о они прибыли 
на зимние квартиры и укрепили их.
26. Дней через пятнадцать после прибытия на зимние квартиры, по почину 
Амбиорига и Катуволка, внезапно началось восстание и отпадение. Когда они 
встретили на границе своей страны Сабина и Котту и доставили провиант в их 
зимний лагерь, то под влиянием посольства от тревера Индутиомара они 
взбунтовали своих людей, внезапно напали на солдат, рубивших лес, и с большим 
отрядом подошли к лагерю с целью штурмовать его. Но наши быстро взялись за 
оружие, взошли на вал, а с другой стороны лагеря выслали испанскую конницу и 
одержали верх в завязавшемся конном сражении, вследствие чего враги отчаялись в 
успехе, бросили штурм и отступили. Тогда, по своему обычаю, они подняли крик, 
чтобы кто-нибудь из наших вышел для переговоров: они имеют сообщить нечто 
касающееся интересов обеих сторон и надеются, что это сообщение поможет уладить 
их недоразумения.
27. К ним послали для переговоров римского всадника Г. Арпинея, друга Кв. 
Титурия, и некоего Кв. Юния из Испании, который уже раньше, по поручению Цезаря,
 неоднократно хаживал к Амбиоригу. Амбиориг сказал им приблизительно следующее: 
он признает, что многим обязан Цезарю за его благодеяния; благодаря ему он 
освобожден от дани, которую он платил своим соседям адуатукам; Цезарь вернул 
ему родного сына, а также сына брата, которые были посланы адуатукам в 
заложники и содержались у них в цепях и в рабстве. Что же касается нападения на 
лагерь, то он сделал его не по своему решению и воле, но по принуждению своего 
народа, ибо власть его такова, что народ имеет над ним такие же права, как и он 
над народом. А народ его потому начал войну, что не мог противиться внезапному 
восстанию всей Галлии. Самое лучшее доказательство этому – его собственное 
бессилие: ведь не до такой степени он не осведомлен об общем положении дела, 
чтобы питать уверенность в победе над римлянами своими собственными силами. Но 
таково решение всей Галлии, и именно сегодняшний день выбран для штурма всех 
зимних лагерей Цезаря, чтобы ни один легион не мог прийти на помощь другому. 
Как галлы, они, конечно, не могли отказать галлам же, тем более что принятое 
решение, очевидно, имело целью восстановление национальной свободы. Так как он 
в достаточной степени исполнил перед ними долг патриота, то теперь он желает 
исполнить долг благодарности за благодеяния, полученные от Цезаря; как старый 
друг он настоятельно просит Титурия подумать о себе и о своих солдатах. Большой 
отряд наемных германцев уже перешел через Рейн, через два дня он будет здесь. 
Римляне сами должны решить, не лучше ли им, прежде чем заметят соседи, оставить 
зимние квартиры и дойти или до Цицерона, или до Лабиэна, из которых один 
находится от них в пятидесяти милях, а другой несколько дальше. Он одно им 
обещает и скрепляет это обещание клятвой – дать свободный проход по своей земле.
 Этим он исполнил бы долг перед своим народом, освобождая его от зимнего постоя,
 и отблагодарил бы Цезаря за оказанные услуги. После этой речи Амбиориг 
удалился.
28. Арпиней и Юний доложили услышанное легатам. Пораженные этим внезапным 
сообщением, они полагали, что им нельзя пренебрегать, хотя оно идет от врага. 
Особенное впечатление производила на них малая вероятность того, чтобы такой 
незначительный и слабый народ, как эбуроны, сам по себе мог осмелиться начать 
войну с римлянами. Поэтому они доложили дело военному совету, и там между ними 
возник большой спор. Л. Аурункулей и большая часть военных трибунов и 
центурионов первого ранга полагали, что ничего не следует делать наобум и что 
зимний лагерь нельзя покидать без приказания Цезаря; они доказывали, что в 
хорошо укрепленном зимнем лагере можно устоять против каких угодно полчищ, хотя 
бы и германских: об этом свидетельствует уже то, что первую неприятельскую 
атаку они очень храбро выдержали и даже нанесли врагу большой урон; в отношении 
продовольствия они не страдают; а тем временем подойдут подкрепления как из 
ближайшего зимнего лагеря, так и от Цезаря. Наконец, разве не верх легкомыслия 
и позора принимать самые ответственные решения по совету врага?
29. В ответ на это Титурий кричал, что поздно уже будет, когда соберутся еще 
большие неприятельские полчища, да еще с присоединением германцев, или когда 
случится какое-либо несчастье в соседнем зимнем лагере. Теперь некогда 
совещаться. По его мнению, Цезарь отправился в Италию; иначе и карнуты не 
задумали бы убить Тазгетия, и эбуроны не пошли бы на наш лагерь с таким 
презрением к нам, если бы Цезарь был здесь. Не с советом врага он соображается, 
а с реальными фактами: Рейн близко; германцы очень огорчены смертью Ариовиста и 
нашими прежними победами; пылает местью вся Галлия, претерпевшая столько 
оскорблений, покорившаяся римской власти и утратившая свою прежнюю военную 
славу. Наконец, кто мог бы поверить тому, чтобы Амбиориг решился на такой шаг 
без определенных оснований? Его мнение вдвойне безопасно: если дело не так 
плохо, то они без всякой опасности достигнут ближайшего легиона; но если вся 
Галлия заодно с германцами, тогда единственное спасение заключается в быстроте. 
Наоборот, к каким результатам приведет предложение Котты и других, не согласных 
с ним? Если даже незачем будет бояться опасности в данный момент, зато в 
будущем грозит голод как последствие долгой осады.
30. После речей обеих сторон, причем Котта и центурионы первого ранга упорно 
отстаивали свое предложение, Сабин еще громче закричал, так что его могла 
слышать значительная масса солдат: так пусть будет по-вашему! Я не таков, чтобы 
бояться смерти более, чем кто бы то ни было из вас! Вот они поймут, и если 
случится беда, от тебя они потребуют ответа. Не будь дело за тобой, они могли 
бы уже послезавтра соединиться с своими товарищами в ближайшем зимнем лагере и 
сообща с ними разделять превратности войны, вместо того чтобы быть здесь 
брошенными и сосланными и погибать вдали от остальных либо от меча, либо от 
голода.
31. Все участники совета встают, схватывают за руки обоих противников и просят 
не доводить дела своими раздорами и уп