эмалью было 'особенно выражено в течение первых лет их доминирующего 
влияния, и нет указаний на то, что родственные им племена когда-либо 
использовали этот 
непростой и дорогостоящий способ украшения. Прекрасный ранний образец эмали 
представлен золотым леопардом, найденным в станице Келермесской (фото 9), чьи 
формы 
полны той же самой изящной силы, что и практически современный ему олень из 
станицы 
Костромской. Пристрастие к эмали не ограничивалось только Кубанью. Из Алтын-Оба 
в 
Крыму до нас дошла фигурка львицы из литой бронзы, датируемая приблизительно 
VI—V 
вв. до н. э (фото 26). 
Она покрыта позолотой, а центральная часть ее тела сделана из крохотных 
вертикальных 
золотых секций, заполненных эмалью. Здесь тоже, как и у келермесского леопарда, 
пальцы 
на лапах и щеки животного обозначены резьбой. 
Одиночные фигурки животных, такие, как эти, — это шедевры скифского искусства, 
но 
композиции, в которых животные изображены в схватке, едва ли менее характерны 
для 
него или менее прекрасны. Сюжет, сам по себе очень древний, стал весьма 
популярен в 
Скифии, но нигде он не был выражен с такой страстью, как на Алтае. Более ранняя,
 сугубо 
скифская версия этого сюжета, в противовес алтайскому, представлена находкой из 

кургана Семи Братьев на Кубани. Здесь был обнаружен деревянный ритон начала V в.
 до н. 
э., украшенный четырьмя золотыми пластинками. На каждой из них изображена 
хищная 
птица или животное, нападающие на травоядное животное. На пластинке, 
приведенной 
здесь в качестве иллюстрации (фото 27), виден крылатый лев, напавший на горного 
козла; 
его когти уже оставили отметины на боку жертвы, когда он вцепился зубами ей в 
спину, 
однако козел сидит прямо и спокойно. Лишь выражение муки в его глазах как-то 
указывает на боль, которую он терпит. 

Рис. 54. Рисунок с чепрака из кургана № 1, Пазырык. V в. до н. э. Размер около 
12 на 7,5 дюйма 
Великолепный золотой олень из захоронения в Золдаломпуште (фото 28) в Венгрии, 
вероятно, принадлежит к той же группе изображений, что и пластинка из кургана 
Семи 
Братьев. Испуганный вид животного и впечатление, что оно вот-вот сорвется на 
бег — так 
тонко передана его поза с поднятой передней ногой, — несомненно, указывают на 
то, что в 
своем первоначальном состоянии олень был изображен преследуемым каким-то хищным 

зверем. И снова мы видим мощные рельефы конечностей и мускулов, и, несмотря на 
намек 
на движение, животное изображено в статичном положении. Такая почти пассивная 
поза 
связывает его с жертвами, виденными нами на ритоне из кургана Семи Братьев. И 
тем не 
менее, насечка на ногах оленя и его хвосте, любопытный узор, похожий на 
гребешок, 
очерчивающий его шею, и вставка в виде птичьей головы у основания его рогов 
указывают 
на греческое влияние. Эти детали объединяют его воедино с оленем из Куль-Оба и 
позволяют датировать эту находку не более ранним периодом, чем V в. до н. э. 
(фото 24). 
На изделиях из Пазырыка этот же самый сюжет звучит иначе, чем у скифов. Он 
постоянно 
возникает на их предметах, являясь их главным украшением, и все же никогда не 
наскучивает от повторений. Одна его версия — но только одна — статична по 
своему 
характеру; на ней изображены два животных тех же видов: одно — грифон с львиной 

головой, а другое — грифон с орлиной головой. Они оба, таким образом, равны по 
своему 
положению и противостоят друг другу. Это не есть, собственно говоря, батальная 
сцена; 
это либо символическая композиция, чье значение потеряно для нас, либо чисто 
декоративное изображение. Полустатический вариант этой темы можно увидеть на 
седле 
из Пазырыкского кургана № 2; он также не является полностью сценой схватки. 
Изображая орла или украшенного гребнем грифона в победоносной позе, вонзающего 
когти в трепещущее тело побежденного оленя, этот сюжет