Аппиан. Гражданские войны

КНИГА ПЯТАЯ
1. После смерти Кассия и Брута Цезарь отправился в Италию, Антоний — в Азию, 
где Клеопатра, царица Египта, встретилась с ним и сразу, с первого взгляда, 
завладела его сердцем. Эта любовь довела до крайних бедствий их обоих, а за 
ними и весь Египет. Вследствие этого часть этой книги будет посвящена Египту; 
она невелика и не заслуживает какого-либо особого заглавия, а поэтому ее и 
можно включить в значительно большую историю гражданских войн. И после Кассия и 
Брута происходили другие междоусобные войны, причем во всех них не бывало 
одного начальника над всеми, как в предыдущей войне, и были различные 
предводители, выступившие по очереди; эти междоусобия длились до тех пор, пока 
не был убит, подобно Бруту и Кассию, Секст Помпеи, младший сын Помпея Великого, 
оставшийся последним партийным участником войны, и пока не был отстранен от 
управления Лепид, после чего вся власть над римлянами перешла в руки только 
двух — Антония и Цезаря. Хотя всех этих событий был следующий.
2. Кассий, по прозванию Пармский, был оставлен Кассием и Брутом в Азии с флотом 
и войском для взимания денег. Когда умер Кассий, он, не думая, что подобная же 
участь постигнет и Брута, выбрал себе из родосского флота тридцать кораблей — 
столько, сколько он считал нужным снарядить, — а остальные, за исключением 
священного корабля, сжег, чтобы родосцы не могли поднять восстания. После этого 
он вышел в море со своими кораблями и с упомянутыми тридцатью. Клодий, 
посланный Брутом на Родос с тринадцатью кораблями и заставший на Родосе 
возмущение — к этому времени умер уже и Брут, — вывел охрану, состоявшую из 
трех тысяч тяжеловооруженных и выступил против Кассия Пармского. Прибыл к ним и 
Турулий, имея с собой еще много других кораблей и деньги, ранее собранные с 
Родоса. К этому флоту, представлявшему известную силу, стекались все, кто 
находился на морской службе в различных частях Азии; они снабдили его, 
насколько могли, тяжеловоору-
309
женными, также гребцами из числа рабов или пленных, пополняя состав их при 
посещении островов также и островитянами. Явился к ним и Цицерон, сын Цицерона, 
и все знатные граждане, которые бежали с Фасоса. Скоро накопилось весьма 
значительное число и полководцев, и солдат, и кораблей. Присоединив к себе еще 
Лепида! с другим войском — тем, которое подчинило Бруту Крит, они поплыли в 
Ионийское море к Мурку и Домицию Аэнобарбу, стоявшим там во главе больших сил. 
Из них одни вместе с Мурком отплыли в Сицилию и свои силы присоединили к силам 
Секста Помпея, другие остались у Аэнобарба, где образовали самостоятельную 
партию. Вот что образовалось прежде всего из остатков партии Кассия и Брута.
3. Цезарь и Антоний после победы при Филиппах совершили торжественное 
жертвоприношение и воздали публичную хвалу войску. Для распределения наград за 
победу первый из них отправился в Италию, чтобы раздать воинам земли и 
распределить их по колониям; он выбрал себе это дело, так как был нездоров, 
Антоний направился в провинции, находившиеся по ту сторону моря, для сбора 
обещанных воинам денег. Вновь Цезарь и Антоний распределили между собой 
провинции, присоединив к тем, которые были у них прежде, принадлежавшие Лепиду. 
Цизальпийскую Галлию было решено, по требованию Цезаря, оставить 
самостоятельной провинцией в соответствии с решением Цезаря старшего. На Лепида 
было возведено обвинение в том, что он передался Помпею; было решено, если 
обвинение окажется в глазах Цезаря ложным, дать Лепиду взамен другую провинцию. 
Солдаты, отслужившие в войсках положенный срок, были отпущены, за исключением 
восьми тысяч, которые просили разрешения продолжать военную службу; Цезарь и 
Антоний приняли их, разделили на отряды и зачислили в преторианские когорты2. 
Последнюю часть войска составляли солдаты, перешедшие от Брута: всего их было 
одиннадцать легионов пехоты и четырнадцать тысяч всадников. Из них Антоний 
получил для своего заграничного похода шесть легионов и десять тысяч всадников, 
Цезарь — четыре тысячи всадников и пять легионов; из них он дал Антонию два 
легиона, взяв взамен их тех, которые Антоний оставил под начальством Калена в 
Италии. И так Цезарь отправился в Ионийское море.
4. Антоний, явившись в Эфес, совершил торжественное жертвоприношение богине3 и 
тех, кто после пораже-
310
ния Брута и Кассия сбежались в храм и умоляли о милости, отпустил, за 
исключением Петрония, бывшего соучастника убийства Цезаря, и Квинта^, 
предавшего в Лаодикее Кассию Долабеллу. Затем, созвав эллинов и другие народы, 
населявшие часть Малой Азии около Пергама — из них некоторые присутствовали в 
качестве посольства при заключении договора, другие были сюда вызваны, — он 
сказал им следующее: «Вас, эллины, завещал нам ваш царь Аттал5, Вскоре же мы 
показали себя по отношению к вам добрее, чем был Аттал: от той подати, которую 
вы платили Атталу, мы вас освободили до тех пор, пока не явилась в этой подати 
нужда, — ведь и у нас есть люди, ищущие популярности в народе. А когда нужда 
явилась, мы назначили вам сумму взноса не в зависимости от ценза, чтобы, таким 
образом, иметь подать в постоянном размере; нет, мы предписали вносить каждый 
раз известную долю поступающего урожая плодов, чтобы и в неурожайные годы не 
испытывать недостатка вместе с вами. Когда же те, кто взял у сената на откуп6 
эти поступления, стали вас обижать и требовать гораздо больших взносов, Гай 
Цезарь убавил ваши взносы на треть, а чинимые вам обиды прекратил: ведь он 
поручил вам самим собирать подать с земледельцев. И его, такого человека, наши 
лучшие граждане называли тираном, и им вы выплачивали много денег, им, убийцам 
вашего благодетеля, действуя этим против нас, мстивших за него.
5. Теперь справедливая судьба окончила войну не как вы хотели, но как этого 
требовало право. Если бы с вами поступить как с союзниками наших врагов, то вы 
заслуживали бы кары; но так как мы охотно верим, что вы действовали по 
принуждению, мы нуждаемся в деньгах, в земле, в городах для наград победившему 
войску. А ведь в нем двадцать восемь легионов тяжеловооруженных, что составит 
вместе со всеми, кто еще находится в войске, свыше семнадцати тысяч человек; 
сверх того есть еще конница и масса других войсковых частей. По этому 
количеству людей вы можете видеть вместе с тем и то, в каком количестве денег 
мы нуждаемся. Для раздачи им всем земли и городов Цезарь и отбыл в Италию; если 
определить это одним словом, — он поехал туда, чтобы выселить Италию. На вас же,
 чтобы вы не были выселены с вашей земли, из городов, домов, храмов и могил, мы 
наложили взнос денег, не всех — этого вы и не могли бы выполнить, — но части их,
 притом самой незначительной; этим вы, я думаю, останетесь довольны. Того, что 
вы дали
311 
нашим врагам в два года, — а отдали вы им подать за десять лет, — будет нам 
достаточно, но получить мы это должны в течение одного года: этого требуют наши 
нужды. Вам, услышавшим о такой нашей милости, я мог бы еще прибавить только 
одно; ни на кого из вас не налагается такое наказание, которое равнялось бы 
вашей провинности».
6. Так говорил Антоний, сообщая о вознаграждении для двадцати восьми легионов 
пехоты. Я думаю, что указанное им число объясняется тем, что, хотя легионов 
было сорок три, когда в Мутине они заключали договор и давали такие обещания 
войску, война сохранила всего лишь двадцать восемь легионов. Эллины еще во 
время его речи бросались на землю, говоря, что в силу проявленных по отношению 
к ним со стороны Брута и Кассия принуждения и насилия они заслуживают не 
наказания, а сострадания; что они охотно дали бы благодетелям требуемое, но 
находятся в нужде из-за их врагов, которым они приносили не только деньги, но в 
счет денег и утварь и украшения, из которых при них же чеканилась монета. И, 
наконец, просьбами они добились разрешения в два года внести подать, 
полагающуюся за десять лет. Царям, дина' стам и свободным городам было 
предписано внести остальное, сообразно с силами каждого.
7. Когда Антоний объезжал провинцию, Луций, брат Кассия, и все прочие, бывшие в 
страхе и узнавшие о его милостях в Эфесе, пришли к нему с мольбой о прощении. И 
он простил всех, кроме участников убийства Цезаря: к ним одним он был 
беспощаден. Также он успокаивал наиболее пострадавшие города: ликийцев 
освободил от податей и советовал им заселять Ксанф, родосцам отдал Андрос, 
Тенос, Наксос и город Минд; города эти были вскоре отняты у них за слишком 
суровое с их стороны управление. Лаодикейцев и тарсийцев Антоний объявил 
свободными и снял с них подати, а проданных из числа тарсийцев в рабство 
освободил особым приказом. Афинянам, пришедшим к нему хлопотать о Теносе, он 
вместо Теноса дал Эгину, Икон, Кос. Скиаф и Пепареф. Проходя по Фригии, Мисии и 
стране галатов в Азии, Каппадокии, Киликии, Келесирии; Палестине, Итурее и 
остальным областям, занятым сирийцами, Антоний на всех наложил тяжелые подати и 
творил суд над городами и царями: в Каппадокии над Ариарафом и Сисинной, причем 
содействовал воцарению Сисинны, прельстившись красотой матери
312 
его, Глафиры; в Сирии он изгнал тиранов, правивших городами.
8. В Киликии Антоний упрекал явившуюся к нему Клеопатру за то, что она не 
приняла участия в походе Цезаря; скорее объясняя, чем оправдываясь, она 
указывала, что она немедленно послала к Долабелле свои четыре легиона и, имея 
готовую к отплытию часть флота, была задержана ветром и тем, что в очень скором 
времени Долабелла потерпел поражение; что она сама с хорошо снаряженным флотом 
отправилась в Ионийское море против Кассия, дважды угрожавшего ей, в случае 
если она будет сражаться в союзе с Антонием и Цезарем, воюющими против его 
партии; тем не менее она отправилась, не боясь Кассия, не остерегаясь Мурка, 
подстерегавшего ее на море; все это она делала, пока зима не принесла вообще 
много вреда, а ей причинила болезнь, из-за которой она и позднее не могла 
выступить; тем временем они уже одержали победу. Антоний, пораженный, помимо 
внешности, также и умом Клеопатры, тотчас влюбился в нее, как юноша, хотя ему в 
это время исполнилось уже сорок лет. Говорят, он от природы был всегда влюбчив; 
также говорят, что он был увлечен красотою Клеопатры, когда она была еще 
ребенком, а он юношей, в звании начальника конницы, сопровождал в Александрию 
Габиния, руководившего походом.
9. Теперь сразу у Антония ослабел прежний его интерес ко всему происходящему: 
чего бы ни требовала Клеопатра, все выполнялось без всякого внимания к 
священному или справедливому. Так, сестру Клеопатры Арсиною, находившуюся 
просительницей в Милете, в храме Артемиды Левкофриенты7, Антоний приказал убить 
посланным к ней людям; Серапиона, на Кипре бывшего полководцем Клеопатры, 
воевавшего в союзе с Кассием и проживавшего в Тире в качестве просителя, он 
приказал выдать Клеопатре. Точно так же он приказал жителям Арада выдать еще 
одного умолявшего о защите. После того как брат Клеопатры, Птоломей, пропал без 
вести в битве с Цезарем на Ниле, этого человека держали у себя арадийцы, 
выдавая его за Птолемея. Жреца Артемиды в Эфесе, по имени Мегабиз, некогда 
приветствовавшего Арсиною как царицу, Антоний приказал привести к себе; когда 
эфесцы стали просить за Мегабиза самое Клеопатру, Антоний отпустил его. Так 
быстро изменился Антоний, и охватившая его страсть сделалась для него и началом 
и концом всех дальнейших бедствий.
313 
После отъезда Клеопатры на родину Антоний послал всадников разгромить Пальмиру, 
город, находившийся на небольшом расстоянии от Евфрата; причины недовольства 
против него были незначительные: находясь на границе владений римлян и парфян, 
пальмирцы ловко вели свои дела и с теми и с другими, — купцы Пальмиры вывозят 
от персов индийские и аравийские товары и распространяют их в римских владениях,
 — на деле же Антоний рассчитывал, что таким путем всадники могут поживиться. 
Когда жители Пальмиры, заранее узнав об этом, перенесли все, что было им 
необходимо, на другую сторону реки и, расположившись на высоком берегу ее, на 
случай нападения вооружились стрелами — в этом роде оружия они были особенно 
сильны, — всадники, найдя город пустым, повернули обратно, не вступив в бой и 
ничего не захватив.
10. По-видимому, это обстоятельство вызвало немного времени спустя войну 
Антония с парфянами, когда к ним сбежалось много правителей из Сирии. Ведь 
Сирия до Антиоха Благочестивого и сына его Антиоха управлялась царями из рода 
Селевка Никатора8, как я уже об этом упоминал в книге о Сирии9; когда же Помпеи 
подчинил ее римлянам и назначил наместником Скавра, сенат после Скавра послал 
туда других Правителей, в том числе Габиния, воевавшего с александрийцами, 
после Габиния — Красса, погибшего в Парфии, а после Красса — Бибула. После 
смерти Гая Цезаря и последовавшей за нею смуты сирийские города управлялись 
отдельными правителями при содействии парфян; дело в том, что парфяне после 
несчастья, постигшего Красса, вторглись в Сирию и там действовали заодно с 
соправителями. Прогнав их в Парфию, возложив тягчайшую контрибуцию на народ и 
повторив ту же ошибку и по отношению к пальмирцам, Антоний не стал ждать 
восстановления спокойствия во взбудораженной стране, но, распределив по 
провинциям войско для зимовки, сам отправился в Египет к Клеопатре.
