Такие подходы к военной политике, обусловленные, без сомнения, традиционной 
гражданско-общинной идеологией, имели целью обеспечение не только политической 
лояльности войск, но и высокого уровня профессионализма. Этот профессионализм, 
присущий императорской армии, однако, не противоречил гражданско-общинным 
принципам военного устройства. Современные исследователи считают возможным 
говорить о начале превращения римского войска в «постоянную армию с 
профессиональным оттенком» уже в период Ранней республики в связи с такими 
факторами, как введение круглогодичной военной службы и жалованья солдатам во 
время войны с Вейями в конце V в. до н. э.107 Совершенно прав Л. Кеппи, отмечая,
 что римский профессионализм в военной сфере связан не только с определенными 
институтами, но и с римской ментальностью. «По существу, — пишет он, — римская 
армия Ранней и Средней республики представляла собой совокупность вооруженных 
граждан, которых вели в бой их избранные магистраты. Но описывать эту армию как 
ополчение значит понимать ее состав (capacity) и недопонимать склад ума ее 
лидеров и отдельных членов. Дисциплина и тренировка были ее отличительными 
признаками, тщательность, с какой возводился лагерь, обнаруживает отнюдь не 
просто объединение воинов-любителей. Римляне усвоили профессиональное отношение 
к военному делу задолго до того, как армия приобрела профессиональные 
институты»108.
Институциализируя профессиональную армию, Август и его преемники опирались на 
это отношение к военному делу и в то же время вовсе не отказывались от 
гражданского принципа комплектования легионов. Сочетание принципа «гражданин — 
солдат» с профессиональным характером армии можно отнести к бесспорным 
достижениям военной реформы Августа. Основатель принципата, вероятно, вполне 
отдавал себе отчет, что без этого армия легко превратиться в наемное войско, 
которое всегда будет источником повышенной угрозы для власти принцепса и 
общества. Учитывая общие тенденции и конкретные мероприятия Августа в области 
военных преобразований, не будет, наверное, слишком смелым предположить, что он 
вполне мог бы подписаться под известными словами императора Гальбы, который в 
ответ на упреки в скупости сказал: «Я привык набирать солдат, а не покупать» 
(Suet. Galba. 16.1; Tac. Hist. I.5.5; Plut. Galba. 18.2; Dio Cass. LXIV.3.3).
Конечно, и в годы правления Августа, и в последующие периоды неоднократно 
возникали ситуации, когда не приходилось проявлять особую разборчивость при 
наборе войсковых контингентов, когда среди граждан преобладали sacramenti metus 
и trepedatio dilectus, когда лояльность войск императоры вынуждены были 
приобретать откровенным подкупом. Вполне вероятно, что картину проведения 
вербовки в армию, близкую к реальности, дает то пародийное описание, которое мы 
находим на страницах романа Апулея в рассуждениях предводителей разбойников109. 
Но лейтмотивом политики рекрутирования в эпоху Ранней империи оставалась 
ориентация на гражданский статус легионов, составлявших основу вооруженных сил, 
и на высокий уровень моральных требований, предъявляемых к воинам. Другое дело, 
что в условиях мировой державы римские легионеры были уже гражданами не города 
Рима, но географически обширной Res publica, служба которой была и службой 
императору110. Представляется, что к рассмотренной дихотомии «гражданин-солдат» 
полностью приложим вывод Клода Николе: при Империи «и в праве, и в 
действительности как фикция и как реальность продолжали существовать слова и 
институты общины»111. Не менее верным, в свете проведенного анализа, 
представляется и заключения К. Крафта, который подчеркивал в свое время, что 
Римская империя стала разваливаться тогда, когда солдаты на своей службе 
перестали чувствовать себя римскими гражданами112. Императорская армия 
сохраняла важные полисно-республиканские традиции не только в качестве 
идеальной нормы, но и в качестве практических установок, закрепляемых правом. 
Несмотря на неизбежную трансформацию в новых исторических условиях, именно эти 
традиции обеспечивали достаточно эффективное функционирование военной 
организации принципата.
Примечания:
[1] Dahlheim W. Die Armee eihes Weltreiches: Der romischen Soldat und sein 
Verhaltnis zu Staat und Gesellschaft // Klio. 1992. Bd. 74. S. 199.
[2] Nicolet C. Le metier du citoyen dans la Rome republicaine. P., 1976. P. 127.

[3] Игнатенко А.В. Армия в государственном механизме рабовладельческого Рима 
эпохи республики. Свердловск, 1976. С. 6 и сл.; Токмаков В.Н. Тактическое 
деление римского войска периода Ранней республики (V - первая половина IV в. до 
н. э.) // Вестник МГУ. Сер. 8. История. 1992. № 1. С. 51-62; он же. Социальный 
состав и структура военных сил Рима ранней Республики // Античность Европы: 
Межвуз. сб. Пермь, 1992. С. 162-168; он же. Структура и боевое построение 
римского войска Ранней республики // ВДИ. 1995. № 4. С. 138-160; он же. Военная 
организация Рима Ранней республики (VI-IV вв. до н. э.). М., 1998. С. 176 слл.
[4] Dawson D. The Origins of Western Warfare. Militarism and Morality in the 
Ancient World. Boulder; Oxf., 1996. P. 4; 113-114.
[5] На это специально указал Полибий в своих рассуждениях о причинах 
превосходства Рима над Карфагеном, подчеркивая, что, в отличие от пунийцев, 
римляне полагаются не на иноземные наемные войска, но на доблесть собственных 
граждан, защищающих свое отечество, и на помощь союзников (VI.52.1 sqq.).
[6] Nicolet C. Op. cit. P. 123 suiv.; 197; Patterson J. Military organization 
and social change in the later Roman Republic // War and Society in the Roman 
world / Ed. by J. Rich, G. Shipley. L.; N. Y., 1993. P. 95.
[7] Greg W. Roman peace // War and Society… P. 175-176, со ссылкой на: Harris W.
V. War and imperialism in Republican Rome 327-70 B.C. Oxf., 1979. P. 9-10; 
North J.A. The developement of Roman imperialism // JRS. 1981. Vol. 71. P. 6.