Во время беседы Поссевино доказывал Ивану, будто «самая истинная и 
правильная вера всегда проповедовалась именно римскими великими 
первосвященниками», а не греками. Тем самым он как бы бросал тень на русское 
православие, взятое с греческого образца. На это царь язвительно заметил: «Мы 
уже с самого основания христианской церкви приняли христианскую веру, когда 
брат апостола Петра Андрей пришел в наши земли, затем отправился в Рим, а 
впоследствии, когда Владимир обратился к вере, религия была распространена еще 
шире. Поэтому мы в Московии получили христианскую веру в то же самое время, что 
и вы в Италии. И храним мы ее в чистоте, в то время как в римской вере 70 вер, 
и в этом ты мне свидетель, Антоний, — об этом ты говорил мне в Старице». [39. 
Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. М., 1983. С. 79.] Спор 
Ивана Грозного с А. Поссевино никоим образом не являлся чисто религиозным 
словопрением: за ним стояли политические интересы и планы. Царь, говоря о 
религиозном паритете, имел, безусловно, в виду и политический престиж Русского 
государства.
     Таким образом, крещение Бравлина — не историческая реальность, а миф, 
созданный в XV веке для повышения авторитета русского православия. Связывать 
его с началом христианства на Руси неправомерно.
     Более основательными выглядят попытки исследователей отнести начальную 
историю христианства в России ко второй половине IX века. Что побудило их к 
этому? В окружном 867 года послании константинопольского патриарха Фотия 
упоминаются русы, которые, «поработив соседние народы и через то чрезмерно 
возгородившись, подняли руку на ромейскую империю. Но теперь и они переменили 
эллинскую и безбожную веру, в которой прежде сего содержались, на чистое 
христианское учение, вошедши в число преданных нам и друзей, хотя незадолго 
перед тем грабили нас и обнаруживали необузданную дерзость. И в них возгорелась 
такая жажда веры и ревность, что они приняли пастыря и с великим тщанием 
исполняют христианские обряды». [40. Цит. по кн.: Левченко М.В. Очерки по 
истории руссковизантийских отношений. М., 1956. С. 77.]
     Историки обычно сопоставляют послание Фотия с известиями о походе русов на 
Царьград в 860 году, полагая, что тогда примерно и произошло их приобщение к 
христовой вере, о чем писал патриарх. Однако известие Фотия о крещении русов 
нельзя принять безоговорочно. Достаточно сказать, что древнерусские летописцы 
хранят полное молчание о «крещении Руси», нападавшей на Константинополь в 860м,
 а по летописной датировке — в 866 году. Казалось бы, такое значительное 
событие, как крещение, должно было оставить память о себе. Но летописцы знают 
лишь о неудачном походе русских князей Аскольда и Дира на столицу Византии, не 
больше. Надо к этому добавить, что в летописи есть одна примечательная деталь, 
из которой следует, что в представлении летописцев, оставивших нам известия о 
походе русов на Константинополь, Русь являлась страной язычников: летопись 
называет русских безбожными, то есть язычниками. [41. ПВЛ.Ч. 1.С. 19.]
     Не находит подтверждения сообщение Фотия и в византийских источниках. 
Правда, Константин Багрянородный, живший на много десятилетий позже Фотия, хотя 
и говорит о крещении русов, но в патриаршество не Фотия, а Игнатия, 
возглавлявшего византийскую церковь дважды — в 847858 и в 867877 годах. По 
словам Константина, к русам прибыл архиепископ, рукоположенный патриархом 
Игнатием. Перед собранием народа, где председательствовал князь, окруженный 
старейшинами, он положил «книгу божественного Евангелия» и возвестил о чудесах, 
содеянных Спасителем. Русы не поверили архиепископу и предложили ему бросить в 
огонь Евангелие, обещая принять крещение, если оно останется невредимым. «И 
брошена была в печь с огнем книга святого Евангелия. По происшествии 
достаточного времени, когда печь погасла, обретен был священный свиток не 
пострадавшим и не поврежденным и не получившим от огня никакого ущерба, так что 
даже кисти на концах связывающих его шнуров не потерпели никакого вреда или 
изменения. Увидев это и быв поражены величием чуда, варвары без колебаний 
начали креститься». [42. Цит. по кн.: Голубинский Е.Е. Указ. соч. С. 33.]
     Нетрудно заметить, что рассказ Константина Багрянородного, содержащий 
фантастические подробности, более похож на легенду, чем на историческое 
свидетельство. Но он доставил немало хлопот историкам, заставив их ломать 
голову в поисках объяснений, которые могли бы примирить его рассказ с 
известиями Фотия.
     Мнения, разумеется, высказывались разные. Одни авторы считали, что 
Багрянородный, составлявший жизнеописание императора Василия Македонянина по 
прошествии 60 или 70 лет после упоминаемого Фотием «крещения Руси», допустил 
естественную в таком случае неточность, перепутав имена патриархов; другие 
утверждали, будто противоречие между сообщениями Фотия и Константина кажущееся, 
ибо Игнатий, заняв патриарший престол, заменил ставленников Фотия, среди 
которых был и русский епископ, своими людьми; наконец, третьи склонялись к 
мысли о двух крещениях: Руси азовскочерноморской при Фотии и Киевской при 
Игнатии. И тем не менее император Константин и патриарх Фотий выдавали желаемое 
за действительное, хотя, конечно, полностью игнорировать их информацию нельзя. 
За преувеличенными слухами о «крещении Руси» и организации русской епархии 
скрывались первые попытки византийских миссионеров проповеди христианства среди 
восточных славян. Однако деятельность проповедников не дала нужного грекам 
результата: Русь еще некоторое время оставалась в лоне язычества.
     Клерикальные историки, учитывая именно свидетельство Фотия, утверждают, 
что князь Аскольд «крестил свою дружину и значительную часть населения Киева, 
построил церковь Пророка Илии на Подоле, ставшую колыбелью церкви Киевской 
Руси». [43. Русская православная церковь. С. 9.] Ошибочность подобного 
утверждения особенно отчетливо выступает на фоне договора Олега с греками 911