11. Она оказала ему великолепный прием. Антоний остался в Египте на зиму, 
проживая там без отличительных знаков власти, держа себя и ведя образ жизни 
частного человека, потому ли, что он находился в чужом государстве и в царской 
резиденции, или потому, что хотел свою зимовку превратить в праздник. Он 
отложил, по крайней мере, в сторону все заботы, перестал думать об обязанностях 
верховного правителя, носил эллинскую че-
314 
тырехутольную столу вместо тоги10, принятой на его родине, белые аттические 
сандалии, какие носят афинские и александрийские жрецы и которые называются 
фекасиями. Выходил из дому Антоний только в храмы и гимнасии или для беседы с 
учеными; время проводил с греками и Клеопатрой, которой, несомненно, он главным 
образом и посвящал все свое время. -
12. Так проводил время Антоний. У Цезаря во время его возвращения в Рим снова 
усилилась его болезнь, принявшая особенно опасный характер в Брундизии: 
распространилась даже молва, что он умер. Выздоровев, Цезарь вступил в Рим и 
показал друзьям Антония письмо, полученное от него. Друзья приказали Калену 
отдать Цезарю два легиона и написали в Африку Секстию, чтобы он уступил Африку 
Цезарю. Оба они так и сделали; Цезарь вместо прежних его провинций отдал Африку 
Лепиду, не внушавшему каких-либо подозрений своею деятельностью; остатки 
конфискованного при проскрипциях имущества Цезарь распродал. При составлении 
списков войска для поселения в колониях и при раздаче ему земель у Цезаря 
возникли затруднения. Солдаты просили дать им те города, которые как лучшие 
были им выбраны еще до войны; города же требовали, чтобы колонии были 
распределены по всей Италии или чтобы они получили наделы в других городах, а 
за землю требовали платы с получающих ее в дар. А денег не было. Тогда все 
обиженные, молодежь, старики, женщины с детьми, стали стекаться в Рим; сходясь 
группами на форуме или в храмах, они с плачем говорили, что, не совершив 
никакого преступления, они, жители Италии, изгоняются со своих земель и от 
своих очагов, словно они проживали во вражеской стране. Слыша это, римляне 
негодовали и скорбели вместе с ними, так как понимали, что война велась не ради 
пользы Рима, а в интересах правителей, желавших произвести государственный 
переворот. Награды раздавались и колонии учреждались для того, чтобы более уже 
не возрождалась демократия, так как устраивались для правителей поселения 
наемников, готовых надвое, чего бы от них ни потребовали.
13. В ответ на это Цезарь оправдывался перед городами необходимостью принять 
эти меры, понимая, впрочем, что такое объяснение ни в какой мере не покажется 
достаточным. И действительно, оно не казалось таковым: солдаты стали нагло 
нападать на соседей, забирать себе больше, чем им было предоставлено, стали 
выбирать на-
315 
илучшее. Не остановили солдат ни упреки Цезаря, ни его многочисленные новые 
подарки: к правителям, нуждавшимся в солдатах как опоре своей власти, солдаты 
относились с пренебрежением. Так прощло пять лет. За это время по необходимости 
постоянно обусловливалась прочность положения каждой из сторон зависимостью 
одной из них от другой: вождям нужно было, чтобы власть их поддерживалась 
войском, войску — чтобы существовала власть для закрепления того, что они себе 
забрали. А так как утверждение за воинами их владений не было бы прочным, если 
бы не была прочна власть, передавшая им эти владения, то воины и боролись бы за 
нее с вынужденным к ней сочувствием. Цезарь давал нуждающимся солдатам много и 
сверх переданного сначала, заимствуя для этого деньги из храмов. Это подняло 
еще более его престиж в глазах войска и приобрело еще большую благодарность, 
когда они видели, что Цезарь дает им не только земли, но и города, дома и 
деньги.
Зато криками негодования и ненависти встречали его терявшие то, что им 
принадлежало, но Цезарь терпел эти оскорбления, лишь бы угодить войску.
14. Видя все это, брат Антония Луций Антоний, бывший в то время консулом, жена 
Антония фульвия и управляющий делами Антония в его отсутствие Маний стали 
бояться, как бы не показалось, что все то, что происходило, сделано одним 
Цезарем и что поэтому его одного будут за все это благодарить, Антоний же 
потеряет благорасположение воинов. Поэтому они решили возвратить Антония и 
задержать организацию колоний. Но так как это было, по-видимому, невыполнимым, 
поскольку войско настаивало на своих требованиях, они стали просить Цезаря 
назначить устроителей колоний из числа легионеров Антония — хотя по договору с 
Антонием распоряжаться колониями было поручено одному Цезарю, все же они 
упрекали Антония за его отсутствие в такое время. Приведя к войску фульвию и 
детей Антония, они горячо просили солдат не допускать, чтобы Антоний 
пожертвовал славою и благодарностью, которую он заслужил оказанными им услугами.
 Впрочем, в это время слава Антония особенно возросла в глазах и войска, и всех 
прочих: вследствие болезни Цезаря вся победа при Филиппах представлялась делом 
рук одного Антония. Цезарь хорошо понимал, что с ним поступают несправедливо, 
что нарушается заключенный договор, но из личного расположения к Антонию 
уступил. Таким образом друзья Ан-
316 
тония назначили своих уполномоченных для устройства колоний из числа солдат 
Антония. Эти уполномоченные, желая показать себя еще более щедрыми к воинам, 
чем Цезарь, позволяли им причинять еще больше обид населению. Но была масса лиц 
из других городов, которые, живя рядом с колониями воинов и терпя от них много 
обид, порицали Цезаря, говорили, что эти поселения хуже проскрипций: последние 
применяются по отношению к врагам, а эти — к людям, не совершившим никаких 
преступлений11.
15. Цезарь знал, что указанные лица действительно терпят обиды, но ничего не 
мог против этого поделать: и денег не было для оплаты землевладельцам их земель 
и отсрочить выдачу наград за победу было невозможно при все еще продолжавшихся 
войнах: Помпеи господствовал на море и отрезал путь к городу, обрекши его на 
голод; Аэнобарб и Мурк набирали новое войско и флот и были бы также готовы к 
будущим действиям, если бы они не были вознаграждены за прежние победы. Большое 
значение имело и то, что уже прошло пятилетие власти триумвиров, которые теперь 
снова нуждались в расположении к ним войска. Вследствие всего этого Цезарь 
предпочитал не обращать внимания на проявлявшиеся в это время наглость и 
дерзость солдат. Раз, между прочим, произошел такой случай; в театре, в 
присутствии Цезаря, один солдат, не имея собственного места, прошел на места 
так называемых всадников12; народ обратил на это внимание, и Цезарь прогнал 
солдата. Войско возмутилось, и, когда Цезарь выходил из театра, воины, обступив 
его, требовали показать им этого солдата; не видя его, они решили, что он убит. 
Когда же он подошел, они сочли, что он только что приведен из тюрьмы; так как 
он отрицал это и рассказал, как все произошло, они стали говорить, что он лжет 
в соответствии с полученным им приказанием, и поносили его как изменника 
общественному делу. Вот что произошло в театре13.
16. Созванные в это время на Марсово поле14 для очередного наделения землею 
солдаты поспешили прийти еще ночью и сердились, что Цезарь медлит своим 
приходом к ним. Центурион Ноний стал смело порицать их, напоминал им о 
положении подчиненных по отношению к властвующему, указывал, что задержка 
Цезаря вызвана его нездоровьем, а не пренебрежением к ним. Солдаты сначала 
насмехались над ним, называли его льстецом, а затем, под влиянием возраставшего 
с обеих сторон раз
317 
дражения, стали поносить его и кидать в него кам»адми, а когда он бросился 
бежать, начали его преследовать. Он прыгнул в реку; они его вытащили, убили и 
труп его бросили на дорогу, по которой должен был пройти Цезарь. Друзья Цезаря 
советовали ему не ходить к воинам, а отступить перед этим безумным натиском, но 
он все же пошел, считая, что даст еще большую пищу бешенству, если не явится. 
Увидев труп Нония, он отошел в сторону и упрекал за убийство солдат так, как 
если бы оно было делом рук немногих; убеждал их быть в будущем осторожнее; 
затем произвел раздачу земель, предложил, чтобы за па'градами приходили те, кто 
их достоин, и дал подарки также и некоторым не заслужившим их, сверх их 
ожиданий. В конце концов пораженная толпа раскаялась в своем суровом отношении 
к Цезарю, устыдилась и сама себя осудила: Цезаря просили выяснить все дело и 
наказать виновников смерти Нония. Он же сказал, что знает, кто виновен, но что 
наказанием им будет уже самое сознание их вины и осуждение их товарищами. 
Солдаты, получив прощение, почет и подарки, сражу же, в противовес к прежнему 
их настроению, стали восхвалять Цезаря.
17. Ограничимся этими двумя примерами тогдашнего безначалия. Причинами его было 
и то, что полководцы занимали свои должности по большей части, как это бывает в 
период междоусобных войн, не на основании выборов, а также и то, что войска 
набирались не по установленным издревле воинским спискам и не для нужд всей 
родины, служили не для общественного блага, а в интереса^ только тех, кто их в 
войска зачислял; да и им они служили, подчиняясь не силе закона, а потому, что 
их привлекали данные отдельными лицами обещания; и сражались они не против 
врагов всего государства, а против врагов отдельных лиц, не против чужеземцев, 
а против равноправных с ними сограждан. Все это подорвало воинску»о дисциплину; 
солдаты считали себя не столько отправлявшими военную службу, сколько 
помощниками своих начальников на основе личного расположения, личного желания и 
полагали, что и правители нуждаются в них в личных своих интересах. Переход на 
сторону неприятеля, считавшийся прежде совершенно недопустимым, в это время 
даже удостаивался даров; так и поступали солдаты в громадном числе, а некоторые 
из знатных людей считали, что переход из одной партии в другую, совершенно ей 
подобную, не представляет собой «перебежки». Партии же были действительно 
вполне схожи, и никогда ни та, ни
318 
другая из них не занимала сама по себе враждебного положения в отношении 
римского государства как такового, Скорее предводители обеих партий 
представляли себе дело так, будто все они содействуют благу родины, и это в 
свою очередь облегчало такие «перебежки»: везде оказывалось возможным служить 
на пользу родине. Предводители понимали это положение и мирились с ним, зная, 
что они солдатами управляют не в силу закона, а скорее путем их задабривания. 
Таким образом, все войско было готово к смуте и к анархии, к неповиновению 
возглавлявшим смуту вождям.
1 8. А голод в это время терзал Рим: по морю ничего не доставлялось римлянами 
из-за Помпея; в самой Италии вследствие войн прекратились земледельческие 
работы. Если же что и произрастало, то шло для войска. Целые толпы занимались в 
городе по ночам грабежом, еще больше отягощая тем самым его положение. Делалось 
все это безнаказанно; молва приписывала грабежи солдатам. А народ закрыл свои 
мастерские и не хотел знать никаких властей: в обедневшем и разграбляемом 
городе не было, казалось, нужды ни в ремеслах, ни в магистратах.
19. В это время у Луция, приверженца демократии15, бывшего недовольным властью 
триумвиров, которая, казалось, не прекратится и по истечении установленного для 
нее срока, начались многочисленные столкновения и несогласия с Цезарем. 
Землевладельцев, у которых были отняты земли и которые просили защиты у всех 
влиятельных граждан, Луций один принимал у себя и обещал им помочь, причем они, 
в свою очередь, обещали помогать ему во всем, что бы он ни приказал. Это 
противодействие его как Антонию, так и Цезарю вызвало неудовольствие в войсках 
Антония. Также и Фульвия говорила, что Луций невовремя затевает распрю; ее, 
впрочем, вскоре переубедил хитрец Маний, указавший, что при спокойном состоянии 
Италии Антоний останется у Клеопатры, если же начнется война — поспешно 
развратится. Фульвия сразу, под влиянием чисто женских побуждений, стала 
подстрекать Луция к ссоре. А когда Цезарь выехал в оставшиеся еще неустроенными 
колонии, она послала к нему детей Антония вместе с Луцием, чтобы Цезарь своим 
появлением перед войском не получил превосходства перед Антонием. Когда конница 
Цезаря поскакала на Бруттийское побережье, опустошаемое Помпеем, Луций — или 
действительно так думая или притворяясь, что думает, будто конница выслана 
против него и детей Антония, — бежал
319 
в колонии Антония; там, набирая отряд для своей охраны, он перед войском 
обвинял Цезаря в измене Антонию. Но Цезарь разубедил солдат, уверив их, что у 
него с Антонием искренняя дружба и полное единомыслие, что Луций под влиянием 
враждебного настроения хочет поссорить их, противодействует власти триумвиров, 
благодаря которой воины имеют теперь постоянные владения в колониях. Он указал 
также, что конница еще и теперь находится в Бруттии, где и выполняет данное ей 
поручение.
