мя, когда его люди 
наткнулись на пласт льда. Это было тем более удивительно, так как они 
находились в 
районе, не относящемся к зоне вечной мерзлоты. Даже не подозревая о 
существовании 
такого явления, Радлов наткнулся на первый из замерзших могильных холмов, 
которые в 
настоящее время являются особенностью именно этого региона Алтая. 
Образование льда в этих курганах — случайное, происшедшее благодаря слою камней,
 
которые их покрывают. Осенние дожди проникают сквозь этот слой и просачиваются 
в 
землю, находящуюся под ним; во время сильных холодов в зимние месяцы года влага 

замерзает, и даже летом этот лед, который часто доходит до глубины 21 фута, не 
тает 
благодаря изоляции, роль которой играют камни, лежащие сверху. В результате 
многие 
тела и предметы, захороненные под слоем льда, сохранились как в современной 
морозильной камере. 
Радлов, естественно, понятия не имел о таком положении дел, а так как время 
проведения 
сезонных работ его поджимало, он приступил к растапливанию льда так быстро, 
насколько 
это было возможно. Когда воды, которые веками находились в замерзшем состоянии, 
были 
высвобождены, пораженный археолог получил возможность рассмотреть мертвецов, на 

которых хорошо сохранилось кое-что из одежды, а их предметы домашнего обихода 
лежали практически нетронутыми. Но почти сразу же, как только вода проникла в 
камеру- 
усыпальницу, некоторые наиболее хрупкие вещи распались. Хотя часть находок и 
была 
потеряна, Радлову в основном удалось спасти содержимое захоронения. Его находки 


включали в себя предметы одежды и мебели, которые привлекут к себе большее 
внимание 
спусти приблизительно восемьдесят лет со времени своего обнаружения. По мере 
того как 
множилось число раскопок, извлекая на свет божий все больше образцов 
анималистического искусства, стало очевидным, что на просторах всей евразийской 
степи 
когда-то существовала жизнь, корни которой уходят в далекое прошлое, и что в 
эпоху 
скифов все ее части были связаны между собой тесными регулярными контактами. 
Однако 
обнаружение золотых и металлических предметов, сделанных, несомненно, скифскими 

мастерами, на Балканах и в Западной Европе добавило новые непредвиденные 
трудности к 
задаче отследить и охарактеризовать эти контакты. Еще позже обнаружение 
элементов 
скифского стиля в искусстве викингов, кельтов и франков эпохи Меровингов1, 
окружило 
его изучение еще большими сложностями, но эти трудности только вдохновили 
ученых. 
Многие археологи различных национальностей проявили намерение собрать по 
кусочкам 
все имеющиеся данные и попытаться установить источник и ареал распространения 
этого 
великолепного искусства кочевников, проследить пути его проникновения из одного 

региона в другой и определить его связи и влияние на другие школы искусства. 
Среди тех, кто первым приступил к работе, были Толстой и Кондаков, два 
выдающихся 
русских собирателя древностей. Они начали с систематизации, описания и попыток 
определить возраст всех скифских предметов, имеющихся к этому времени в России. 

Затем Ростовцев в России, Минне и Дальтон в Англии, Рейнах во Франции, Тальгрен 
в 
Финляндии и, кроме того, многие другие известные ученые изучали эти находки, 
сравнивали свои собственные выводы с утверждениями древних, особенно Геродота и 

Гиппократа, и достигли соглашения в отношении основных фактов истории скифов. 
Романтика этой работы прочно овладела ими. И действительно, никто, у кого были 
средства на то, чтобы вскрыть скифское захоронение, не мог оставаться глухим к 
притягательности этой задачи. Стоять в прозрачном воздухе летнего дня, когда 
взгляд 
свободно блуждает по бесконечной равнине, простирающейся впереди, неизменной и 
не 
изменившейся с тех самых времен, когда первый всадник проскакал на св