урожая принадлежали к числу важнейших в системе языческих действ 
восточнославянского календаря. Поэтому «успение» («госпожин день») стало одним 
из главнейших православных праздников. Тем же объясняется огромное количество 
богородичных икон и храмов, имевшихся на Руси.
     Популярность Богородицы коренилась в том, что она отождествлялась с 
женскими божествами плодородия, в частности с Рожаницами. В древнерусских 
полемических сочинениях, направленных против язычества, не раз встречаются 
указания на смешение культа Богородицы с Рожаничным культом, «чистой молитвы с 
проклятым молением идольским», когда кутья и другая еда, приготовляемые для 
«законного обеда» в честь Богородицы, одновременно предназначались для 
«беззаконной трапезы» Роду и Рожаницам. Следует заметить, что это «моление 
идольское» осуществлялось не без ведома попов, которые приспособили «святую» 
молитву к языческому празднованию. Любопытно и другое — поклонение при этом 
какомуто женскому изображению в сугубо земном человеческом облике.
     Смешение языческих и христианских обрядов прослеживается сплошь и рядом в 
различных эмпирических проявлениях религиозного сознания. Христианские 
ортодоксы негодовали по этому поводу. Так, предавались проклятию те, кто 
«знаменуется дафиниею, рекше крапивою, и всякими цветы польными, а не крестом 
честным». Осуждался обычай крестить хлеб ножом, а пиво — чашей. Семантически 
здесь нож и чаша — священные предметы языческого культа, приспособленные к 
христианским нуждам.
     Надо сказать, что многие христианские праздники проводились на языческий 
манер. Из определений Владимирского собора 1274 года узнаем, что в ночь 
«святаго воскресения» мужчины и женщины, собравшись вместе, играют и пляшут 
бесстыдно, скверну всякую творят и, «яко кони, вискають [визжат] и ржуть», 
подобно «нечестивым елинам», празднующим «Дионусов праздник». Духовенство 
призывало свою паству Воскресение Христово встречать с любовью, а «не 
пияньством, ни объедением, ни песнями бесовскими, ни иными плотьскими деяниями».

     Но не только Воскресение Христово отмечалось поязычески. Вообще в 
«божественные праздники» устраивались «бесовские зрелища». Церковники постоянно 
взывали: «Иже кто верен и благочестив, лепо на божественыя праздники имети в 
чистоте духовно, а не на позоры [зрелища], ни на игры супражнятись». Но тех, 
«кто верен и благочестив», нужно было, как говорится, искать днем с огнем.
     В христианских по названию, а по сути своей языческих празднествах, 
непременным правилом которых было ритуальное употребление алкогольных напитков, 
многие священники принимали самое деятельное участие, упиваясь без меры, 
например, «в святые пречистые дни постенья, от светлыя недели верьбныя до всех 
святых», что засвидетельствовано определениями Владимирского собора.
     Языческие празднования (по терминологии церковников — «бесовские игрища») 
собирали множество народа, тогда как церкви стояли пустыми. «Божественные 
словеса», возглашаемые в церквах, мало кого привлекали. Но если «плясци или 
гудци, или ин хто игрець позоветь на игрище, или на какое зборище идольское, то 
вси тамо текут, радуяся». В церковных поучениях есть сценки, как бы списанные с 
натуры. Позовут нас в церковь, говорится в одном из них, а мы позевываем, 
чешемся, потягиваемся «и речем, дождь или студено». Но «на позорищах», где нет 
ни крыши ни затишья, где дождь и ветер или вьюга, все радуются и проводят целые 
дни.
     Языческое мироощущение настолько крепко держалось в общественном сознании 
Древней Руси, что сами борцы за чистоту христовой веры путали праздники 
христианские и языческие, скажем сошествие святого духа с русалиями. 
Монахилетописцы порой вели счет времени по «русальным неделям».
     Влияние язычества прослеживается и в церковном оформлении. Современные 
исследования показали, что «церковное декоративное искусство русского 
средневековья было пронизано древними языческими элементами. Языческие сюжеты 
дополняли, с точки зрения древнерусского человека, христианскую символику. 
Таков богатый декоративный убор Георгиевского собора в ЮрьевеПольском. Весь 
цоколь здания от самого основания покрыт стилизованными растениями, как бы 
вырастающими из земли вместе с настоящей зеленью, окружающей белокаменный храм. 
Это — нижний ярус видимого мира, Земля, рождающая растения. Выше идут рельефы с 
изображением человека (святые воины, святые князья, пророчествующие люди), а 
верх собора увенчивается небожителями и золотым куполом — солнцем. В 
христианской символике Иисус Христос отождествлялся с солнцем. Купол по своему 
внешнему виду напоминал солнце, а внутри, в куполе, живописцы рисовали огромный 
лик Христа, обращенный на богомольцев с высоты, как бы с самого неба… Древние 
образы земли и солнца, с которыми связано столько языческих обрядов, 
органически вошли в оформление христианского храма XIII века». [28. Рыбаков Б.А.
 Русское прикладное искусство ХХII веков. Л., 1970. С. 7578.] Языческие 
божества изображены на вратах Суздальского собора, на знаменитых бронзовых 
арках церкви XII столетия во Вщиже, небольшом городке, расположенном близ 
Брянска. [29. См. там же. С. 79,81.]
     Довольно красноречиво отношение русских «христиан» к богу христианскому. 
Эти отношения строились по языческому принципу обмена услуг, который можно 
сформулировать словами древней поговорки: «Даю тебе, чтобы и ты мне дал». На 
этот счет имеются любопытные сведения, содержащиеся в «Слове о злых духах» — 
церковноучительном памятнике Древней Руси. «Когда какоенибудь к нам зло 
придет, — читаем там, — тогда поносим бога». А затем ситуации несколько 
детализируются: «Аще у нас хотя едина животны умреть, то мы начьнем богу 
поносити, глаголюще, господи, аже ты за мое добро сия злаа воздал ми еси». 
Достаточно было, по народному убеждению, накормить или одеть нищего, подать