20. Узнав о всем происходящем, начальники войска устроили в Теане разбор всего 
этого дела и договорились на следующем: триумвиры не должны препятствовать 
консулам управлять по обычаям отцов; никому, сверх принимавших участие в битве 
при Филиппах, не должны быть даваемы земельные наделы; находящиеся в Италии 
войска Антония должны участвовать на равных с другими условиях в распределении 
имущества проскрибиро&анных и денег, которые будут выручены за имеющее быть 
проданным имущество; ни один из триумвиров не должен набирать войско в Италии, 
Цезарю же в его походе Против Помпея должны быть даны в помощь два легиона из 
числа принадлежащих Антонию; путь через Альпы должен быть открыт войскам, 
посылаемым Цезарем в Испанию, и им не должен чинить препятствий Азиний Поллион; 
Луций, заключивший договор на указанных условиях, должен отослать личную охрану 
и бесстрашно исполнять свое дело. На таких условиях заключен был договор при 
посредстве начальников войска; выполнены же были только два последних условия: 
Сальвидиен беспрепятственно перешел Альпы.
2 1. Но так как все остальные пункты не проводились или с проведением их 
медлили, то Луций ушел в Пренесте, говоря, что он боится Цезаря, окруженного, в 
силу своей власти, телохранителями, в то время как он, Луций, охраны не имеет. 
Ушла к Луцию и Фульвия, говоря, что она боится Лепида из-за детей своих; она 
предпочла указать на Лепида, а не на Цезаря. Об этом оба они известили Антония, 
а с письмами к нему были посланы друзья, которые должны были сообщить ему обо 
всем. Что в точности было написано Антонием в ответ, я не мог установить, хотя 
и старался это выяснить. Начальники войск клятвенно обязались вновь вынести 
решение по делу Правителей в соответствии с тем, что представится справедливым, 
и тех, кто откажется подчиниться их решению, принудить к повиновению. Для этого 
они призвали Луция
320
и его приближенных; когда те не согласились явиться, Цезарь стал горячо 
порицать их и перед начальниками войска и перед римской знатью. Тогда знатные 
граждане отправились к Луцию и убедили его сжалиться над изнуренными 
междоусобиями Римом и Италией и согласиться на то, чтобы был произведен суд или 
при них или при начальниках войска.
22. В то время как Луций был еще под впечатлением всего сказанного явившимися к 
нему лицами, говорившими такие речи, выступил Маний и с большою смелостью 
сказал, что Антоний лишь собирает деньги среди чужеземцев, в то время как 
Цезарь заранее завладел и расположением войска и, благодаря своей энергии, 
удобнейшими местностями в Италии: ибо Галлию, которая раньше была предоставлена 
Антонию, он сделал независимой, обманув Антония; и Италию чуть ли не всю, а не 
восемнадцать лишь городов, он записал за своими ветеранами; тридцать четыре 
легиона, вместо сражавшихся с ним двадцати восьми, он наделил не только землею, 
но и деньгами из храмовых сумм. Эти деньги он собирал будто бы для борьбы с 
Помпеем, против которого он даже и не начинал готовиться к войне, несмотря на 
сильнейший голод в Риме; на самом же деле он распределял собранные деньги среди 
войска, чтобы заручиться его расположением против Антония. Также и имущество 
проскрибированных Цезарь больше дарил своим воинам, чем продавал. Если он 
действительно хочет мира, ему следует прежде всего отчитаться в своих прежних 
действиях, а в дальнейшем выполнять только то, что будет решено на общем 
совещании. Таким образом, Маний смело потребовал, чтобы, с одной стороны, 
Цезарь ни в чем не был единоличным господином, а с другой — чтобы его договор с 
Антонием не был незыблемым; затем, чтобы каждый из них пользовался 
неограниченной властью только в пределах того, что ему поручено, и чтобы 
распоряжения каждого из них признавались имеющими силу. Из всего этого Цезарь 
видел, что противная сторона хочет войны, и тогда обе стороны стали к ней 
готовиться.
23. Два легиона, поселенные в городе Анконе, прежде служившие под начальством 
отца Цезаря и участвовавшие также в походах Антония, узнали об этих 
приготовлениях Цезаря и антония и из уважения, питаемого к каждому из них, 
отправили в рим послов просить их обоих примириться. Когда Цезарь ответил, что 
не он затевает войну с Антонием, а что Луций выступает против него, 
Аппиан. Гражданские войны 
321 
Цезаря, послы, сговорившись с начальниками войска, все вместе отправили 
посольство к Луцию, прося его вместе с Цезарем предоставить дело суду; было 
ясно, что они собирались делать в случае его отказа от суда. Когда группа Луция 
согласилась на суд, местом для него был избран город Габин, между Римом и 
Пренесте: там был устроен трибунал с двумя кафедрами для ораторов посредине, 
как это бывает в настоящем суде. Придя первым, Цезарь послал всадников 
навстречу Луцию, чтобы они посмотрели, нет ли там какой-нибудь засады. Эти 
всадники, встретившись с всадниками Луция, представлявшими собой, очевидно, 
передовой или разведочный отряд, убили некоторых из них. Луций отступил, боясь, 
как он говорил, засады; и когда начальники войска стали его звать, обещая дать 
ему охрану в пути, он не послушался их.
24. Таким образом, примирение не состоялось. Луций и Цезарь решили воевать и 
уже стали резко выступать друг против друга в издаваемых ими приказах. Войско 
Луция состояло из шести легионов пехоты — количество, которое он имел при 
начале консульства; кроме того, у него было еще одиннадцать легионов Антония 
под начальством Калена, все размещенные в Италии. У Цезаря было четыре легиона 
в Капуе, а при себе он имел преторианские когорты16, кроме того, шесть легионов 
вел из Испании Сальвидиен17. Деньги Луций имел из провинций, с которыми Антоний 
не вел войны. У Цезаря же все его провинции, за исключением Сардинии, были 
охвачены войной, вследствие чего он занимал деньги из храмовых сумм, обещая с 
избытком вернуть их; брал он в Риме из Капитолийского храма, в Анции, Ланувии, 
Немусе и Тибуре; в этих городах еще и теперь есть богатейшие храмовые 
сокровищницы.
25, Волнения против Цезаря происходили также и вне Италии. В результате 
проскрипций18, военных колоний и распри Цезаря с Луцием слава и сила Помпея 
очень возросли. Кто боялся за себя, кто был лишен своего имущества, кто 
совершенно не признавал нового государственного строя — все они скорее всего 
шли к нему; кроме них, и молодежь, стремившаяся участвовать в войне ради наживы 
и не придававшая никакого значения тому, под чьим знаменем она сражается — ведь 
везде она сражается вместе с римлянами — также и она охотнее всего шла к Помпею,
 стоявшему, по ее мнению, за наиболее справедливое дело. Морская добыча сделала 
Помпея богатым; он имел и большой флот и полный людской состав.
322 
Явился к нему и Мурк, имея с собой два легиона войска, пятьсот стрелков, много 
денег и восемьдесят кораблей; другое войско он призвал к себе из Кефалении. Из 
всего этого некоторые заключают, что Помпеи легко овладел бы Италией, гибнущей 
от голода и мятежей и с надеждой взирающей на него, если бы он повел тогда 
агрессивную политику. Но, по неразумию, Помпеи предпочел не нападать, а только 
защищаться, пока и здесь не потерпел поражения.
26. В Африке Секстий, наместник Антония, незадолго до того передал свое войско 
наместнику Цезаря Фангону. Когда ему было предписано вновь взять на себя 
командование войском и Фангон не согласился его передать, Секстий начал войну с 
ним, собрав войско из солдат, уже отслуживших свой срок, толпы ливийцев и 
отрядов, предоставленных местными царями. Когда оба фланга войска Фангона 
потерпели поражение и лагерь его был взят, он, считая себя жертвой 
предательства, покончил самоубийством.
Итак, власть над обеими африканскими провинциями^ опять вернулась к Секстию; 
Бокха, царя Мавритании, Лу-^ ций убедил сражаться с Карриной, наместником 
Цезаря,, в Испании. Аэнобарб, переплыв Ионийское море с семьюдесятью кораблями, 
двумя легионами воинов и некоторым количеством стрелков из лука и пращи, 
легковоору-,,, женных воинов и гладиаторов, стал опустошать области,i 
признавшие власть триумвиров; затем, переплыв в Брун-., дизий, он захватил 
часть трирем19 Цезаря и часть из, сжег, запер брундизийцев в их укреплениях и 
стал грабить их территорию. 1
27. Тогда Цезарь послал в Брундизий легион воинов Ии поспешно отозвал 
Сальвидиена с пути в Испанию. Затем' и Цезарь и Луций разослали по Италии людей 
для набора:' войска; между производившими этот набор было много выступлений 
друг против друга и менее и более значит» тельных; часто имели также место и 
тайные козни. Расч< положением италийцев гораздо больше пользовался Лу> ций как 
воюющий в их пользу с новыми поселенцами. И не только те города, которые были 
приписаны к войску^ но почти вся Италия восстала, боясь для себя аналогич» ных 
мероприятий. Изгнав из городов или убив тех, кто да* вал Цезарю ссуды из 
храмовых сумм, они имели в своих руках свои укрепления и обратились за защитой 
к Луцию. Поселенцы и воины стали на сторону Цезаря; таким об-
323 
разом, и те и другие заняли свое место в этой войне, как если бы она велась 
из-за их собственных интересов.
28. В то время как все это происходило, Цезарь, собрав сенат и так называемых 
всадников20, сказал им следующее: «Я хорошо знаю, что партия Луция подозревает 
меня в слабости или трусости за то, что я не выступаю против них; эти обвинения 
будут высказываться и теперь, потому что я вас собрал. Но моя сила заключается 
в той части войска, которая вместе со мной терпит обиды, будучи лишаема Луцием 
земельных наделов, сильна и остальная часть, да и все прочее у меня 
представляет силу — кроме одной только моей решимости вести борьбу. Ведь 
неприятно мне вести внутренние войны без крайней к тому необходимости, 
неприятно употреблять оставшихся в живых граждан для борьбы друг против друга, 
особенно потому, что эта война не будет только слышна нам из Македонии или 
Фракии, а разыграется в самой Италии; чего только, не говоря об убитых мужах, 
не придется испытать Италии, если она станет ареной нашей войны! Вот почему я и 
колеблюсь; и теперь еще раз я заявляю, что ни я ничем не обидел Антония, ни сам 
я не испытал от Антония никакой обиды. К вам я взываю, чтобы вы ради себя самих 
выступили с порицанием партии Луция и добились ее примирения со мной. А если 
они и теперь не послушаются, тогда я тотчас же покажу им, что то, что я делал 
до сих пор, было вызвано благоразумием, а не трусостью; вас я прошу быть 
свидетелями моих слов и перед самими собой и перед Антонием и прошу вас 
объединиться против дерзости Луция».
29. Так сказал Цезарь. Из числа собравшихся некоторые опять поехали в Пренесте. 
Но Луций сказал им, что обе стороны зашли в своих действиях уже слишком далеко 
и что Цезарь неискренен, так как он^олько что послал в Брундизий легион 
препятствовать антонию возвратиться. Маний в свою очередь показал и письмо от 
Антония — подлинное или подложное, — где тот предписывал воевать, если кто-либо 
будет умалять его достоинство. Когда делегаты сената спросили, умалял ли 
кто-нибудь достоинство Антония, и призывали его к суду за эти слова, Маний еще 
много хитро говорил, пока, наконец, они не ушли, ничего не добившись. К Цезарю, 
для сообщения ему полученного ответа, они не пошли — потому ли, что каждый 
сообщил ему об этом лично, или по другим соображениям, или под влиянием стыда. 
Итак, война началась, Цезарь выступил в поход, оставив для охраны Рима Ле-
324 
пида с двумя легионами. Большинство знати ясно показало тогда свою 
неудовлетворенность властью триумвиров и перешло на сторону Луция.
30. В основном течение войны было следующее. Два легиона Луция, находившиеся у 
Альбы, восстали и, прогнав начальников, отпали от него. И Цезарь и Луций 
поспешно шли к легионам; Луций опередил Цезаря и вновь привлек легионы на свою 
сторону многочисленными денежными подарками и щедрыми обещаниями. Когда Фурний 
вел Луцию еще другое войско, Цезарь напал на арьергард последнего; за Фурнием, 
бежавшим на холм, а оттуда ночью перебравшимся в дружественный ему город Сентию,
 Цезарь ночью не решился следовать, опасаясь засады; он осадил днем Сентию 
вместе с лагерем Фурния. В это время Луций, спеша в Рим, послал туда вперед три 
отряда, которые ночью вступили тайно в город; сам он последовал за ними с 
многочисленным войском, конницей и гладиаторами. Так как Ноний, охранявший 
городские ворота, впустил его и передал подчиненное ему войско, то Лепид бежал 
к Цезарю. Луций держал перед римским народом речь, в которой говорил, что 
Цезарь и Лепид тотчас же потерпят наказание за захват власти, брат же его 
Антоний добровольно сложит с себя власть триумвира, заменив эту противозаконную 
тиранию консульской властью, властью законнейшей и установленной обычаями 
предков.
3 1. Таково было содержание речи Луция. При общей радости собравшихся, которые 
считали, что пришел уже конец власти триумвиров, он был провозглашен народом 
императором21 для войны против Цезаря; войско свое он пополнил из колониальных 
городов Антония, самые города укрепил. Города эти были дружественно настроены 
по отношению к Антонию; но в это время квестор Антония Барбатий, не поладивший 
из-за чего-то с Антонием и в результате этого отосланный им, сказал на 
задаваемые ему вопросы, что Антоний сердит на ведущих войну с Цезарем, так как 
тем самым они действуют против общей их власти. Вследствие этого некоторые, не 
подозревая, что Барбатий лжет, перешли от Луция к Цезарю. Луций двинулся 
навстречу Сальвидиену, шедшему к Цезарю с большим войском из Галлии. Вслед за 
Сальвидиеном шли Азиний и Вентидий, полководцы Антония, мешая Сальвидиену 
подвигаться вперед. Тогда Агриппа, близкий друг Цезаря, боясь, чтобы Сальвидиен 
не оказался окруженным, захватил Сутрий, местечко, которым дорожил Луций; Аг-
325 
риппа рассчитывал, что таким путем он отвлечет внимание Луция от Сальвидиена на 
себя и что затем Сальвидиен окажет ему помощь, явившись вслед за Луцием. Все и 
произошло так, как предполагал Агриппа; Луций, потерпев неудачу в своих 
замыслах, отправился к Азинию и Вентидию, причем ему мешали Сальвидиен и 
Агриппа, выжидавшие момента, когда они смогут захватить его в ущелье.
