последние рассуждения. Да и 
теперь мы не видим достаточных оснований для их сообщения. Цезарь требовал 
свободного проезда его посольства к Помпею; Либон и Бибул должны в этом 
поручиться или же сами препроводить это посольство к Помпею. Что же касается 
перемирия, то военное положение обеих сторон таково, что они своим флотом 
задерживают подход его кораблей и подкреплений, а он отрезывает их от воды и от 
суши. Если они хотят для себя в этом пункте облегчения, то пусть ослабят охрану 
моря; если же они за него держатся, той он будет удерживать за собой сушу. Тем 
не менее переговоры о соглашении возможны и помимо этих уступок: одно другому 
не мешает. Либон отказывался брать на себя ответственность за послов Цезаря и 
гарантировать их безопасность, ссылаясь на то, что это зависит исключительно от 
усмотрения Помпея; он, однако, настаивал на перемирии и всеми силами старался 
его провести. Цезарь понял, что Либон завел эти переговоры только с целью 
улучшить свое опасное и стесненное положение: ни видов на мир, ни каких-либо 
реальных предложений при этом не было. Поэтому он снова обратил свое внимание 
на дальнейшее ведение войны.
18. Бибул, который много дней подряд не имел возможности сойти на сушу, тяжко 
заболел от холода и от напряженных трудов. Так как на море нельзя было лечиться 
и при всем том он не хотел покидать своего поста, то он не мог оправиться от 
болезни. После его смерти верховное командование над флотом не перешло к 
какому-либо одному лицу, но каждый отдельный командир распоряжался своей 
эскадрой как хотел. Когда улеглась тревога, вызванная неожиданным появлением 
Цезаря, Вибуллий решил при первом же подходящем случае, в присутствии Либона, Л.
 Лукцея и Феофана, с которыми Помпей имел обыкновение советоваться о важнейших 
делах, начать речь о поручении Цезаря. Но Помпей прервал его с первых же слов и 
не дал говорить дальше: зачем мне жизнь, сказал он, зачем мне гражданские права,
 если дело будет иметь такой вид, что я ими обязан милости Цезаря? Подобного 
предположения никоим образом нельзя будет устранить, когда начнут думать, что 
меня по окончании войны возвратили в Италию, из которой я сам выехал. Об этом 
Цезарь узнал от таких людей, которые присутствовали при беседе. Тем не менее 
Цезарь не прекращал своих попыток; но только он стал добиваться мирных 
переговоров другим путем.
19. Между лагерями Помпея и Цезаря была только река Апс, и солдаты часто 
вступали друг с другом в разговоры, во время которых, по взаимному соглашению, 
прекращалась перестрелка. И вот Цезарь послал своего легата П. Ватиния к самому 
берегу реки, чтобы заговорить о самых существенных условиях мира и громко 
спросить, позволительно ли римским гражданам посылать к своим согражданам 
послов, что сам Помпей дозволил даже беглым рабам в Пиренеях и морским 
разбойникам?>(23) А ведь теперь они добиваются того, чтобы граждане не вступали 
бой с гражданами. И многое другое прибавил он тоном просителя, как это и было 
естественно в деле, касающемся его собственного и общего спасения; его в 
молчании выслушали солдаты обеих сторон. Ему ответили, что А. Варрон обещает 
выйти на следующий день для переговоров и сообща с ним обсудить, каким образом 
послы могли бы безопасно пройти к ним и изложить свои пожелания; для этой цели 
сообща было назначено определенное время. Когда на следующий день послы там 
сошлись, то из обоих лагерей явилось большое множество народа: все напряженно 
ожидали, чем кончатся переговоры, и казались чрезвычайно миролюбиво 
настроенными. Тогда из неприятельских рядов вышел Т. Лабиэн и начал очень 
высокомерно говорить о мире и спорить с Ватинием. Во время этого разговора 
вдруг со всех сторон полетели копья. Ватиний, которого прикрыли щитами солдаты, 
спасся, но многие были ранены, в том числе Корнелий Бальб, Л. Плоций, М. 
Тибурций, несколько центурионов и солдат. Тогда Лабиэн воскликнул: Так 
перестань те же говорить о примирении; никакого мира у нас быть не может, пока 
нам не доставят головы Цезаря!
20. Около того же времени претор М. Целий Руф (24) взял на себя дело должников. 
С первых же дней вступления в должность он поставил свое судейское кресло рядом 
с креслом городского претора Г. Требония и обещал свою помощь всем, кто будет 
апеллировать на приговоры третейских судей касательно оценки имущества и уплаты 
долгов в духе распоряжений, сделанных Цезарем лично во время его пребывания в 
Риме. Но распоряжения эти были вполне справедливы, и Требоний проявлял большую 
гуманность, придерживаясь убеждения, что в эти времена следует производить суд 
милостиво и умеренно. Поэтому не находилось никого, кто хотел бы положить 
начало подобным апелляциям. В самом деле, оправдываться бедностью, жаловаться 
на свой личный и общественный крах и ссылаться на затруднения с аукционом — на 
это не требуется большой смелости; но что за дерзость и что за бесстыдство — 
признавать себя должником и в тоже время стремиться сохранить за собою свое 
имущество в неприкосновенном виде! Вот почему и не находилось охотников 
заявлять подобные требования, и Целий оказался суровее тех самых людей, чьих 
интересов это касалось. Так он начал свою деятельность. Не желая, чтобы его 
первые шаги в этом неблаговидном деле были неудачными, он обнародовал 
законопроект об уплате долгов без процентов в течение шестилетнего срока.
21. Но он встретил противодействие со стороны консула Сервилия и остальных 
магистратов, благодаря чему успех его агитации был ниже его ожиданий. Тогда для 
возбуждения страсти он взял назад свой первый законопроект и опубликовал два 
других: о сложении с квартиронанимателей годовой платы и об отмене долговых 
обязательств. В связи с этим он организовал нападение толпы на Требония и после 
кровопролитной схватки прогнал его с трибунала. Консул Сервилий доложил об этом 
сенату, и сенат высказался за устранение Целия от должности. На основании этого 
декрета консул исключил Целия из сената и при его попытке говорить с ростр 
удалил с форума. Тот, с досады на этот позор, официально заявил, будто бы он 
отправляется к Цезарю, но в де