фиксируемое летописцами, не могло заключать одни только приходские храмы. Тут, 
несомненно, подразумевались и домовые церкви.
     Любопытный материал, подтверждающий предположение о существовании в 
Киевской Руси широкой практики строительства домовых церквей, содержит грамота 
константинопольского патриарха Германа II к русскому митрополиту Кириллу I, 
датируемая 1228 годом. «Дошло до слухов нашего смирения, — пишет патриарх, — 
что некоторые в русской стране приобретают куплею рабов, даже и пленников, и 
отдают их учиться священной грамоте, а потом, когда придут в возраст, возводят 
их по чину к священнодостоянию, приводя их к епископам, но не освобождают их 
наперед от рабства, так что и после священного поставления иереи бесчествуются 
рабским именем». [10. Русская историческая библиотека. СПб., 1880. Т.6. С.7980.
] Едва ли можно сомневаться в том, что случаи посвящения в попы рабов стали на 
Руси начала XIII века весьма распространенным явлением, чем и вызвана 
озабоченность патриарха. Можно предположить, ради чего господа добивались 
поставления в священники своих рабов: конечно же, они нужны были им для службы 
в домовых церквах. Определения Владимирского церковного собора 1274 года не 
оставляют на этот счет никаких сомнений. Собор в категорической форме высказал 
требование, запрещающее рабов «приводить на священничество», иначе — поставлять 
в попы. Раб, прежде чем стать священником, должен был быть отпущен господином 
на свободу «предо многыми послухы [свидетелями] с грамотою», подтверждающей 
освобождение. Все это необходимо было, чтобы господин «по поставлении» не 
присвоил новоиспеченного попа и не использовал его для собственных нужд при 
домашних богослужениях.
     Имеются и прямые указания на существование в Древней Руси домовых церквей. 
КиевоПечерский Патерик, повествуя о благой жизни иконописца Алимпия, упоминает 
какогото мирянина из Киева, который «поставил себе церковь и хотел на 
украшение ее сделать иконы». Изготовление этих икон и было заказано Алимпию. 
Тому же Алимпию другой мирянин «дал написать икону», чтобы поставить ее в 
церкви, где молился он сам и его домашние. [11. Художественная проза Киевской 
Руси XIXIII веков. М., 1957. С. 219, 221222.]
     Распространенность домовых церквей вызвала необходимость упорядочить их 
деятельность. «Аще церквяца будет у кого в дому, — гласит одна духовная 
инструкция, — достоить в ней литургисати, а детя не крестити, но в соборной 
церкви».
     Как мы знаем, Е.Е. Голубинский в создании домовых церквей на Руси 
усматривал обычай, заимствованный у греков. Знаменитый историк русской церкви 
тут был не прав. Для учреждения домовых церквей в Древней Руси была своя 
туземная почва, ибо в древних обществах, исповедовавших языческую религию, у 
каждой отдельной семьи имелись «свои религиозные обряды, ей одной принадлежащие,
 свои особенные гимны и молитвы… Обряды, слова, молитвы, гимны, составлявшие 
существенную часть домашней религии, — все это было родовым наследием, 
священной собственностью семьи, и собственностью этой ни с кем нельзя было 
делиться, строго воспрещалось открывать чтолибо из этого посторонним». Вот 
почему у племен и народов, пребывающих в язычестве, жилища являлись 
своеобразными религиозными центрами. «Всякий дом имел своих богов; всякий бог 
покровительствовал только одной семье и был богом только в одном доме». [12. 
Фюстельде Куланж. Гражданская община древнего мира. СПб., 1906. С. 3435.]
     Устройство домовых церквей на Руси XIХII веков — дань языческим 
верованиям и представлениям, которые стойко держались в сознании древнерусского 
общества, сравнительно недавно принявшего крещение.
     Домовые церкви превращались в своеобразные домашние святыни. Происходило 
слияние христианства с язычеством.
     Аналогичная картина складывается в жизни гражданских городских общин 
Киевской Руси. Как показывает исторический опыт древних народов, гражданские 
общины, подобно семьям, имели собственных богов, и потому каждая являла собой 
самостоятельную, а порой и замкнутую религиозную ассоциацию. Именно этим 
объясняется та специфическая роль, которую усвоили кафедральные храмы, 
воздвигнутые в волостных центрах — средоточиях различных древнерусских земель, 
или городовгосударств. [13. См.: Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки 
социальнополитической истории. С. 242; Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. 
Городагосударства в Древней Руси // Становление и развитие раннеклассовых 
обществ: Город и государство. С. 227311.] Они приобрели огромное значение, 
будучи оплотом благоденствия и мира, символом суверенитета волостных общин. 
Именно такими являлись Софийский собор в Киеве, Софийский собор в Новгороде, 
Софийский собор в Полоцке, Спасский собор в Чернигове, собор св. Богородицы в 
Смоленске, собор св. Богородицы во Владимире на Клязьме и т. п. Киевская София 
была превыше всего для киевлянина, новгородская София — для новгородца, храм 
Богородицы — для владимирца. Соратник Ярослава Мудрого митрополит Иларион с 
восторгом писал о Софии киевской: «Церковь дивна и славна всем окружным странам,
 яко же ина не обрящется во всем полунощи земленем от востока до запада». Эти 
слова Илариона надо понимать в смысле не только внешнего великолепия киевской 
Софии, но и ее исключительности как местной святыни, ее приоритета над 
остальными церквами. Отношение новгородцев к своей Софии превосходно 
запечатлела летописная реплика: «Не будеть Новый торг Новгородом, ни Новгород 
Торжком, но где святая София — там и Новгород».
     Обращает на себя внимание распространенный в Древней Руси обычай разорения 
в межволостных войнах храмов и монастырей противника. Весной 1169 года Андрей 
Боголюбский отправил большую союзную рать на Киев. Днепровская столица была 
повержена. Победители два дня грабили и разоряли город, в том числе Софийский 
собор, Десятинную церковь, другие храмы и монастыри. Смольняне, суздальцы и