32. Когда из замысел открылся, Луций, не решаясь вступать в бой с двумя 
находящимися на его флангах противниками, отступил в укрепленный город Перузию, 
около которого разбил свой лагерь, поджидая войско Вентидия. Там его, а также и 
самое Перузию окружили тремя армиями одновременно Агриппа, Сальвидиен и только 
что прибывший Цезарь; остальные войска Цезарь стал поспешно отовсюду созывать, 
так как здесь, где он держал окруженного со всех сторон Луция, и был главный 
центр войны. Другие силы он послал препятствовать приближению войска Вентидия. 
Вентидий и Азиний не были склонны спешить и потому, что вообще не сочувствовали 
этой войне, не знали, каковы намерения Антония, а также и потому, что ни тот, 
ни другой, считаясь со своим достоинством, не склонны были передать другому 
верховное командование. Луций не решался вступать в битву с осаждавшими, силы 
которых были и лучше, и более многочисленны, и более опытны в военном деле, 
тогда как он имел войско, в большей своей части впервые участвующее в походе; 
он не решался также двинуться с места, так как одновременно ему стали бы мешать 
столь многие противники. Он послал Мания к Вентидию и Азинию побудить их 
поторопиться на помощь осажденному Луцию, а Тизиена с четырьмя тысячами конницы 
отправил грабить области Цезаря, надеясь этим положить конец осаде. Сам он 
отправился в Перузию, чтобы в случае надобности перезимовать в укрепленном 
городе, пока не явится войско Вентидия.
33. Цезарь тотчас же силами всего войска стал поспешно окружать Перузию рвом и 
валом на протяжении пятидесяти шести стадий22, так как город лежал на 
возвышенности; он протянул из Перузии к Тибру длинные стены, чтобы отрезать ее 
от подвоза провианта. Со своей стороны работал и Луций, укреплявший подошву 
холма другим таким же рвом и валом. Фульвия торопила Вентидия, Азиния, Атея и 
Калена идти из Галлии на помощь Луцию; затем, собрав еще одну армию, Фульвия 
послала ее
326 
Луцию под предводительством Планка. Планк истребил легион Цезаря, шедший в Рим; 
но когда Азиний и Вентидий, хотя и неохотно и без уверенности, как отнесется к 
этому Антоний, все же пошли к Луцию. побуждаемые Фульвией и Манием, и стали 
пробиваться через армию, отрезавшую им доступ, Цезарь с Агриппой, оставив в 
Перузии сторожевой отряд, вышли им навстречу. Пришедшие, не соединившись друг с 
другом, шли без всякого рвения и потом разбежались — один в Равенну, другой в 
Аримин, Планк — в Сполетий. Противопоставив каждому из них по армии, чтобы они 
не могли соединиться друг с другом, Цезарь вернулся в Перузию и поспешно стал 
обносить рвы частоколом, удваивать их ширину и глубину, так что та и другая 
равнялись тридцати футам; а затем построил окружную стену и на ней воздвиг 
полторы тысячи деревянных башен, каждую на расстоянии шестидесяти футов23 одна 
от другой; стена была снабжена частыми зубцами и другими приспособлениями, 
рассчитанными на два фронта — против осажденных и против тех, кто подошел бы 
извне. Во время этих работ происходило много различных стычек и сражений; в 
метании копий сильнее были воины Цезаря, в рукопашном бою — гладиаторы Луция: в 
этих боях они истребили большое количество людей.
34. Когда все эти работы были закончены Цезарем, голод охватил войско Луция; 
бедствие свирепствовало с бешеной силой, так как ни сам Луций, ни город ничего 
не подготовили против него заранее. Узнав об этом, Цезарь установил еще более 
строгую охрану. В ночь, предшествующую первому в году новолунию, Луций, выждав 
праздник, так как тогда можно было рассчитывать на недостаточную бдительность 
врагов, сделал нападение на ворота вражеского лагеря: так он рассчитывал 
прорваться через ряды врагов и привести новое войско — войска у него было много 
повсюду. Но скоро сюда подбежал легион, находившийся в резерве, и сам Цезарь с 
преторианскими когортами24; после энергичной борьбы Луций был оттеснен. В Риме 
в эти дни народ открыто проклинал и войну и победу, потому что хлеб 
приберегался только для солдат; врываясь в поисках хлеба в частные дома, народ 
грабил все, что находил.
35. Войско Вентидия, считая позором не оказать помощи изнуряемому голодом Луцию,
 отправилось к нему, в пути сражаясь с воинами Цезаря, со всех сторон их 
обступавшими и нападавшими на них. Но когда навстречу
327 
им вышли Агриппа и Сальвидиен' с еще более многочисленным войском, они 
испугались быть окруженными врагами и направились в местечко Фульциний, в ста 
шестидесяти стадиях25 от Перузии; там, окруженные войском Агриппы, они развели 
много огней, подавая этим сигнал Луцию. При обсуждении плана действия Вентидий 
и Азиний считали, что следует идти вперед и вступить в бой; Планк же говорил, 
что в таком случае они окажутся между Цезарем и Агриппой: следует выждать 
событий. Верх взяло мнение Планка. Находящиеся в Перузии сначала обрадовались 
при виде огней; затем, когда воины задержались приходом, подумали, что и на них 
напали враги; когда же огни потухли, решили, что воины истреблены врагами.
Луций под давлением голода вновь сражался всю ночь, начиная с первой стражи26 и 
до зари; бой шел вокруг всей окружавшей город стены. Оказавшись не в силах 
прорваться, он вновь бежал в Перузию; подсчитав, сколько осталось 
продовольствия, Луций запретил давать его рабам и велел следить, чтобы они не 
убегали из города и не дали бы знать врагам о тяжелом положении осажденных. 
Рабы толпами бродили в самом городе и у городской стены, падая от голода на 
землю и питаясь травой или зеленой листвой; умерших Луций велел зарыть в 
продолговатых ямах, боясь, что сожжение трупов будет замечено врагами, если же 
оставить их разлагаться, начнутся зловоние и болезни.
36. Так как не было видно конца ни голоду, ни смерти, тяжеловооруженные, 
удрученные всем этим, стали убеждать Луция повторить попытку прорваться через 
укрепления, обещая, что они сквозь них прорвутся во что бы то ни стало. Ободряя 
их рвение, Луций сказал: «Не так, как этого требовало положение дел, вели мы 
борьбу еще недавно, теперь же остается или сдаться или, если сдачу считать хуже 
смерти, биться насмерть». Все охотно согласились с этим и просили вести их при 
дневном свете, чтобы ночь не дала кому-нибудь повода уклониться от участия в 
бою. Луций повел их на рассвете. С собой они имели много приспособленных для 
борьбы с укреплениями орудий и много лестниц различного устройства. Несли они 
также с собой орудия, служащие для засыпки рвов, складные башни, которыми 
опускались доски на укрепления, различные стрелы и камни, также плетеные щиты, 
набрасываемые на частоколы. Устремившись бешеным натиском, они засыпали ров и 
перешли через частокол; 
328 
подойдя к стенам, одни из воинов стали их подкапывать, другие подтаскивали 
лестницы и башни; взялись за дело все сразу, защищаясь камнями, стрелами и 
свинцовыми ядрами, с полным пренебрежением к смерти. И то же самое происходило 
во многих частях войска. После того как они...27, все силы врагов были 
ослаблены, тем более, что они должны были разделиться на много частей.
37. После того как кое-где на стену были наброшены дощатые мосты, воины Луция с 
большой отвагой и с большой для себя опасностью сражались на мостах под косым 
обстрелом стрел и дротиков. Все же они прорвались: несколько человек вскочили 
на стену, за ними стали следовать другие; и, может быть, они в своей решимости 
отчаяния и достигли бы чего-нибудь, если бы, узнав, что таких орудий у них 
немного, лучшие и еще не утомленные из находившихся в резерве воинов Цезаря не 
подоспели на смену утомленным. Сразу они сбросили солдат Луция со стены, 
изломали их сооружения, и, уже оказавшись наверху, стали с презрением 
обстреливать их; у них к этому времени и оружие и они сами все были изрублены, 
так что уже и голос стал им изменять, но все же оставалось то же рвение. Когда 
враги стали сбрасывать трупы убитых на стене, снимая с них доспехи, они не 
могли вынести такого надругательства; подавленные этим зрелищем, не зная, что 
им делать, они на короткое время остановились, как останавливаются для отдыха 
борцы во время гимнастических состязаний. Под влиянием жалости к ним Луций 
звуком трубы возвестил отступление. Но когда воины Цезаря обрадовались этому и 
стали греметь оружием, как во время победы, солдаты Луция вновь схватили 
лестницы — башен у них больше уже не было — и с отчаянием понесли их к стенам, 
чем, однако, не причинили врагам никакого ущерба: дальнейшего вреда они уже 
вообще не могли причинить врагу. Обежав их всех, Луций просил их более не 
рисковать жизнью и, несмотря на их жалобы, против их воли отвел их назад.
38. Так окончился носивший самый ожесточенный характер бой у стены. Чтобы враги 
не отважились вновь повторить натиск на стену, Цезарь поставил у нее войско, во 
время предшествующих событий находившееся в резерве, и приказал солдатам по 
сигналу трубы вскакивать на стену в различных ее местах. Они вскакивали туда 
беспрерывно, хотя никто их к этому не понуждал, чтобы и самим в этом 
поупражняться и на врагов навести страх. Отчаяние охватило войско Луция, и, как 
это постоянно
329 
бывает в таких случаях, стоявшие на страже недостаточно бдительно несли караул; 
а в результате этой небрежности многие перебежали к неприятелю; среди них были 
не одни только простые воины, но также и некоторые из начальников. Под влиянием 
жалости к массе гибнущих людей Луций стал уже склоняться к примирению, но до 
поры до времени выжидал, так как некоторые из врагов Цезаря боялись за свою 
участь. Когда же все убедились, что Цезарь милостиво встречает перебежчиков, и 
стремление к миру у всех еще усилилось, Луция охватил страх, что он будет выдан 
врагам, если будет возражать против мира.
39. Когда были предприняты кое-какие шаги к этому и уже мелькала надежда на мир,
 Луций созвал войско и сказал ему следующее: «У меня было стремление вернуть 
государственный строй ваших отцов, воины, когда я видел, что власть триумвиров 
превратилась в тиранию, не окончившуюся тогда, когда, со смертью Кассия и Брута,
 исчезло обстоятельство, выставлявшееся как повод к учреждению этой власти. 
Когда Лепид был лишен принадлежавшей ему части этой власти, а Антоний был занят 
собором денег в отдельных странах, Цезарь один стал делать все по своему 
усмотрению, законы же отцов стали для римлян только смешной фикцией. Задумав 
заменить это состояние прежней свободой и демократией, я требовал, чтобы после 
раздачи наград за победу единовластие прекратилось. Когда я не смог ничего 
добиться убеждениями, я попытался принудить к этому авторитетом своей власти. 
Тогда Цезарь оклеветал меня перед войском, будто из жалости к земледельцам я 
препятствую раздаче земель. Об этой клевете я очень долго ничего не знал; но 
даже и узнав, я не верил, что ей кто-либо поверит, так как видел, что назначено 
много устроителей колоний для распределения между вами участков. Однако 
некоторых убедила эта демагогия, и они перешли к Цезарю для войны с нами, как 
они думают; с течением времени они узнают, что пошли в поход против себя самих. 
Вам же я заявляю, что вы избрали лучший путь и выносили испытания выше сил, но 
что мы побеждены не врагами, а голодом, а жертву которому нас покинули даже и 
наши полководцы. Что касается меня, то для меня было бы прекрасным бороться за 
родину до последнего издыхания, ибо прекрасную славу создала бы для меня в 
народной молве и смерть. Но я не решаюсь на это из-за вас, судьбу которых я 
ставлю выше собственной славы. Итак, я от-
330 
правлю послов к нашему победителю и буду просить его поступить за всех вас со 
мной одним так, как он захочет, а вам дать прощение; ведь вы — его сограждане, 
раньше вы были его солдатами, не сделали ничего преступного и теперь в войне 
участвовали в силу достойной причины и побеждены были скорее голодом, чем самой 
войной».
40. Так сказал Луций и тотчас же послал троих воинов, избрав их из числа самых 
выдающихся. Вся толпа солдат подняла вополь — одни из-за себя самих, другие 
боясь за полководца, который был в их глазах исполнен самых лучших намерений и 
самых демократических взглядов, но побежден крайними обстоятельствами. Три 
посла, явившись к Цезарю, стали ему напоминать об общей родине обоих войск, об 
общих их походах, о дружбе между собою знатных мужей, о доблести предков, не 
доводивших свои несогласия до такой непримиримости; приводили и другие подобные 
этому подходящие убедительные доводы. Цезарь, зная, что из врагов одни еще 
совсем неопытны в военном деле, другие — переселенцы — являются, напротив, 
опытными ветеранами, сказал с хитрым расчетом, что он дает прощение тем, кто 
воевал вместе с Антонием: он поступает так, выказывая этим свое расположение к 
нему, зато другие должны беспрекословно отдаться в его распоряжение. Это он 
сказал всем послам; задержав Фурния, одного из трех посланных, он наедине 
внушил ему надежду на величайшую милость с его стороны к приближенным Луция и 
ко всем прочим, за исключением только личных своих врагов.
