альто, сунула босые ноги в туфли и, на ходу надевая берет, 
выбежала на улицу.
Ехать было далеко. Я пересаживалась с трамвая на автобус, с автобуса на другой 
трамвай, стараясь сократить путь, а стрелка часов между тем перешла за девять…
– Царица Небесная, помоги! – молилась я.
С Ксаной мы столкнулись в вестибюле ее дома. Лицо у нее было осунувшееся, 
мрачное, в руках она держала маленький чемодан. Я обхватила ее за плечи:

– 
Дорогая, я все знаю! Мне сейчас приснился о тебе страшный сон: чей-то голос 
сказал: родная мать хочет убить свое дитя. Не ходи в больницу!

Ксана стояла молча, потом схватила меня за руку и потянула к лифту:
– Я никуда не пойду, – плача сказала она. – Никуда! Пусть живет!

Ксения родила мальчика. Он вырос самым лучшим из всех ее детей и самым любимым.
[263]




Спасение на краю пропасти

Шел второй месяц войны. Вести с фронта приходили тревожные; у нас на заводе 
прошел слух об эвакуации, и я начал готовить к ней заводскую лабораторию, 
которой заведовал.
В конце августа мне позвонили утром из парткома и попросили немедленно прийти. 
В кабинете секретаря парткома толпилось несколько человек; по тем распоряжениям,
 которые он давал им, я понял, что завод эвакуируется. Отпустив всех, секретарь 
обратился ко мне:
– Юрий Павлович, немцы прорвали линию обороны и быстро продвигаются в нашем 
направлении. Завод эвакуируется ночью, а сию минуту должно быть вывезено самое 
дорогое для всех нас – дети. Вы назначены ответственным по эвакуации заводского 
детсада и его персонала. Детей 102 человека. Поедете в двух грузовиках, третий 
повезет продукты и все необходимое. Машины поведут лучшие водители – Пинчук 
Михаил Степанович и Костя Рябченко, на третьей машине Светлана Уткина. В 
помощники вам даем Финикова. В этом пакете – документы, деньги, маршрут. 
Выезжать сейчас, без промедления. Ваша жена ожидает вас внизу с вещами. Ну, 
доброго пути и до скорой встречи!
– А как же лаборатория? – растерянно спросил я.
– Все будет сделано вашим заместителем, не беспокойтесь. Счастливо!
Как во сне, прощался я с сослуживцами, обнимал жену, говорил ей какие-то 
ободряющие слова.
На заводском дворе стояли готовые к отъезду крытые брезентом грузовики; 
заглянул – ребят битком набито, сидят перепуганные, недоумевающие, многие 
плачут. Поздоровался с заведующей садом, воспитательницами и пошел к передней 
машине. За рулем сидел Михаил Степанович, кряжистый сильный человек со 
спокойно-сосредоточенным выражением лица и легкой смешинкой в глазах. Мы давно 
знали друг друга. Я вскочил в кабину пожал ему руку и сел рядом.
– Пошли? – спросил он.
– Да.
Михаил Степанович нажал сирену и мы тронулись. За грузовиками бежали и что-то 
кричали матери, отцы, бабушки, дети плакали и тянули к ним руки. Я все видел, 
все слышал, но был как в полусне.
Машины выехали за город и покатили по загруженному транспортом шоссе. Не прошло 
и часа, как немецкий самолет закружил над нами, и снаряд упал на обочину дороги.

– Тикать надо с нашим грузом, – проворчал Михаил Степанович и повел грузовик к 
лесу, мимо которого шло шоссе. Я оглянулся – Костя и Светлана ехали за нами. 
Постояв в лесу, пока не окончился обстрел, мы снова тронулись в путь, но не 
прошло и часа, как немецкий самолет застрекотал над головами. Местность была 
лесистой, и мы успели благополучно скрыться в чаще деревьев.
Понимая всю опасность нашего положения, я собрал Финикова, шоферов, заведующую 
детским садом, и мы стали совещаться, как ехать дальше.
– Я думаю так: пока дорога идет возле леса, то доедем до Красного вала и там 
остановимся дотемна, потому что дальше пойдет 90 километров ровной местности. А 
ночью нас немцу не увидеть, вот ночью мы и поедем, – предложил Михаил 
Степанович.
– А как же в темноте без фар ехать? – забеспокоился осторожный Фиников.
– Если ночь без облаков, то очень просто, а вот ежели облачка – поплутаем, – 
усмехнулся Костя.
Доехав до Красног