошаются из рек... Я живу внутри острова. Мои поля, виноградники, сады и 
парки находятся внутри острова» [50, с. 87]. До чего точно было сделано 
описание! Зеленая пойма, по ландшафту подобная дельте, остров не только потому, 
что он омывается двумя мощными протоками – Волгой и Ахтубой, но и потому, что 
это кусочек плодородной земли среди бескрайности степей, пригодных только для 
кочевников. А в арабской средневековой литературе слово «остров» применялось 
также к рощам среди степей (как мы говорим – «островки леса») и для всякого 
ограниченного пространства. Царь Иосиф мог употребить это слово и в том и в 
другом смысле.
   Севернее Волгограда местность стала меняться, Волга текла единым мощным 
потоком, гладкая степь взбугрилась пологими холмами и прорезалась глубокими, 
поросшими лесом оврагами. Изменился даже воздух: он сделался влажным и резким; 
в синем куполе неба поплыли рваные тучи. Не было сомнения, что мы попали в 
другую страну. И верно. В хазарское время здесь бродили загадочные буртасы и 
воинственные угры, предки венгров, заклятые враги хазар. Можно поверить, что 
хазарские ханы и цари грозной силой своих наемных войск держали эту местность в 
относительной покорности, но людям, привыкшим к мягкой, даже несколько пряной 
природе дельты, эта холмистая, сравнительно холодная страна должна была 
казаться чужбиной. На каждой стоянке, останавливаясь специально у ручьев, в 
долинах, на перевалах через холмы, я тщательно искал хазарскую керамику, но не 
встретил ни одного черепка. Дальше ехать было незачем. От Саратова мы повернули 
на юго-запад и вернулись в Калмыцкую степь к берегам Сарпинских озер.
   Этот путь был выбран не случайно. В запале научной полемики с М. И. 
Артамоновым академик Б. А. Рыбаков высказал предположение, что именно здесь 
помещалась столица хазар, «полудикого, хищного, степного, племени» [72, с. 131].
 На карте этот тезис выглядел убедительно, но достаточно было приехать на место,
 чтобы пропали все сомнения – хазарской столицы здесь не было и быть не могло. 
Ныне Сарпинские озера – мелкие лужи, поросшие камышом, но даже когда климат был 
более влажным и озера были шире и глубже – они оставались залитыми водой 
низинами, без твердых берегов, контуры которых менялись от весны к осени. 
Немногочисленное население еще могло прокормиться в этой местности, но строить 
здесь город никто бы не стал. И действительно, в низкой зелени лугов между 
озерами не только городских валов, но даже осколков посуды мы не нашли, 
несмотря на длительную остановку перед дальнейшим путем на юг.
   К берегам Каспийского моря ведут три автомобильные дороги: западная идет по 
высокой части Калмыкии, через местность с абсолютными отметками выше уровня 
океана. Там высятся цепочки высоких курганов бронзового века, не имеющих 
отношения к хазарам; восточная тянется близко от берега Волги, и если бы там 
было что-нибудь интересное, то оно было бы обнаружено астраханскими археологами.
 Мы выбрали среднюю, самую прямую дорогу, северный конец которой упирается в 
берег Волги около села Владимирского, 25 км южнее Енотаевки. Мне казалось 
логичным, что автомобильная дорога скорее всего пойдет по линии древнего 
караванного пути, а ведь именно с этого пункта правого берега Волги каждой 
весной выходил караван хазарского хана, сопровождая его в южные зеленые луга на 
берегах реки Уг-ру. Если это предположение верно, то, думал я, по обочинам 
дороги мы найдем следы керамики хазарского времени. Пусть их будет мало, старая 
и новая дороги не могут совпадать на всем протяжении, но в бескрайной степи это 
хоть какой-то ориентир. И действительно, через день пути к югу от Сарпинских 
озер мы нашли первую россыпь фрагментов средневековой дотатарской керамики. 
Черепки были мелкие, плохонькие, «невыразительные», как говорят археологи; но 
ведь до сих пор не было ничего.
   С этого момента дорога для нас ожила. Она змеилась по песку, поросшему 
сухими колючками, среди пологих возвышенностей, которые нельзя было назвать 
даже холмами. Южнее начали попадаться продолговатые лужи соленой воды, 
обрамленные жидкой, соленой, удивительно едкой грязью. Это началась «область 
подстепных ильменей» – следы отступления Каспийского моря.
   Давно, на заре человеческой культуры, около 15 тыс. лет до н. э., когда воды 
последнего таявшего ледника стекали через русло Волги, Каспийское море вместило 
их. Уровень его поднялся до абсолютной отметки плюс метр или около того, т. е. 
на 29—30 м выше своего теперешнего уровня. Но когда наступила сухая 
ксеротермическая эпоха, началось отступление моря. Зеркало испарения было 
огромно, глубины на залитой территории ничтожны, и вода под палящим солнцем 
превращалась в пар. Море уходило, задерживаясь в лощинах, становившихся 
солеными озерами. Так возникла «область подстепных иль