41. Враги же Цезаря, заподозрив, что происходивший наедине разговор Фурния с 
Цезарем был направлен против них, самого Фурния, по его возвращении, поносили и 
просили Луция или вновь просить мира на равных для всех условиях или сражаться 
до последней капли крови, ибо война является не каким-то частным делом, но 
делом общим, предпринятым ради родины. Одобряя это, Луций жалел этих сенаторов 
и обещал отправить новое посольство. Указав, что он не имеет никого, кто 
подходил бы для этого дела больше, чем он сам, он отправился тотчас же без 
глашатая; впереди него быстро шли вестники, которые должны были известить 
Цезаря о приходе Луция. Тот тотчас же вышел навстречу. Цезарь и Луций 
встретились, явившись оба с друзьми, но выделяясь среди них по инсигниям и 
одежде императоров28. Приказав отойти своим друзьям, Луций шел всего только с 
двумя ликторами29, видом своим обнаруживая и свои намерения. Це-
331 
зарь, поняв его, последовал его примеру, показывая этим знак своего 
благоволения, которое будет проявлено по отношению к Луцию. Когда он увидел, 
что Луций спешит войти внутрь ограды лагеря Цезаря, показывая таким образом, 
что предоставляет себя в его распоряжение, Цезарь, предупредив его, вышел за 
пределы ограды, чтобы Луций мог свободно принять решение, какое ему было по 
душе. Приближаясь таким образом друг к Другу, они заранее обнаружили свои 
намерения и одеждой и всем своим внешним видом.
42. Когда они оба подошли ко рву, они приветствовали друг друга, и Луций 
сказал: «Если бы я сражался как чужеземец, Цезарь, я считал бы позорным 
понесенное поражение и еще более позорной — сдачу: и я мог бы легко освободить 
себя от этого позора, освободившись от себя самого. Но так как я сражался с 
согражданами, равными мне по положению, сражался за родину, я не считаю ввиду 
этого позорным быть побежденным таким врагом. И говорю я все это не с просьбой 
избавить меня от того, что ты пожелал бы сделать со мной, — ведь ради того, 
чтобы ты это сделал, я и явился в твой лагерь, не заключив перемирия, но явился 
лишь для того, чтобы хлопотать для других о прекращении справедливом и полезном 
для тебя. Мне, заявляющему это, следует отделить речь о других от речи о себе, 
чтобы ты, зная, что я один виновен в происшедшем, весь гнев свой обратил на 
меня. Не считай, впрочем, что я хочу все это сделать, руководясь своим 
прямодушием, — это было бы не к месту, — я делаю это лишь ради истины, без 
которой мне невозможно говорить, 43. Я повел против тебя войну не для того, 
чтобы, свергнув тебя, принять на себя власть, а чтобы восстановить родине 
господство знати, прекратившееся с утверждением триумвирата, что и ты сам не 
станешь отрицать. Когда вы учреждали эту власть, вы, признавая, что она 
противозаконна, установили ее как неизбежную и временную: она была вызвана тем, 
что вы не могли договориться с Брутом и Кассием, тогда еще бывшими в живых. Но 
затем, когда они, возглавлявшие смуту, умерли, а оставшиеся, если они и были из 
их партии, боролись не за форму правления, а лишь из страха перед вами, когда к 
тому же истекло и пятилетие власти триумвиров, тогда я считал нужным, чтобы 
были восстановлены учрежденные нашими отцами магистратуры; я не ставил даже 
интересы своего брата выше интересов родины, я надеялся убедить
332 
его, по его возвращении, добровольно согласиться на отмену власти триумвиров; 
вместе с тем я спешил провести эту меру, пока нахожусь у власти. И если бы это 
начал ты, одному тебе принадлежала бы и вся слава за это. Но так как я не 
убедил тебя, то считал, что смогу, придя в Рим, принудить тебя к этому как 
гражданин, знатный человек и консул. Это единственные причины, побудившие меня 
вести войну, а не мой брат, не Маний, не Фульвия, не колонии победивших при 
Филиппах, не жалость к землевладельцам, лишаемым их владений; ведь и я дал 
легионерам моего брата устроителей колоний, которые, отобрав у землевладельцев 
их владения, распределили их между воинами. Но ты выдвинул перед солдатами 
против меня именно этот вымысел, перенеся причину войны с себя самого на 
колонии. И преимущественно этим ты завладел их расположением и победил меня: 
они поверили тому, что война ведется мною против них и что им надлежит 
защищаться против меня, их обижающего. В войне тебе необходимо было хитрить; а 
когда ты победил, вышло так, что как ты — враг родины, так и я, желавший 
принести ей пользу, но не имевший возможности сделать это из-за царящего года.
4 4. С этими словами я предаю себя в твои руки, чтобы ты, как я это уже 
указывал, поступил со мною, как хочешь, и вместе с тем объясняю тебе, что я о 
тебе думал и раньше и теперь думаю, когда я явился к тебе один. Но достаточно о 
себе. Что касается моих друзей и всего войска — если только ты не отнесешься к 
моим словам с подозрением, — я советую тебе то, что для тебя будет наиболее 
полезным: не причиняй им никакого зла из-за наших с тобой раздоров. Так как 
ведь и ты человек, судьба которого зависит от случая, а не от чего-то прочного, 
не отстраняй тех, кто впоследствии, может быть, пожелает при тех или иных 
обстоятельствах, при той или иной надобности подвергнуться опасности ради тебя. 
Пойми на этом твоем примере, что нет надежд на спасение никому, кто не одержит 
победы. Даже если всякий совет врага внушает подозрение, а не доверие, все же я 
не побоюсь воззвать к тебе с просьбой не наказывать моих друзей за мой 
проступок или мою судьбу, но все кары сосредоточить на мне, виновнике всего. По 
этой причине я и оставил всех друзей позади, чтобы не казалось, что, говоря 
тебе все это при них, я веду хитрую игру ради своих личных интересов».
Аппиан. Гражданские войны 
333 
45. Окончив речь, Луций замолчал, Цезарь же сказал следующее: «Видя, что ты, 
Луций, идешь ко мне без заключения перемирия, я поспешил тебе навстречу, пока 
ты находился еще вне моего лагеря, чтобы ты решал, говорил и действовал так, 
как находишь нужным, являясь еще сам себе господином. Теперь, когда ты 
предоставил себя в мое распоряжение, как поступают сознающие свою вину, мне 
незачем изобличать ложь всего того, что ты с таким искусством мне говорил. 
Решив с самого начала вредить мне, ты и вредил до самого последнего времени. 
Если бы ты вступил со мной в переговоры о мире, ты почувствовал бы и то, что я 
тобой обижен, и то, что я — победитель. Но раз ты без переговоров о мире 
передаешь в мое распоряжение и себя самого, и друзей, и войско, ты тем самым 
обессиливаешь мой гнев и те полномочия, которые ты дал бы мне, по необходимости,
 при заключении договора. То, что вы заслужили за свои действия, переплетается 
с тем моральным долгом, выполнение которого я считаю справедливым. Я предпочту 
второе ради богов, ради себя самого и ради тебя, Луций: я не обману со своей 
стороны тех твоих надежд, с которыми ты явился ко мне».
Вот что они сказали друг другу, поскольку то, что сохранилось в мемуарах30, 
можно было перевести на греческий язык, руководствуясь смыслом сказанного. 
Затем они разошлись, причем Цезарь отнесся с одобрением к Луцию и удивлялся, 
что он не сказал ничего малодушного или неразумного, как это свойственно людям 
в тяжелом положении; Луций же удивлялся Цезарю, его характеру и сжатости его 
речи. Все остальные догадывались о том, что было сказано, по виду обоих 
собеседников.
4 6. Затем Луций послал трибунов3} получить от Цезаря пароль для войска. 
Трибуны, со своей стороны, отнесли Цезарю списки войска, как это делается и 
теперь; трибун, просящий пароль, передает царю журнал со списками воинов, 
имеющихся налицо на данный день. Получив пароль, трибуны пока еще продолжали 
оставлять стражу у себя: по приказанию Цезаря в эту ночь каждое войско само 
должно было заботиться о своей охране. С наступлением дня Цезарь совершил 
жертвоприношение, а Луций послал к нему свое войско в полном вооружении, но 
готовое выступить в путь. Приветствуя издали Цезаря как императора32, солдаты 
по отдельным легионам становились там, где приказывал им Цезарь, новобранцы 
отдельно от ветеранов и колонистов. По окончании священно-
334 
действия Цезарь, увенчанный лаврами, символом победы, председательствовал, сидя 
в кресле; приказав всем сложить оружие там, где они стоят, он затем велел 
колонистам подойти ближе. По-видимому, он собирался упрекнуть их в 
неблагодарности и хотел припугнуть их. Но войско Цезаря, понявшее заранее его 
намерения, или по заранее сделанному уговору — часто в таких случаях 
сговариваются — или под влиянием чувства к своим соплеменникам нарушило строй и 
окружило подошедших солдат Луция. Встретив их приветствиями и плачем, как 
прежних соратников, они просили за них Цезаря и не переставали кричать и 
приветствовать их. Участвовали при этом и солдаты нового набора, которые не 
отличались от основной армии, да это было бы и невозможным.
47. Тогда Цезарь не стал настаивать на своем решении; с трудом уняв кричащих, 
он сказал своим солдатам следующее: «Соратники, всегда ваши отношения ко мне 
были таковы, что ни в чем не может быть вам отказано мною. Я считаю, что 
солдаты нового набора были принуждены сражаться на стороне Луция; но я хотел 
спросить вот этих, неоднократно сражавшихся вместе с нами и теперь нами щадимых,
 что они испытали от нас, какой милости были лишены или чего большего ожидали 
от другого военачальника, когда подняли оружие против меня, вас и себя самих? 
Ведь все мои труды пошли на устройство колоний, в которых и они должны были 
иметь свою долю. Если вы позволите, я и теперь спрошу их». Но так как воины 
этого не позволяли, непрерывно прося Цезаря за солдат Луция, он сказал: 
«Уступаю вашему желанию: пусть вина их будет отпущена без всякого наказания, 
если только в дальнейшем они будут держаться одинакового с вами образа мыслей». 
Воины обоих войск обещали это с криками благодарности по адресу Цезаря. 
Некоторым из них Цезарь поручил устроить у себя некоторых воинов Луция, всей же 
массе войска приказал разбить палатки там, где они стояли сначала, и жить в них 
до тех пор, пока Цезарь предоставит им города для зимовки и даст людей, которые 
устроят их в этих городах.
48. Сидя на трибуне, он вызвал к себе Луция вместе с римскими магистратами из 
Перузии. Явилось много сенаторов, много так называемых всадников33, все 
печальные и по виду резко изменившиеся. Одновременно с их уходом из Перузии 
город окружила стража. По их прибытии Цезарь поместил Луция у себя, а из 
остальных одних взяли к себе друзья Цезаря, других — центурионы: 
335 
все были предупреждены, что должны оказывать прибывшим почет и вместе с тем 
негласным образом сторожить их. Жители же Перузии, взывавшим к Цезарю со стены, 
он приказал явиться к себе, за исключением сенаторов, и когда они пришли, он 
простил их. Сенаторы же были тогда взяты под стражу, а немного спустя казнены 
все, кроме Эмилия Луция, который в Риме, во время суда над убийцами Гая Цезаря, 
открыто голосовал за их осуждение и убеждал делать то же и остальных, чтобы 
этим покарать нечестивое дело.
49. Перузия Цезарь решил отдать войску на разграбление. Но один из перузийцев, 
Цестий, слегла помешанный — он воевал в Македонии и с этого времени называл 
себя македонянином, — поджег свой дом и бросился в огонь; ветер, подхватив 
пламя, перенес его по всей Перузии, и она выгорела вся, за исключением только 
храма Вулкана34. Таков был конец Перузии, славившейся своей древностью и 
значением: в древности, при этрусках, она, как говорят, возникла в числе первых 
двенадцати городов Италии. Поэтому перузийцы прочитали Юнону35, культ которой 
был распространен у этрусков. Когда победители поручили одни лишь остатки 
города, они объявили своим отечественным богом вместо Юноны Вулкана. На 
следующий день Цезарь заключил мирный договор со всеми. Однако войско не 
переставало шуметь по поводу некоторых лиц до тех пор, пока они не были 
казнены: это были наиболее враждебно настроенные к Цезарю Канутий, Гай Флавий, 
Клавдий Вифиник и другие.
Таков был конец осады Луция в Перузии, и так окончилась та война, которая, как 
думали, должна была быть для Италии самой тяжелой и длинной.
50. Тотчас Азиний, Планк, Вентидий, Красе, Атей и прочие их единомышленники, 
имевшие войско далеко не малое — у них было до тринадцати обученных легионов и 
около шести тысяч пятисот всадников, — считая, что главой это войны был Луций, 
отправились к морю в разные стороны: одни в Брундизий, другие в Равенну, третьи 
в Тарент; из них некоторые стремились к Мурку и Аэнобарбу, другие к Антонию. За 
ними следовали друзья Цезаря, предлагая им мир; но они не хотели отозваться на 
эти настойчивые предложения, в особенности пехотинцы: из всех них Агриппа 
убедил перейти к Цезарю только два легиона Планка, которые он застал в Камерии. 
