церковных иерархов, становившихся порой настоящими тиранами по отношению к 
подвластным людям». [10. Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания на 
Руси XIXIII вв. М., 1955. С. 97.] Холопы ненавидели своих церковных хозяев, 
стараясь навредить им при малейшем удобном случае. Новгородский летописец 
рассказывает о том, что «клевета бысть на епископа Луку от своего холопа Дудикы,
 и изиде из Новагорода и иде Кыеву, и осуди митрополит Ефрим, и пребысть тамо 3 
леты». [11. НПЛ. М.;Л., 1950. С.183.] Донос Дудики, как видим, оказался не 
пустым: новгородский епископ Лука был вызван по этому доносу в Киев и наказан 
митрополитом.
     Русская Правда предусматривала случаи воровства со стороны холопов. Среди 
«татей» она называет и «чернецких» холопов. Едва ли от хорошей жизни занимались 
воровством монастырские холопы.
     Церковные наставники вразумляли тех, кто обременял рабов своих непосильным 
трудом («делом насиляа»). Но, как явствует из Жития Феодосия, на рабах 
Печерского монастыря лежала самая тяжелая и черная работа: они заготавливали 
дрова, мололи зерно ручными жерновами, носили воду, готовили монахам пищу. Так 
слово духовных пастырей расходилось с делом.
     Помимо челяди и холопов в руки духовенства попадали и смерды. В селе 
Витославиц, которое князь Изяслав Мстиславич, как мы знаем, «испрошал» у 
Новгорода Пантелеймонову монастырю, жили смерды. С передачей села смерды 
поступали в ведение монастыря. В письменных источниках сохранились также 
сведения о смердах, выполнявших различные «потуги» (повинности) в пользу 
новгородского епископа.
     Вопрос о древнерусских смердах принадлежит к числу самых спорных в 
социальноэкономической истории Киевской Руси. Слишком скудны данные о смердах, 
чтобы на их основании можно было делать уверенные выводы. Какое предположение о 
смердах является наиболее вероятным? Видимо, правы те историки, которые 
усматривают в смердах зависимый разряд сельского населения Руси XIXII веков. 
Формировался он из пленников, посаженных на государственные земли. Не случайно 
в летописях примерно с XI века, со времени появления в источниках термина 
«смерд», повествуется о массовых перегонах пленников русскими князьями.
     Выходцы из пленников, смерды близко стояли к челяди и во многом напоминали 
рабов. Но полного тождества между челядью и смердами всетаки не было. 
Положение челяди, находившейся в частных руках, и смердов, сидящих на 
государственных землях, несколько различалось. Смерды вели собственное 
хозяйство, при наличии сыновей завещали им свое имущество. Они платили князю 
«продажу» (судебный штраф), что выделяло их из остальной массы рабов.
     Наделение смердов некоторыми преимуществами по сравнению с обычной челядью 
находит объяснение прежде всего в их обязанностях. Смердовпленников 
древнерусские князья использовали для защиты границ. Смерды поставляли лошадей, 
необходимых для организации походов против кочевников. Они, наконец, платили 
дань, вливавшуюся в государственный бюджет. Вот почему переселение пленников 
воспринималось как событие государственного значения.
     Смерды в своем первоначальном значении — государственные рабы. Со временем 
князья, как представители государственной власти, стали передавать их частным 
владельцам и духовным корпорациям, иллюстрацией чего и служит грамота Изяслава 
Мстиславича Пантелеймонову монастырю. Так возникала группа частновладельческих 
(в нашем примере — монастырских и церковных) смердов, которые постепенно 
превращались в феодальнозависимых. Но переход смердов из рабства в феодальную 
неволю не являлся следствием какойто особой экономической политики 
древнерусской церкви, а объяснялся конкретными обстоятельствами. К тому же 
превращение смердов в феодальнозависимых в XII веке только началось.
     В церковных уставах Владимира и Всеволода есть статьи, где называются 
церковные люди, в том числе несвободные: пущенники, задушные люди, прощенники, 
а также изгои. Устав Всеволода указывает на источники изгойства: «попов сын 
грамоте не умееть, холоп из холопства выкупится, купец одолжает… князь 
осиротееть». Оставим в стороне князясироту, лишенного стола вследствие ранней 
смерти отца, разорившегося купца, неграмотного поповича, то есть людей, 
оказавшихся на житейской мели, но не вкусивших горечи «работного ярма», и 
обратимся к изгою, вышедшему из холопства.
     Для понимания сущности изгойства очень важны этимологические разыскания 
лингвистов. По их наблюдениям, термин «изгой» восходит к слову «гоить», 
означавшему «жить, давать жить, устроить, приютить». Изгой, следовательно, это 
человек «изжитый», выбитый из привычной колеи, выпавший из прежнего своего 
состояния. Таким «изжитым» из рабства и являлся выкупившийся на волю холоп.
     Выкуп рабов на свободу (вольноотпущенничество) широко бытовал в варварских 
обществах. И везде, не исключая Руси, освобожденный раб не обрывал полностью 
связи с господином. Становясь вольноотпущенником, он из раба превращался в 
полусвободного. Положение вольноотпущенника не было временным состоянием — в 
нем жили и умирали. Вольноотпущенничество — особый социальный институт, 
характерный для древних народов.
     Причины зависимости вольноотпущенника от своего недавнего хозяина 
коренились в социальных условиях варварского общества. Человек тогда мог 
сохранить свой общественный статус, находясь лишь в той или иной социальной 
группе. В противном случае он как бы выпадал из системы социальных связей и 
переставал считаться человеческим существом, становясь легкой добычей сильного. 
[12. См.: Гуревич А.Я. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М., 1970.
 С. 116144.]
     В Древней Руси сложилась практика, когда отпущенные за выкуп на свободу 
холопы (изгои) уходили от своих старых господ, но отдавались под патронат