общество. Чтобы это 
увидеть, достаточно посмотреть пару документальных фильмов – хотя бы знаменитый 
сериал «Телефон спасения 911». У них потребление – в некотором роде уступка 
греху. У нас оно почиталось за добродетель, на иных изгибах бытия откровенно 
занимая место Бога. Как последняя соломинка, за которую цепляется утопающая 
душа, – ну дайте хоть что-нибудь, ради чего мне жить!
У нас символом духовного поиска было поколение «шестидесятников». Сейчас в 
газетах нередко публикуют современные фотографии тогдашних звезд. У многих в 
глазах – растерянность и ужас.
В попытке найти смысл жизни чего только наше общество ни перепробовало. Обрели 
долгожданное потребление – потребили, обожрались! Искали в области политической,
 нашли демократию – вот уже сколько лет, как она стала в русском языке бранным 
словом. Пришел капитализм – ну и что? Раньше была фабрика «Большевичка», теперь 
– дешевые китайские шмотки, раньше завидовали секретарю обкома, теперь – новому 
русскому. В чем разница-то? «Возвращение к истокам» тоже выглядит, надо сказать,
 весьма жалко, ибо что будет с рекой, повернутой к истокам? Она обратится в 
болото, и исток свой в то же болото обратит…
Что в этом прекрасном новом мире есть такого, за что можно было бы отдать 
жизнь? Иначе говоря – ради чего живем? Неужели ради простой звериной цели – 
прожить и вырастить детенышей? Оно бы и неплохо… если бы мы, как звери, не 
ведали добра и зла. Но в обществе, ведающем эти понятия, есть один очень 
нехороший закон бытия: нельзя долго удерживаться на одном уровне, можно лишь 
двигаться – либо вверх, либо вниз. В духовном смысле мы идем явно не вверх. Так 
в каком мире станут жить наши обожаемые детеныши?
В последнее время на лицах людей – на улицах, в транспорте, в местах 
общественных увеселений – почти не бывает радости. Веселья – да, особенно 
вечером в выходной, после пары бутылок пива. А радости…
Можно сказать, что эксперимент завершен. Результат его известен. Это потеря 
ощущения не то что истории, а самой жизни как священного пространства, где 
встречаются и ведут диалог Бог и человек. Конец истории – это не обязательно 
атомная катастрофа. Это, может быть, и череда неотличимых серых будней под 
пустыми небесами…

Они там, в Иудее, не понимали своего счастья. И не смогли бы понять. Их счастье,
 что не смогли бы…



Слушайте, небеса, и внимай, земля…


Слушайте, небеса, и внимай, земля,
потому что Господь говорит…
Исайя, 1:2.



«Есть эпохи, когда симптомы перемен становятся почти осязаемыми, но тогда, в 
период между 26 и 27 годами, близость каких-то необыкновенных событий 
переживалась с исключительной остротой, – пишет отец Александр Мень. – 
Апокалиптические книги питали надежду на свержение римского ига. Оживали 
грозные видения Даниила и Еноха. Мысль о борьбе за независимость сливалась у 
народа с представлениями о конце света. Ждали, что вот-вот грянут трубы 
архангелов и на горизонте покажутся рати Сына Человеческого, идущего низложить 
царство Зверя. В победах цезаря видели последние судороги сатаны; уповали на 
чудесное вторжение Бога в ход истории, которое явит перед всеми мощь Его 
Правды».
[64]

Ощущение надвигающейся грозы становилось невыносимым. И по всей Иудее, и за ее 
пределами тысячи людей вновь и вновь обращались к ветхозаветным пророчествам, 
находили в них обещание скорого торжества и победы над врагами.


Еще за две тысячи лет до Рождества Христова Ангел Господень сказал Аврааму:
«И благословятся в семени твоем все народы земли за то, что ты послушался гласа 
Моего». (Бытие. 22: 18)

Начиная с этого обещания, иудейский народ жил ожиданием будущего величия. Но 
шли века, а обещанное величие все не наступало, наоборот, умножались унижения и 
скорби. И чем дальше, тем больше будущее иудеев связывали с приходом Мессии – 
величайшего из царей, который восстановит величие Израиля и заставит склониться 
перед ним все народы. Пророчествами о Мессии полон Ветхий Завет. Их читали и 
перечитывали, загадочные речи пророков толковали и перетолковывали. Из них 
следовало одно: что Мессия придет. Но когда придет, при каких обстоятельствах и 
каким он будет – об этом говорилось столь туманно, что ничего конкретного было 
не выяснить. Тем больший простор для фантазии и философии открывался в этих 
речах.

…Сейчас принято называть пророчеством все что угодно. В этот ранг возводится 
любое предсказание. Есть, например, такая книга: «Россия перед вторым 
пришествием», в которой собрали все, от высказываний святых и старцев – 
реальных, приписываемых им и подложных, до мнений философов и литераторов. И 
все это, вместе взятое, назвали «собранием пророчеств».
Но любое ли провидение будущего является пророчеством?
Очень хорошо и четко, хотя, может быть, и спорно, разграничил понятия о. Андрей 
Кураев.
«Любому разговору о современных “пророчествах” должна сопутствовать память о 
слове Спасителя: “Закон и пророки – до Иоанна Крестителя” (Лк. 16: 16). Пророки 
– как таковые – это образ именно ветхозаветной святости. Пророчество – это дар 
тем людям, которые жили ожиданием Христа. А затем Господь людям уже не дает 
этого дара с такой яркостью и полнотой, потому что главное уже совершилось в 
нашей истории. Главное из будущего уже перешло в прошлое: “Бог с человеки 
поживе…”
Пророчест