Бежала и Фульвия с детьми в Дикеархию36, а из Дикеархии в Брундизий; при себе 
она имела три тысячи всадников, послан-
336 
ных начальниками сопровождать ее. Из Брундизия она и отплыла на пяти военных 
кораблях, вызванных ею из Македонии. Вместе с ней отплыл и Планк. из страха 
бросивший сохранившуюся у него часть войска: его воины избрали своим 
начальником Вентидия. Азиний же договорился с Аэнобарбом вступить в дружбу с 
Антонием: оба они написали ему об этом, стали подготовлять для него удобную 
высадку и собирать по Италии продовольствие, как если бы он тотчас же и должен 
был явиться.
5 1. Другое многочисленное войско Антония, находившееся в Альпах под 
предводительством Фуфия Калена, Цезарь решил присоединить к себе. В это время 
он уже начал подозревать Антония, но при этом думал или сохранить это войско 
для Антония, который пока все-таки был ему другом, или, если тот будет с ним 
воевать, присоединить к своему войску еще большую силу. Пока он все же еще 
медлил и сомневался, как ему поступить, Кален умер. Цезарь счел это удобным 
предлогом и в том и в другом отношениях, отправился в путь, захватив с собою 
войско, он захватил также и всю Галлию и Испанию, бывшие подвластными Антонию. 
Фуфий, сын Калена, встревоженный всеми этими действиями Цезаря, сдал все без 
боя. Получив, таким образом, за один раз одиннадцать легионов войска и две 
большие области, Цезарь лишил власти начальников и, заменив их другими из числа 
своих приверженцев, направился в Рим.
52. Антоний на зиму еще задержал у себя явившихся к нему от ветеранов послов, 
скрывая свои намерения. Весной он, отправившись из Александрии в Тир, а из Тира 
на Кипр, Родос и в Малую Азию, узнал там о происшедшем в Перузии и за это 
порицал брата, фульвию и более всех Мания. Фульвию он нашел в Афинах, куда она 
бежала из Брундизия; мать его, Юлию, прислал к нему из Сицилии на военных 
кораблях Помпеи, к которому она бежала. Ее сопровождали самые знатные люди из 
приближенных Помпея: Луций Либон, бывший с Помпеем в свойстве, Сатурнин и 
другие; все они, стремясь к участию в великих предприятиях Антония, просили его,
 примирившись с Помпеем, взять его себе в союзники против Цезаря. Антоний 
ответил им, что за заботу о матери он благодарит Помпея и в дальнейшем за это 
еще оплатит ему; если он будет воевать с Цезарем, он возьмет Помпея в качестве 
союзника, если же Цезарь останется при заключенном с ним договоре, то 
постарается примирить с Цезарем и Помпея.
337 
53. Таков был ответ Антония. Цезарь по возвращении из Галлии в Рим узнал об 
отплытии послов Помпея в Афины, но, не имея точных сведений об ответе 
последнего, начал возбуждать получивших наделы ветеранов против Антония и 
приписывал ему намерение возвратить Помпея и вместе с ним изгнанных 
земледельцев, землями которых они владели. Хотя большинство этих 
землевладельцев действительно бежало к Помпею, все же, как ни правдоподобны 
были эти подозрения, они были недостаточны для того, чтобы новые владельцы 
земли с готовностью выступили против Антония. Такую популярность создала ему 
слава, приобретенная при Филиппах. По числу вооруженных Цезарь мог считать себя 
сильнее и Антония, и Помпея, и Аэнобарба — под его начальством было до того 
времени свыше сорока легионов, — но он не располагал ни одним кораблем, не 
располагал и возможностью построить флот, так что опасался, как бы его 
противники, владевшие пятьюстами кораблей, не блокировали Италии и не вызвали 
там голода. Несмотря на имевшийся у него большой выбор девушек брачного 
возраста, Цезарь в письме к Меценату37 просил его посватать за него Скрибонию, 
сестру Либона, свойственника Помпея, для того чтобы в случае нужды иметь путь к 
примирению с Помпеем. Осведомившись об этом, Либон в письме к своим домашним 
приказал дать согласие на эту помолвку. Цезарь под различными предлогами 
разослал в разные места подозреваемых им друзей и войска Антония; Лепида же с 
шестью наиболее подозрительными легионами Антония он отправил в порученную его 
управлению Африку. 54. Призвав Луция, он отдавал должное его любви к брату, 
если бы, оставаясь на стороне Антония, тот готов был даже на соучастие в 
преступлении, но, с другой стороны, упрекал его в неблагодарности по отношению 
к себе, если он, будучи так ему обязан, и теперь не согласился бы признать 
неправоту Антония, хотя достоверно было известно о союзе последнего с Помпеем. 
«Доверяя тебе, — говорил Цезарь, — я по смерти Калена через своих друзей 
управлял провинциями и войском Антония, чтобы оно не оставалось без начальника. 
Теперь же, когда обнаружились его замыслы, я оставляю и провинции и войска за 
собою, тебе же, если пожелаешь, разрешаю безнаказанно отправиться к брату». Так 
он говорил с намерением ли испытать Луция или с тем, чтобы все его слова дошли 
до Антония. Луций отвечал ему, как и прежде: «О монархических взглядах фульвии 
я знал. Я же пользовался вой-
338 
сками брата, чтобы устранить одинаково вас всех. И теперь, если бы брат 
выступил против монархии, я, явно или тайно, перешел бы на его сторону и стал 
бы бороться против тебя за отечество, хотя я и облагодетельствован тобою. Если 
же и Антоний также только набирает и выделяет будущих союзников в борьбе за 
монархию, я буду сражаться на твоей стороне против него, пока буду считать, что 
ты не подготовляешь монархии: дело родины я ставлю выше и благодарности и 
родства». Так он сказал. Цезарь выразил ему уважение и сказал, что не поведет 
его против брата вопреки его воле и что, ценя его. он поручает ему Испанию и 
находящиеся в ней войска, подчинив ему теперешних ее правителей, Педуцея и 
ЛуцияЗв. Таким образом Цезарь и Луция отослал с честью, наблюдая в то же время 
за ним через подчиненных ему военачальников. 55. Антоний оставил больную 
Фульвию в Сикионе и отплыл с Керкиры в Ионийское море с небольшим, правда, 
войском, но с двумястами построенных в Малой Азии кораблей. Антоний узнал, что 
Аэнобарб идет к нему навстречу с флотом и с большим войском и, вопреки 
высказывавшемуся со стороны некоторых лиц недоверию к нему, несмотря на 
присланный им письменный договор, — Аэнобарб был в числе приговоренных по суду 
за убийство Гая Цезаря и проскрибированных для казни, равно как и в числе 
сражавшихся при Филиппах против Антония и Цезаря, — поплыл ему навстречу сЪятью 
лучшими кораблями, чтобы казалось, будто он ему доверяет, приказав остальным 
кораблям следовать за ним на известном расстоянии. Когда было уже видно, что 
Аэнобарб на веслах весьма спешит со всем войском и военным снаряжением, 
стоявший рядом с Антонием Планк испугался и просил не плыть дальше, но выслать 
вперед разведчиков, как против ненадежного человека. Однако Антоний заявил, что,
 будучи связан договором, он предпочитает умереть, чем, спасаясь, оказаться 
трусом, и продолжал плавание. Они были уже близко друг к другу, и головные 
корабли, заметные по отличительным значкам, приближались один к другому. Тогда 
начальник ликторов39 Антония, находясь по обычаю на носу судна, упустив ли из 
виду, что перед ним человек подозрительный и притом начальник собственного 
войска, или из благородной гордости приказал, как бы если бы это была встреча с 
людьми подчиненными и более низкого ранга, убрать значок. Значок был убран, и 
корабль занял место сбоку корабля Антония. Когда же они увидели и 
приветствовали друг дру-
339 
га. когда также и войско Аэнобарба признало Антония высшим начальником, тогда и 
Планк отбросил, наконец, свои опасения. Антоний, приняв Аэнобарба на свой 
корабль, приплыл в Палоент. где находилось также и сухопутное войско Аэнобарба, 
причем последний уступил свою палатку Антонию. 56. Оттуда они отплыли в 
Брундизий, охраняемый пятью когортами40 Цезаря. Брундизийцы заперли перед ними 
ворота — перед Аэнобарбом как перед давним врагом, перед Антонием как 
сопутствовавшим врагу. Раздраженный и видя во всем этом пустую отговорку, 
причем на деле ворота были заперты гарнизоном Цезаря и по приказу Цезаря, 
Антоний перекопал рвом и отрезал стеной перешеек у города, — последний 
представлял полуостров, окруженный заливом в форме полумесяца. Сообщение с 
материком было прервано, так как крутой сам по себе подступ был еще перерезан 
рвом и стеной. Залив, как велик он ни был, Антоний окружил сильными 
укреплениями, равно как и острова, находящиеся на этом заливе. Затем он 
разослал людей вдоль побережья Италии с приказанием занять все удобные подступы.
 велел и Помпею с возможной поспешностью плыть • против Италии и сделать, что 
возможно. Тот, тотчас же охотно послав Менодора со многими кораблями и с 
четырьмя легионами, овладел принадлежавшей Цезарю Сардинией и двумя стоявшими 
там легионами, когда те пришли в смущение при мысли о соединении Помпея с 
Антонием. На италийском берегу воины Антония заняли город Сипунт в Авзонии, 
Помпеи стал осаждать Фурии и Консенцию, а его конница опустошала их окрестности.
 57. Когда Цезарь подвергся столь внезапному нападению с двух сторон, он послал 
Агриппу в Авзонию на помощь теснимым там жителям. Он хотел попутно захватить с 
собою и новых поселенцев, которые должны были следовать в некотором отдалении 
за ним под видом похода против Помпея. Но когда они узнали, что все случившееся 
произошло с согласия Антония, они незаметно тотчас повернули назад. И это-то 
всего более привело Цезаря в смущение. Однако вскоре затем Агриппа во время 
похода, предпринятого им со вторым войском в Брундизий, вторично обратился к 
поселенцам с увещеваниями и имел возможность убедить тех, кто переселялся, под 
его руководством следовать за ним из личного к нему уважения, с тайною, однако, 
мыслью примирить Антония с Цезарем и лишь в том случае, если Антоний не пойдет 
на это, но будет вести войну, стать на сторону Цезаря. В Канузии
340 
Цезарь на несколько дней был задержал болезнью. Хотя по количеству войск он и 
был все еще сильнее Антония, однако, найдя Брундизий отрезанным стеной, он 
ограничился только тем, что расположился против города лагерем и стал выжидать 
дальнейшего хода событий.
58. Хотя Антоний и владел укреплением, за которым и с много меньшими силами он 
мог свободно отразить нападение, все же он спешно вызвал к себе войско из 
Македонии и стал прибегать к хитростям, незаметно с вечера отводя в море 
военные и грузовые суда, нагруженные поселянами; днем эти суда, одно за другим, 
на глазах у Цезаря подплывали в полном снаряжении, как если бы они прибывали из 
Македонии. У Антония появились уже и осадные орудия, и он намеревался напасть 
на Брундизий к досаде Цезаря, не имевшего возможности ему в этом 
воспрепятствовать. К вечеру обе стороны узнали, что Сипунт взят Агриппой, что 
Помпеи оттеснен из Фурий и продолжает осаждать еще только Консенцию. Все эти 
известия огорчили Антония. Когда же стало известно о приближении к Цезарю 
Сервилия с 1500 всадников, Антоний, не будучи более в состоянии сдерживаться, 
тотчас после ужина с друзьями, которых нашел в боевой готовности, и с 400 
всадников смело напал на упомянутые полторы тысячи, расположившиеся на ночлег 
близ города Урии и, вследствии неожиданности нападения, без боя захватил их и в 
тот же день привел с собой в Брундизий. Так действовала еще слава непобедимости,
 приобретенная Антонием со времени битвы при Филиппах. 59. Гордые этой славой, 
телохранители Антония подходили группами к лагерной ограде Цезаря и попрекали 
своих бывших сослуживцев за то, что те пришли сражаться с Антонием, которому 
они все обязаны своим спасением при Филиппах. Воины Цезаря в свою очередь 
обвиняли своих бывших сослуживцев в том, что они сами пришли с Цезарем 
сражаться. Так завязалась перебранка; обе стороны осыпали друг друга упреками: 
одни в закрытии ворот Брундизия и в захвате войск Калена, другие в блокаде и в 
осаде Брундизия, в набеге на Авзонию, в соглашении с Аэнобарбом, убийцей Гая 
Цезаря, и ПомПеем, их общим врагом. Наконец, солдаты Цезаря открыли свои 
действительные намерения: они сопутствовали Цезарю не потому, что они не 
помнили о доблестях Антония, но с намерением примирить обоих; если же Антоний 
откажется и начнет военные действия, они решили сражаться против него. Так 
заявляли они, подходя к ограде лагеря Антония.
341 
Пока все это происходило, пришло известие о смерти Фульвии. По слухам, она 
заболела от огорчения вследствие попреков Антония, причем полагали, что она 
сама добровольно способствовала развитию своей болезни из-за гнева Антония: он 
покинул ее больную и, уходя, не пожелал даже ее видеть. В смерти Фульвии обе 
стороны увидели благоприятное обстоятельство, так как эта смерть освобождала их 
от беспокойной женщины, из одной только ревности к Клеопатре вызвавшей такую 
войну. Антоний принял смерть Фульвии близко к сердцу, так как считал себя 
несколько виноватым в ней.
