|
г спокойно жить и
трудиться каждый человек – и она уже была великой».
Да и цифры говорят сами за себя: «Статистика за 1904 год показывает, что
Россия в то время имела: коней – 26 миллионов, рогатого скота – 36 миллионов,
овец – 52 миллиона и свиней – 22 миллиона. Накануне же Первой мировой войны в
1913 году, по сведениям министерства сельского хозяйства, живность в России по
сравнению с 1904 годом увеличилась почти в два раза.
Хлеб Россия экспортировала в Европу во все государства по их требованию. Много
экспортировала мяса, масла скотского, которое специально готовилось в огромном
количестве. Жители российских городов не поедали этих продуктов, т. к. их было
очень много. Для использования всех продуктов существовали маслодельные артели,
которым помогали государственные кредитные кассы. Этот продукт не обесценивался,
несмотря на то, что рынка для сбыта в России не было. Сбыт на иностранные
рынки не позволял делать быстрых торговых оборотов вследствие скопления крупных
партий для отправки за границу, а деньги были нужны крестьянину на жизнь и для
развития сельского хозяйства, поэтому кредитные кассы были нужны».
Кстати сказать, на фоне этого изобилия хазарские революционеры, чтобы поднять
народ на бунт, прибегли к их излюбленному инструменту – лжи. Они стали
распространять откровенную клевету, что, якобы, в России истощились все запасы
для снабжения армии, и народ уже накануне голода. И им удалось добиться того,
что петроградские рабочие приходили к Думе с плакатами: “Долой войну, дайте
народу хлеба!”
Хлеб был в изобилии – в Сибири, на Волге и в губерниях Черноземной полосы было
достаточно ссыпных пунктов и элеваторов.
«Перед Первой мировой войной у нас уже не было чеховских мужиков, сидевших в
курной избе с лучиной. Также не было помещиков Фамусовых, Чичиковых и Плюшкиных.
Крестьянин в деревне освещал свое жилище керосиновой лампой, а в большие
праздники или когда много гостей, зажигал лампу “молния”. Уже трудно было найти
такой дом, где бы была в доме одна комната. Сохой уже на тощей кобыленке
крестьянин не пахал под посев, а запрягал в плуг пару добрых коней или быков».
Волегов вспоминает: «Наша армия в то время была снабжена всем необходимым
лучше, чем в первые годы войны. Главное интендантство заверяло, что Россия была
в состоянии продолжать войну еще пять лет. Между Россией и Германией получился
контраст. В России положение с транспортом и снабжением армии улучшалось с
каждым годом войны, а в Германии получилось обратное явление – чем дальше, тем
больше ощущались недостатки в продуктах питания. В начале 1917 года там уже был
введен рацион для мирного населения. Это являлось главным фактором для Германии
как можно скорее кончать войну. Россия в это время была накануне победы и имела
все ресурсы, чтобы победить».
Казалось бы, я писала о многих достижениях российской священной
государственности ранее. Но мысль неуклонно, как будто по чьей-то воле свыше,
снова и снова возвращается к тем дням былого Имперского величия, заставляя еще
раз написать об этом, привлечь внимание моего дорого читателя к нашей славной
истории. Наверное, это нужно и важно для того, чтобы мы, спустя много лет
страданий и лишений, пришли не только к пониманию, но и к глубокому убеждению,
что лучшей модели государственности для России, чем Православная империя, не
существует. Россия может существовать только как Империя. В противном случае
она обречена на смерть.
Имперская модель создает колоссальный запас прочности, позволяющий государству
не только выживать, но и развиваться, и успешно защищаться в условиях таких
жесточайших кризисов, как мировые войны.
Вопрос имперскости – это очень важный вопрос нашей идентичности, являющейся
стержнем, главной опорой нашего национального сознания и достоинства. Чтобы их
сохранить, наш народ должен помнить, что «они сыны и дочери исторической
великой России и могут с гордостью считать себя русскими».
Продолжая свое путешествие в прикровенную Империю, мы мчимся над огромными
просторами Сибири, которую в нынешней России оккупанты-хазары превратили,
осуществив мечту Троцкого, в «безлюдную пустыню, населенную белыми неграми»,
преимущественно мигрантами, работающими там по вахтовому методу и не считающими
эту землю своей.
Но мы летим над другой Сибирью, имперской, богатой, изобильной, которая помнит
то, о чем писал в своих воспоминаниях И. Волегов: «Сибирь – это богатство
России. Измерить это богатство в настоящее время не представляется никакой
возможности, ибо оно еще лежит не тронуто и не исследовано. Крестьянину Сибири
природа предоставила все, от чего он мог обогатиться. Землю, которая давала
богатые урожаи, поля для скотоводства, реки для рыболовства и тайгу для охоты –
от всего у него был доход.
Бывало, поедешь из города в деревню на летние каникулы с пятью или шестью
рублями (зарплата рабочего в 1913 году была 20 золотых рублей в месяц, а
народного учителя 25-30 золотых рублей. – Прим. авт.) – за эти деньги получишь
хорошенькую чистенькую комнату и будут вас кормить целый месяц, как на убой.
Дадут сибирские шаньги, блины или оладьи, штук десять сваренных вкрутую яиц,
миску сметаны, топленое масло в глиняной масленке, огромный кувшин молока, ну,
а чай непременно – это завтрак. Во время обеда подавали не менее пяти блюд,
почти все молочные, а из мясных – один суп из солонины. Свежее было только
курица или гусь. Засолов ставили к обеду много: грузди, огурцы, редьку и, как
сладкое, после всего подавали свежие ягоды – чернику, землянику или малину с
молоком. Ужинали тем, что осталось от обеда, и вечерний чай с брусникой и
домашним печеньем».
Сибирь имперская помнит, что была в ней мощная энергия жизни и была она
наполнена жителями. «А Забайкальское казачество гордилось тем, что в случае
нападения врага на Россию, при объявлении общей мобилизации, они могли
выставить 1
|
|