феодального способа производства, который основывался на труде зависимых людей, 
а не холоповрабов. При этом она исходила не из какихлибо моральных 
соображений, а из практического понимания нерентабельности холопского труда». 
[15. Котляр М.Ф. Введенния християнства в Кiвскiй Pyci та його наслiдки. Киiв, 
1985. С. 44.] А вот еще пример подобных рассуждений: «Церковь осуждала тех, кто 
продает крещеных рабов „поганым“, но зато закрепощала юридически свободных 
людей, добивалась, чтобы ее земли обрабатывались руками феодальнозависимых 
крестьян, а не рабов». Высказывается также мнение, что церковь якобы вообще 
рабов иметь не могла: «Церковь была экономически заинтересована в утверждении 
феодальных общественных отношений, в закреплении крестьян за своими хозяйствами 
и в ликвидации института рабовладения, так как она сама рабов иметь не могла и 
нуждалась в иных способах обеспечения себя рабочей силой». [16. Попович М.В. 
Мировоззрение древних славян. Киев, 1985. С. 151.]
     Все эти положения неприемлемы в основе своей не только потому, что создают 
иллюзию передовой социальной роли церкви в Древней Руси, — они попросту лишены 
исторической почвы, а подчас прямо противоречат показаниям источников.
     Древнерусская церковь не выступала за отмену рабства, она не закрепощала 
«юридически свободных людей» и потому, как мы видели, обходилась 
преимущественно трудом рабов и полусвободных людей. Ее влияние в сфере 
рабовладения если и наблюдалось, то исключительно в нравственнобытовом плане. 
Клирики призывали к человечному обращению с рабами и дальше этого не шли, а 
нередко и сами являли образцы жестокого обращения с рабами. Обзаводясь 
зависимым людом, церковь ничего нового или прогрессивного не вводила и никаких 
«рентабельных» форм эксплуатации не поддерживала, а тем более не изобретала. 
Она включалась в ту социальную систему, которую нашла в христианизируемой 
стране, и, следовательно, проявляла скорее социальную пассивность, нежели 
активность. Церковники, будучи собственниками рабов, стояли на страже интересов 
рабовладельцев, объявляя грешником каждого, «кто учить раба не работати 
господии своей с приязьнию». [17. Смирнов С.И. Материалы для истории 
древнерусской покаянной дисциплины // ЧОИДР. 1912. Кн. 3. С. 47.] Если учесть 
нефеодальный характер основной массы рабочего населения церковных и 
монастырских вотчин, а также их незначительность, станет очевидным 
искусственность мнения, наделяющего древнерусскую церковь созидательной силой в 
феодальном строительстве. Между тем в трудах современных историков церковь 
выступает чуть ли не в роли повивальной бабки русского феодализма. С.В. Юшков, 
исходя из мысли о том, что в Византии, современной Руси, сложился феодализм 
развитого типа, с уверенностью писал: «Само собой разумеется, византийское 
духовенство, придя на Русь, должно было в своей деятельности проводить 
организационные принципы развитого феодального общества. Оно должно было 
сделаться основной силой, которая будет проводником и организатором экономики 
развитого феодального общества, будет оформлять феодальную идеологию, 
способствовать утверждению централизованной политической власти и рецепции 
развитого феодального византийского права». [18. Юшков С.В. Очерки по истории 
феодализма в Киевской Руси М, Л., 1939. С.53.] Это было сказано в конце 30х 
годов. В нынешних исторических публикациях находим аналогичные идеи. «Церковь,
 — читаем в обобщающем труде по истории Киева, — содействовала упрочению нового,
 прогрессивного по сравнению с рабовладельческим феодального строя…» [19. 
История Киева. Т. 1. Древний и средневековый Киев. Киев., 1982. С. 126.] Тезис 
об утверждении церковью феодального общественного строя и государственности 
получил широкое распространение в новейших исследованиях, посвященных истории 
Киевской Руси, и в частности принятию христианства.
     Надо иметь в виду, что в Византии к моменту «крещения Руси» развитое 
феодальное общество не существовало. Там лишь складывались феодальные отношения,
 и феодализм находился в стадии генезиса. Поэтому церковь не могла принести с 
собой на Русь из Византии то, чего у греков не было, — «организационные 
принципы развитого феодального общества». Появившись на Руси, церковь далеко не 
сразу обзавелась земельной собственностью. Возникнув почти через сотню лет 
после принятия христианства, церковное и монастырское землевладение оставалось 
на всем протяжении древнерусского периода незначительным, а зависимое население 
духовных вотчин комплектовалось в подавляющей массе из рабов и полусвободных. 
Хозяйственная конъюнктура складывалась так, что неземельные доходы церкви 
решительно превалировали над земельными. Церковное хозяйство организовывалось 
по примеру княжеских и боярских хозяйств, в сущности копируя их, что 
свидетельствовало о его известной инертности. Больше инициативы духовенство 
проявляло в делах социальнополитических.
     Епископские суды, определенные княжескими церковными уставами, вводили 
церковь в круг мирских забот, превращая ее в орган, действующий наряду с 
княжеской властью. Было бы заблуждением полагать, что этим церковь всецело 
обязана политике князя Владимира, который, заглянув в греческий «Номоканон» 
(сборник церковного права) и узрев в нем церковные суды, перенес их на русскую 
почву. Усвоение древнерусской церковью элементов политической власти надо 
искать не в княжеском волеизъявлении, а в исторических условиях 
христианизируемой Руси. И тут необходимо помнить, что христианское духовенство 
пришло на смену служителям языческого культа, игравшим в восточнославянском 
обществе важную роль. Из арабских источников явствует, что «знахари» (жрецы) у 
русов ограничивали власть правителей (князей), имея большое влияние на 
общественные дела. Да и восточнославянские князья нередко исполняли жреческие 
функции. Сам Владимир руководил языческими молениями в Киеве. Как мы знаем, им 
была проведена языческая реформа. Следовательно, у восточных славян не было 
четкого разграничения между религиозными и светскими занятиями: жрецы