60. Луций Кокцей был в дружбе с обеими сторонами. Посланный вместе с Цециной в 
предшествовавшее лето Цезарем к Антонию в Финикию, он не вернулся с Цециной 
обратно, а остался у Антония. Этот-то Кокцей, желая не упустить удобного случая,
 представился, будто он приглашен Цезарем приветствовать его. Когда Антоний 
выразил на это свое согласие, Кокцей, испытывая его, спросил, не пошлет ли он 
что-либо Цезарю в ответ на полученное через него же, Кокцея, письмо. «О чем 
теперь, будучи врагами, — отвечал на это Антоний, — могли бы мы писать друг 
другу, кроме как обмениваться взаимными оскорблениями. На прежние письма я 
отвечал с Цециной. Если хочешь, получи копии». Так надсмеялся над ним Антоний. 
Кокцей, однако, не допускал и мысли назвать врагом Цезаря, так благосклонно 
отнесшегося к Луцию и другим друзьям Антония. «Но он запер передо мной 
Брундизий, — возражал Антоний, — завладев моей провинцией и войском Калена, он 
выказывает расположение только еще моим друзьям, но не для того, чтобы их 
сохранить для меня, а чтобы, облагодетельствовав их, сделать их моими врагами». 
Слыша все эти упреки, Кокцей, чтобы не возбуждать еще более природную 
раздражительность Антония, отправился к Цезарю.
61. При виде его тот выразил удивление, почему он не пришел ранее. «Не с тем, — 
говорил он, — я пощадил твоего брата41, чтобы ты стал моим врагом». — «Как это 
ты, — заметил на это Кокцей, — врагов делаешь друзьями, а друзей называешь 
врагами и завладеваешь чужой провинцией и войском?» — «Что же, — ответил Цезарь,
 — мне по смерти Калена следовало оставить такую власть в руках его малолетнего 
сына, в то время как Антоний был очень далеко? И Луций, побужденный всем этим, 
проявил более кипучую деятельность, и Азиний и Аэнобарб пытались 
воспользоваться этим против нас, находясь по-
342 
близости. Поэтому-то я также спешно привлек к себе и легионы Планка, чтобы они 
не отошли к Помпею, ведь их конница отплыла в Сицилию». — «Об этом передавалось 
иначе, — сказал Кокцей, — но Антоний не верил слухам, пока перед ним, как перед 
врагом, не заперли ворот Брундизия». Цезарь на это отвечал, что со своей 
стороны он не давал на этот счет никаких приказаний; он не мот вперед знать, 
что Антоний поплывет туда, и не мог ожидать, что он объявится вместе с врагами. 
Брундизийцы и оставленный у них для отражения набегов Аэнобарба начальник 
отряда по своей инициативе заперли ворота перед Антонием, вступившим в 
соглашение с общим врагом Помпеем и везшим с собою Аэнобарба, убийцу его отца, 
осужденного и народным голосованием и приговором суда в объявленной 
проскрипции42, который после битвы при Филиппах осадил Брундизий и теперь еще 
блокирует Ионийское море, сжег корабли Цезаря и опустошил Италию». 62. «Но ведь 
вы согласитесь между собою, — возразил на это Луций, — относительно свободы 
заключения договоров, с кем каждый хочет. И Антоний не менее, чем ты сам, 
почитающий память твоего отца, ни с кем из его убийц не сближался. Аэнобарб не 
принадлежит к числу убийц, голосование против него производилось пристрастно. 
Ведь он не участвовал во время убийства Цезаря в сенате. Если же не прощать ему 
дружбу с Брутом, то мы скоро со всеми будем в ссоре. С Помпеем Антоний не 
вступал в соглашение для войны против тебя, но он хотел иметь Помпея союзником 
на тот случай, если ты начнешь войну, или чтобы примирить его с тобой, так как 
он не совершил ничего непоправимого. Ты сам виноват в происшедшем. Если бы не 
было войны в Италии, и они не решились бы отправить послов к Антонию». Цезарь, 
со своей стороны, также отвечал объяснениями. «Против Италии, — говорил он, — и 
вместе с тем против меня вели войну Маний, фульвия и Луций. Помпеи не ранее, но 
именно теперь, в надежде на Антония, вступил на берега Италии». — «Не против 
Антония, — заметил Кокцей, — но будучи послан им. Не скрою от тебя, что он с 
сильным флотом нападет и на другие места Италии, не имеющей флота, если вы не 
примиритесь». Цезарь, со вниманием выслушавший все эти хитросплетения, немного 
подумав, сказал: «Помпеи не обрадуется. Нехороший человек, он изгнан и из 
Фурий». Кокцей, выяснив все спорные вопросы, упомянул еще о смерти фульвии и об 
обстоятельствах, при которых эта смерть произошла, указывая, что
343 
она заболела, будучи огорчена гневом Антония, и своей печалью усилила болезнь, 
так как Антоний не повидался с ней даже с больной и таким образом сделался 
виновником ее смерти. «Теперь, когда ее уже нет на вашем пути, — добавил Кокцей,
 — вам остается только откровенно высказать друг перед другом относительно 
своего взаимного недоверия».
63. Уговаривая таким образом Цезаря, Кокцей провел у него весь день и просил 
его написать что-нибудь Антонию как младший старшему. Цезарь отвечал, что пока 
Антоний находится в войне с ним, он не будет писать, как и тот ему не пишет, но 
он готов обратиться к его матери с упреком в том, что, будучи родственницей и 
пользуясь с его стороны исключительным .почетом, она предпочла бежать из Италии,
 как будто не могла ожидать от него, как от сына, полной обеспеченности во всем.
 Прибегнув к такой уловке, Цезарь написал Юлии. Когда Кокцей покидал лагерь, к 
нему обращались многие из отрядов и передавали ему о настроении войска. Обо 
всем этом, наравне с другими сообщениями, Кокцей довел до сведения Антония, 
чтобы тот знал, что, войско, если он с Цезарем не примирится, будет сражаться 
против него. Кокцей советовал поэтому отозвать Помпея из опустошенных им 
местностей обратно в Сицилию и отослать куда-нибудь Аэнобарба, пока не будет 
заключен договор. Мать — она принадлежала к роду Юлиев — также уговаривала 
Антония, но он опасался, что, если договор не состоится, ему уже неудобно будет 
еще раз искать союза с Помпеем. Однако, так как мать была уверена, что договор 
был заключен, и Кокцей настаивал на том же и подавал надежды даже на большее, 
Антоний уступил и послал Помпею предписание удалиться в Сицилию под предлогом, 
что он сам позаботится об условленных действиях; Аэнобарба Антоний послал 
управлять Вифинией.
64. Когда об этом узнало войско Цезаря, были избраны представители, 
направленные к обоим противникам. Они должны были воздержаться от обвинений, 
так как были избраны не для суда, а для примирения. Сверх того были избраны еще 
Кокцей, дружественный обеим сторонам, а также со стороны Антония Поллион, а 
стороны Цезаря Меценат4 3. Они устроили забвение обеими сторонами всего 
происшедшего и дружбу Цезаря с Антонием на будущее время. Так как супруг сестры 
Цезаря Октавии, Марцелл, недавно умер, посредники предложили Цезарю обручить 
Октавию с Антонием. Цезарь тотчас дал согла-
344 
сие на это, оба обменялись взаимными приветствиями, и весь день и всю ночь не 
прекращались радостные крики солдат и благопожеланиям им обоим.
65. Цезарь и Антоний разделили между собою все римское государство, установив 
границей иллирийский город Скодру, приходившийся, как казалось, приблизительно 
в середине внутренней части Ионийского моря. К востоку вплоть до Евфрата были 
провинции и острова Антония, к западу — до океана — область Цезаря. Африкой 
управлял Лепид, как было решено еще Цезарем. Цезарь, если ничто не изменится, 
должен будет вести войну с Помпеем, Антоний — с парфянами в отмщение за их 
вероломство в отношении Красса44. Аэнобарб должен присоединиться к договору, 
заключенному с Антонием. Набор войск обе стороны согласно и поровну производят 
в Италии. Таково было окончательное соглашение Цезаря и Антония, и тотчас же 
для выполнения неотложных задач они послали каждый своих друзей: Антоний 
Вентидия — в Азию, чтобы вытеснить парфян и Лабиена, сына Лабиена, который 
вместе с парфянами, воспользовавшись создавшимися затруднениями, сделал набег 
на Сирию и дошло вплоть до Ионии. Но о том, что случилось с Лабиеном и с 
парфянами, рассказано в Парфянской истории45.
66. Менодор, бывший на стороне Помпея, изгнал из Сардинии военачальника Цезаря 
Гелена, быстрым натиском овладевшего Сардинией. Более всего раздраженный этим, 
Цезарь стал отклонять все попытки Антония примирить его с Помпеем.
По прибытии в Рим состоялся брак Антония с Октавией. Антоний приказал убить 
Мания за то, что он возбуждал Фульвию, наклеветав на Клеопатру, и таким образом 
оказался виновником стольких зол. Цезарю он указал на Сальвидиена, начальника 
войска Цезаря на Родане, замышлявшего отложиться от него и посылавшего с этой 
целью послов к Антонию, когда тот осаждал Брундизий. Все это он сказал, будучи 
по природе склонным быстро выявлять свое расположение. Не все, однако, одобряли 
его. Цезарь тотчас спешно вызвал к себе Сальвидиена, как бы нуждаясь в нем 
лично, с тем, чтобы снова отослать его к войску. Когда тот явился, то, 
изобличив его, он приказал его убить, войско же его, как попавшее под 
подозрением, передал Антонию.
67. Между тем Рим страдал от голода, так как купцов с Востока удерживал страх 
перед Помпеем и Сицилией, 
345 
с Запада — то обстоятельство, что Сардиния и Корсика были также в руках Помпея; 
из Африки хлеб не приходил, так как те же враги господствовали на обоих морских 
берегах. Цены на все продукты в Риме поднялись, и так как причину бедствия 
видели во вражде между вождями, то их бранили и требовали примирения с Помпеем. 
Так как Цезарь и теперь не сдавался, Антоний настаивал, чтобы он поспешил 
начать войну ради устранения голода. Вследствие того, что средств на это у 
Цезаря не было, он издал приказ, чтобы все владеющие рабами внесли за каждого 
половину тех 25 драхм46, которые постановлено было взыскать на войну с Касием и 
Брутом, а также, чтобы известную долю вносили и все те, кто получал наследство. 
Приказ этот встречен был взрывом негодования в народе, сердившимся на то, что 
после того как истощена общественная казна, ограблены провинции, обременили и 
Италию поборами, податями, конфискациями и все это не на ведение внешних войн и 
не на расширение пределов государства, а на личную вражду из-за власти, откуда 
и пошли проскрипции47, убийства, общий голод, а теперь хотят лишить и последних 
средств. Собравшаяся толпа подняла шум, бросала камнями в тех, кто не хотел к 
ней присоединиться, грозила разграбить и сжечь их дома; и это продолжалось до 
тех пор, пока все множество народа не пришло в возбуждение. 68. Цезарь с 
друзьями и с незначительной охраной вошел в середину толпы, намереваясь 
обратиться к ней с речью и оправдаться в возводимых обвинениях. Но только что 
его увидали, беспощадно начали бросать в него камнями, не смущаясь тем, что он 
остановился, подставляя себя под удары, и был ранен. Узнав об этом, Антоний 
поспешил к нему на помощь. Он шел по священной дороге48, и в него камнями не 
бросали, поскольку он был готов на примирение с Помпеем, но требовали, чтобы он 
удалился. Когда он не выполнил этого, то и в него стали бросать камнями. Тогда 
он вызвал значительный отряд солдат, находившихся за стеной. Когда же и после 
этого его не хотели пропустить, солдаты, разделившись по обе стороны улицы и 
площади, нападали ' из переулков и убивали всякого встречного. Стесненные 
толпой и не имея выхода, люди не могли бежать. Произошли убийства и ранения. С 
крыш неслись вопли и крики. Антоний с трудом пробился, спас Цезаря от явной 
опасности и привел его домой. Когда толпа разбежалась, трупы были брошены в 
реку, чтобы вид их не возбуждал раздражения. Но печально было видеть, как трупы 
всплы-
346 
вали наверх и как солдаты и присоединившиеся к ним воры снимали с убитых что 
получше и уносили это как свою добычу. Так прекращена была эта смута, вызвав 
страх и ненависть к правителям. Голод между тем достиг наивысшей силы, народ 
стонал и оставался спокойным.
69. Антоний посоветовал родственникам Либона вызвать его из Сицилии для 
поздравления свояка, а может быть, и для чего-либо более важного. За 
безопасность Либона Антоний ручался. Друзья Либона ему тотчас же написали, и 
Помпеи дал на это свое согласие. Во время пути Либон высадился на острове 
Питекузах, теперь называемом Энарией49. Узнав об этом, народ вновь собрался и 
со слезами умолял Цезаря послать Либону ручательство в безопасности, так как он 
намеревался выступить в качестве посла для переговоров о мире. Тот, хотя и 
неохотно, исполнил это желание. Народ же заставил и мать Помпея, Муцию, под 
угрозой сжечь ее дом отправиться для содействия переговорам. Либон, замечая, 
что враги поддаются, потребовал, чтобы правители сами сошлись и договорились о 
взаимных уступках. Под давлением народа Цезарь и Антоний отправились в Байи.
70. Между тем как остальные сторонники Помпея все согласно склоняли к миру, 
Менодор из Сардинии писал, что следует или воевать по-настоящему или промедлить 
еще, так как голод действовал за них, в результате чего и условия мира, если 
они решатся на мир, будут более выгодными. Он советовал также остерегаться 
Мурка, бывшего против этого, так как Мурк сам стремился к власти. Тяготясь уже 
до этого Мурком, опасаясь его авторитета и независимого образа мыслей, Помпеи 
после этого стал еще более удалять его от себя. Так как на Мурка не обращали 
внимания, негодуя, он удалился в Сиракузы и, заметив, что за ним следуют шпионы 
Помпея, открыто при них же стал поносить его. Помпеи, подкупив военного 
трибуна50 и центуриона, подослал их убить его и сказать, что он убит рабами. 
