рующимися 2-м тысячелетием до н.
 э., 
вблизи деревни Геби в верховьях реки Риони на Кавказе. Предметы, найденные в 
майкопских захоронениях, вероятно, были произведены работающей в схожей манере 
группой мастеров по металлу. В каждом случае мастерство настолько совершенно, а 
стиль 
так развит, что, очевидно, у этих изделий наверняка был длинный ряд 
предшественников, 
которые хотя и не поддаются идентификации, однако внесли свой вклад в 
формирование 
искусства евразийских кочевников. В скифских изделиях из металла также 
просматриваются определенные черты того, что они эволюционировали от изделий, 
вырезанных из дерена или кости, и поэтому некоторые ученые стали искать их 
истоки в 
северных регионах евразийской равнины, среди эскимосских резчиков с берегов 
Белого и 
Берингова морей. В этом случае первые пробные резные работы жителей севера, 
должно 
быть, подверглись длительному процессу эволюции и Сибири и на Кавказе, прежде 
чем 
они развились в стилизованные и изысканные формы, уцелевшие на удилах и 
нащечных 
деталях сбруи скифских коней, где этот национальный стиль сохранен в наиболее 
чистом 
виде. 
Влияние искусства Ближнего Востока имело своим результатом включение ряда новых 

сцен с участием животных в искусство Кавказа. После VIII в. до н. э. — а к 
этому времени 
ассирийцы уже подчинили себе сирийцев и финикийцев — влияние Востока стало 
более 
заметно. Затем продвижение скифов через Азию привело Кавказский регион в 
соприкосновение с культурой Египта, и статуэтки богини Бэс проникли в Западную 
Сибирь, Киев и соседние с ним земли, в то время как в Пазырыке появился лотос. 
Из всего многообразия элементов, проявившихся в искусстве скифов, самым 
заметным 
был, возможно, ионийский элемент. Он проник в Евразию с нескольких сторон. 
Сначала 
он пришел к кочевникам из Персии, где ионийские мастера работали на постройке 
огромного дворца Дария в Сузах. Но также он был напрямую завезен из Ионии 
купцами, 
торгующими с городами на восточном побережье Черного моря, и вдобавок к этому 
его 
распространили по всей территории юга России греческие художники, работавшие в 
Пантикапее и других местах на севере Понтийского царства. Скифам нравилось 
изящество 
ионийского искусства, но они живо воспринимали и красоту и пышность персидского 


искусства, наслаждаясь его великолепием и достоинствами. 
Самые ранние из известных скифских захоронений совпадают по времени со 
скифскими 
военными успехами на Ближнем Востоке, и, как следствие этого, большинство из 
них 
находится на восточной границе европейской части равнины. По времени к ним 
близки 
некоторые из курганов в южной части России. Три из самых ранних захоронений — 
курганы в станице Костромской, в станице Келермесской на Кубани и Мельгуновский 

курган на юге России, а также клад, открытый сравнительно недавно в Сакизе в 
Урарту, на 
месте вероятного расположения первой столицы скифов, имеют особое значение. 
Основываясь на деталях одежды, Гирш-ман сумел установить, что находки в Сакизе 
относятся к 681—668 гг. до н. э., но возраст захоронений определить труднее. 
Принято 
считать, что Мельгуновский курган относится ко второй половине VI в. до н. э., 
но единого 
мнения по поводу возраста захоронений в станицах Келермесской и Костромской нет.
 Так, 
Ростовцев относит их к VI в., в то время как Боровка и другие авторитетные 
советские 
ученые датируют их VII в. Но к какому бы веку они ни относились, важно то, что 
скифский стиль уже предстает в полном расцвете во всех четырех местах раскопок, 
а 
открытия более ранних захоронений, относящихся к периоду, когда скифы еще не 
были 
неизвестны, следует ожидать, пока во всех подробностях не будет прослежена 
эволюция 
их искусства. 
Предметы, найденные в этих четырех местах, отражают персидское влияние. Ножны 
для 
меча из Мельгуновского кургана демонстрируют успешное объединение национальных 
и 
ассирийских элементов, так как сам меч по форме — персидский,