наемым в «Повести временных лет»? [29, т. I, с. 
39]. Их потомки живут до сих пор около развалин древнего Семендера [10, 17] и 
назывались – «гребенские казаки». Часть их распространилась в IX веке на Нижний 
Дон, принесла туда культуру кавказского винограда [31] и в XII – XIII веках 
стала известна под названием «бродники» [7, с. 176; 26, с. 151]. Может быть, 
эти потомки хазар платили в 1113—1118 годах дань Киеву? Нет, не платили, ибо в 
1117 году «придоша Беловежци в Русь» [29, т. I, с. 202], т. е. русские очистили 
левый берег Дона, в том числе его пойму, сохранив за собой гегемонию в степи 
между Доном и Карпатами. И кроме того, культурный комплекс Белой Вежи был 
связан с черниговским левобережьем Поднепровья, а не с Киевом, как определил М. 
И. Артамонов во время раскопок Саркела.
   Итак, летописец налгал; остается объяснить: для чего и зачем?
   Переберемся из X века в XII век – эпоху, когда были составлены оба дошедших 
до нас текста. К счастью, «Историко-литературный очерк» Д. С. Лихачева [29, т. 
II, с. 5—148] содержит все данные, которые для нашего анализа необходимы и 
достаточны. Так как поводов для диспута в статье Д. С. Лихачева не имеется, то 
мы будем базироваться на его выводах. Отметим те, которые важны для нашей темы.
   Изданный текст летописи – это третья редакция летописного свода, включающая 
«разновременные куски» [29, т. II, с. 42]. В них отразилась политическая и 
идеологическая борьба, раздиравшая Киевскую Русь XI века. Обобщенно она 
выглядела так, разумеется – в схеме: тогда было три направления политических и 
два церковных, на фоне двух территориальных (племенных) славянских объединений 
и двух кочевых союзов.
   С «западническим» направлением связали свою судьбу великие князья Изяслав 
Ярославич и Святополк II Изяславич; с «византийским» – Всеволод Ярославич, 
Владимир Мономах и его сын Мстислав Великий; с «национальным» – Святослав 
Ярославич, Олег Святославич и его дети.
   В церковной политике: киевскому митрополиту – греку противостоял 
Киево-Печерский монастырь, предшественника коего Д. С. Лихачев видит в 
митрополите Иларионе, заявившем, что «русские – это новый народ, пришедший на 
смену старым (в том числе и грекам)» [29, т. II, с. 73]. Константинопольская 
патриархия решительно отказалась утвердить Илариона митрополитом; в Софии сели 
митрополиты – греки, а Киево-Печерский монастырь – центр русского летописания, 
занял самостоятельную позицию.
   Древняя вражда полян и северян переоформилась в соперничество Киева и 
Переяславля с Черниговом, т. е. Северской землей. Племенная война половцев 
(куманов) с торками (гузами) заставила тех и других искать союзников. Половцы 
подружились с Черниговом, торки – с Киевом, вследствие чего киевская летопись 
постоянно клеймит половцев и молчит о торках [19].
   Киево-Печерский монастырь оформился в 1060—1061 годах [29, т. II, с. 84], но 
после конфликта с Изяславом первый известный летописец Никон бежал в 
Тмутаракань. В 1068 году монахи лавры поддержали восстание против Изяслава. 
После подавления Антоний бежал в Чернигов. Но уже в 1073 году монастырь 
выступил против Святослава и Всеволода, т. е. в пользу изгнанного Изяслава [там 
же, с. 85]. Видимо, политические симпатии монастыря сменились. С того времени 
монастырь занимает независимую позицию: Никон составил «антикняжеский свод» [29,
 т. II, с. 102], где он обвиняет князей в «несытстве» и в небрежении к старым 
дружинникам, например, Яну Вышатичу [там же, с. 99]. Но в 1098 году Святополк 
II поддержал антигреческую позицию монастыря и примирился с ним [там же, с. 
102]. В последующее десятилетие была создана Нестором «Повесть временных лет», 
оконченная в 1113 году [там же].
   Легко догадаться, что союз монастыря с князем был выгоден обоюдно, и не 
случайно, что Несторова редакция «Повести временных лет» направлена не только 
против греков и грекофилов, но и против Олега Черниговского, друга половецких 
ханов. Следовательно, идеологическая ориентация должна была идти на Запад. 
Однако там шла борьба папы Григория VII с императором Генрихом IV, дружившим с 
Алексеем Комнином и женатым на Евпраксии Всеволодовне, сестре Владимира 
Мономаха. Поэтому антигреческий летописец переносит свои симпатии в прошлое и 
на север, где были друзья Святополка Изяславича. Датский король Эрик III Добрый 
(ок. 1095—1103) накануне вступления на престол посетил Святополка в Киеве [27, 
с. 28]. Не это ли было толчком к созданию «норманнской теории» – легенды, 
которая «складывалась постепенно и искусственно» [29, т. II, с. 113] и питалась 
не столько научным прозрением, сколько презрением к грекам и ненавистью к 
половцам, союзникам Олега Черниговского, правоты которого Нестор не желал 
заметить.
   Обстоятельства благоприятствовали развитию западнических, т. е. 
германофильских, настроений в Киеве. В 1093 году Евпраксия Всеволодовна, или 
императрица Адельгейда, сбежала от мужа к графине Матильде в Каноссу. Здесь она 
сделала разоблачение мужа, рассказав о том, что он принуждал ее к участию в 
оргиастических мистериях сатанинского культа николаитов. Папа Урбан оказал 
беглой императрице покровительство и помог ей пробраться на Русь, где она 
постриглась и умерла в монастыре в 1109 году. Компрометация императора 
переяславской княжной повела к тому, что Генрих попытался сблизиться с Киевом. 
Греческая церковь, крайне принципиальная в вопросах канона, осудила браки с 
католиками. Митрополит Иоанн даже грозил Всеволоду I отлучением. Но Святополку 
такая непреклонность политического противника была на руку. Он разрешил принять 
на вооружение антигреческий и, следовательно, проваряжский вариант дре