Чтобы придать больше вероятия этому вымыслу, рабы были распяты. Но скрыть этого 
не удалось, так как Помпеи уже вторично, как и при убийстве Вифиника, позволил 
себе ту же самую гнусность, теперь в отношении человека, славного своими 
военными подвигами, верного труда своей партии, оказавшего услуги самому Помпею 
в Испании и добровольно последовавшего за ним в Сицилию.
71. Так погиб Мурк. Ввиду того, что все остальные побуждали Помпея к примирению 
и стали наговаривать на
347 
Менодора, будто он стремится к власти и противится миру не в интересах своего 
повелителя, но чтобы самому стать во главе войска и страны, Помпеи сдался на 
эти доводы и отплыл со многими лучшими кораблями в Энарию на роскошной 
шестивесельной галере. С такой пышностью он прибыл к вечеру в Дикеархию на 
глазах у врагов. С рассветом вбили посреди моря на небольшом расстоянии колья, 
настлали на эти колья доски, и из устроенных таким образом двух настилов на тот,
 который был сделан со стороны суши, взошли Цезарь и Антоний, на обращенный к 
морю — Помпеи и Либон, причем их разделял небольшой проток, так что можно было 
слышать друг друга, не прибегая к крику. Так как Помпеи рассчитывал на свое 
участие в разделе власти вместо Лепида, между тем как Цезарь и Антоний 
предоставляли ему лишь возвращение из изгнания, то на этот раз ни на чем не 
сошлись. Все же непрерывные сношения дружественных посредников с различными 
предложениями продолжались. Помпеи требовал ограничиться простым изгнанием для 
осужденных и находившихся при нем убийц Гая Цезаря, для остальных же он 
требовал почетного возвращения с возвращением им утраченного имущества. 
Вынужденные голодом и под давлением со стороны народа к заключению мира, Цезарь 
и Антоний согласились с трудом на возвращение четвертой части имущества, 
предполагая выкупить его у тех, кто владел им в настоящее время. Они написали 
об этом самим проскрибированным, в надежде, что те удовольствуются этим. И 
действительно, они приняли все условия, так как и сами опасались Помпея после 
его преступного поступка с Мурком. Придя к Помпею, они уговаривали его 
заключить мир. Помпеи разодрал на себе одежды, жалуясь на то, что его предают 
те, во главе которых он сражался, и неоднократно упоминал о Менодоре, как об 
искусном полководце и притом единственном, ему преданном. 72. По уговорам 
матери Помпея, Муции, и его жены, Юлии, все трое сошлись снова на омываемом со 
всех сторон морем моле Дикеархии, в окружении сторожевых судов, и пришли к 
соглашению на следующих условиях: война прекращается на суше и на море; 
торговля беспрепятственно производится повсеместно, Помпеи выводит гарнизоны, 
какие у него были в Италии, не принимает более беглых рабов, его суда не 
пристают к берегам Италии; в его власти остаются Сардиния, Сицилия, Корсика и 
другие острова, какими он в то время владел, на тех же основаниях, на каких 
Антоний и Цезарь владе-
348 
ют остальными провинциями; Помпеи высылает римлянам хлеб, который издавна эти 
области должны были доставлять; он получает также Пелопоннес; в свое отсутствие 
он мог выполнять консульские обязанности через любого из своих друзей; его имя 
вносится в списки верховных жрецов. Таковы были условия, касавшиеся самого 
Помпея. Именитым изгнанникам обеспечивалось возвращение на родину, за 
исключением осужденных народным голосованием и приговором суда за убийство 
Цезаря. Лицам, бежавшим из страха и потерявшим свое имущество насильственно, 
все возвращается в целости, за исключением движимостей, осужденным выдается 
четвертая часть. Сражавшиеся на стороне Помпея рабы признаются свободными, 
свободные же, с прекращением военной службы, получают те же награды, что и 
солдаты Цезаря и Антония.
73. На таких условиях заключено было соглашение. Условия были записаны, 
запечатаны и отосланы в Рим на хранение весталкам51. Затем они устроили 
угощение друг для друга, распределив порядок по жребию, — первым Помпеи на 
своей галере, стоявший на якоре близ мола, затем по порядку Антоний и Цезарь в 
палатках, устроенных на том же моле, под предлогом угощаться на морском берегу, 
но скорее ради безопасности, из опасения предательства. Менее всего проявляли 
они при этом беспечности. Вокруг стояли суда на якорях, расставлена была стража,
 и сидевшие за столом скрывали под одеждой короткие мечи. Говорят, Менодор 
прислал Помнею предложение напасть и отомстить за все проступки против отца и 
брата и захватить быстрым действием отцовскую власть. Менодор же с флотом 
позаботится о том, чтобы никто не скрылся. Помпеи на это ответил с благородным 
достоинством, но вместе с тем и сообразно обстоятельствам: «Пусть Менодор 
делает это без моего участия. Менодору подходит нарушать клятву, но не Помпею». 
Во время происходившего пира сосватали дочь Помпея, внучку Либона, за Марцелла, 
пасынка Антония и племянника Цезаря. На следующий день назначили на предстоящее 
четырехлетие консулами сначала Антония и Либона, с правом Антония заменить себя 
кем захочет, после них Цезаря и Помпея, далее Аэнобарба и Сосия, затем вторично 
Антония и Цезаря, для которых это будет уже третье консульство, после чего было 
предположено возвратить управление государством народу.
349 
74. Устроив все дела, они расстались, и Помпеи отплыл в Сицилию. Цезарь же и 
Антоний отправились в Рим. Когда все происшедшее стало известно, в Риме и в 
Италии все ликовали, как это бывает при заключении мира: ведь избавились и от 
местной войны, и от привлечения к военной службе сыновей, и от наглости 
гарнизонных войск, и от бегства рабов, и от опустошения полей, и от перерыва 
земледельческих работ, главным же образом — от голода, доходившего до крайности.
 При проезде Цезаря и Антония им приносились жертвы, как спасителям. И Рим 
намеревался было торжественно встретить их, если бы они, избегая излишнего шума,
 не въехали в город тайно ночью. Недовольны были только те, которым пришлись по 
жребию земельные участки лиц, возвращающихся теперь с Помпеем; они боялись, что 
соседями их будут непримиримо враждебно к ним настроенные землевладельцы, 
готовые выступить против них как только это будет возможно. Большинство из 
находящихся при Помпее изгнанников, за исключением немногих, простившись с ним 
в Дикеархии, отплыли в Рим. Возвращение стольких именитых людей, спасшихся 
вопреки ожиданиям, вызвало в толпе новую радость и всяческое ликование.
75. После этого Цезарь направился в Галлию, все еще волнующуюся, а Антоний — на 
войну с парфянами. Когда сенат голосованием утвердил все, что он сделал и 
собирался предпринять, он разослал повсюду легатов52 и устроил все согласно 
своим намерениям. Так, он в разных местах поставил тех царей, каких признал 
годными, при условии уплаты ими дани: в Понте — Дария, сына Фарнака и внука 
Митридата, в Идумее и Самарии — Ирода, в Писидии — Аминту, в части Киликии — 
Полемона, других над другими народами. Войска же, которым предстояло зимовать, 
с целью дать им нажиться и вместе с тем упражнять их одних, он послал против 
Парфенов, иллирийского племени вблизи Эпидамна, — это были те войска, которые 
были наиболее ревностными сторонниками Брута, — других против дарданцев, также 
иллирийского племени, производивших постоянные набеги на Македонию; третьим 
приказано было оставаться в Эпире, чтобы Антоний, собираясь зимовать в Афинах, 
имел их вокруг себя. Фурния Помпеи послал в Африку, чтобы взять четыре легиона 
Секстия против парфян; он еще не знал, что Лепид уже взял их от Секстия.
350 
76. Дав такие распоряжения, Антоний провел зиму в Афинах с Октавией, как перед 
тем в Александрии с Клеопатрой, имея сведения из лагерей только на основании 
присылаемых сообщений. Он сменил жизнь вождя на скромную жизнь частного 
человека, носил четырехугольную греческую одежду и аттическую обувь, не имел 
привратников, ходил без несения перед ним знаком его достоинства, а лишь с 
двумя друзьями и двумя рабами, беседовал с учителями, слушал лекции. И обед у 
Антония был греческий; с греками же он занимался гимнастическими упражнениями; 
празднества и развлечения он делил с Октавией. Сильна была в это время его 
страсть к Октавии, так как он вообще быстро увлекался любовью к женщинам. Но 
как только миновала зима, Антоний сделался как бы другим человеком, вновь 
изменилась его одежда, а вместе с тем и весь его образ жизни. Немедленно около 
дверей появилось множество ликторов53, военачальников, телохранителей. Все 
внушало страх и изумление. Начались приемы посольств, которые до того времени 
задерживались, производился суд. Спущены были корабли, делались все другие 
приготовления.
77. Так обстояли дела у Антония. Договор же между Цезарем и Помпеем был нарушен.
 Хотя, как можно было подозревать, причины разрыва были иные, но в том виде, 
как их выставил Цезарь, они имели следующий характер. Антоний передал Помпею 
Пелопоннес на условии, что суммы, должные Антонию пелопоннесцами, Помпеи или 
сам отдаст, или соберет их для того, чтобы сдать, или подождет, пока будет 
взыскан долг. Но Помпеи не соглашался принять провинцию на этих условиях, 
считая, что она передана ему вместе с долгами. Или раздраженный этим, как 
утверждал Цезарь, или вследствие врожденного предательства, или из зависти к 
большим военным силам других, или по подстрекательству Менодора, считавшего, 
что заключено скорее перемирие, чем прочный мир, Помпеи начал строить новые 
корабли, вербовать гребцов и открыто заявлял своим войскам, что надо быть 
готовыми ко всему. Открытое пиратство вновь распространилось на море. Для 
римлян не было почти никакого облегчения от голода, так что начали громко 
говорить о том, что договор принес с собою не облегчение, но лишь появление еще 
четвертого тирана. Цезарь подвергал пытке захваченных в грабеже, причем они 
говорили, что посланы Помпеем. Обо всем этом Цезарь сообщал народу и написал 
самому Помпею. Помпеи отрицал все это, но со
351 
своей стороны представил свои нарекания относительно Пелопоннеса.
78. Те из знати, которые были еще на стороне Помпея, видя, что он во всем 
следует советам вольноотпущенников, подкупили некоторых из них или по 
собственной инициативе или в угоду Цезарю. Подкупленные должны были настраивать 
своего господина против Менодора, управлявшего в это время Корсикой и Сардинией.
 Впрочем, они делали это и сами добровольно, из зависти к силе Менодора. Все 
это повело к отчуждению Помпея от последнего. В то же время вольноотпущенник 
Цезаря Филадельф отплыл к Менодору за хлебом, Микилион, довереннейшее лицо 
Менодора, отправился к Цезарю для переговоров о переходе на его сторону 
Менодора, который обещал передать в руки Цезаря Сардинию и Корсику, три легиона 
и значительный отряд легковооруженных. Было ли это делом Филадельфа или 
результатом наговоров Помпею на Менодора, Цезарь предложение принял не сразу, 
но все же принял, так как он полагал, что миф фактически нарушен. Цезарь вызвал 
Антония из Афин в Брундизий в обусловленный день для совещания относительно 
предстоящих военных действий. Цезарь спешно выслал в Брундизий и Дикеархию54 
военные корабли из Равенны, войска из Галлии и прочее военное снаряжение, чтобы 
с двух сторон напасть на Сицилию в случае согласия на это Антония. 79. 
Последний прибыл с немногими людьми в назначенный день; однако, не найдя Цезаря,
 не стал его ожидать, или отрицательно относясь к войне как к нарушению 
договора, или видя крупные приготовления Цезаря и стремление к единоличной 
власти, что внушало им обоим постоянные опасения, или, наконец, будучи напуган 
предзнаменованием. Один из спавших близ его палатки найден был растерзанным 
дикими зверями; у него не пострадало только лицо, оставшееся целым, как бы для 
того, чтобы его можно было узнать; при этом происшествии не было слышно криков 
пострадавшего, и никто из спавших вместе с ним ничего не заметил. Брундизийцы 
рассказывали, будто видели волка, перед зарей выбегавшего из шатра. Антоний 
написал Цезарю, чтобы он не нарушал договора, и грозил схватить Менодора как 
своего беглого раба; он, действительно, принадлежал Помпею Великому, имущество 
же последнего Антоний приобрел, когда оно по закону продавалось как имущество 
врага.
80. Между тем Цезарь послал в Сардинию и Корсику своих уполномоченных принять 
то, что передавал ему
352 
Менодор. Берега Италии он усилил одновременно многочисленными отрядами в 
предупреждение неожиданного нападения Помпея. Затем он приказал строить новые 
триремы55 -в Риме и в Равенне и вызвал сильный отряд из Иллирии. Явившегося к 
нему Менодора, бывшего до того вольноотпущенником, он тотчас объявил свободным, 
поручил ему командовать кораблями, бывшими под его начальством, и подчинил его 
предводителю флота Кальвизию. Все эти меры, равно как и другие еще большие 
приготовления, задержали Цезаря, и он упрекал в письмах Антония за то, что тот 
его не дождался. Корнифицию он велел все снаряженное в Равенне перевезти в 
Тарент. На пути Корнифиций был застигнут бурей, причем погибло одно только 
командное судно, предназначенное для Цезаря, что казалось дурным 
предзнаменованием на будущее время. А так как повсюду создалось представление, 
что начинается война с нарушением договора, то, чтобы устранить от себя это 
подозрение, Цезарь написал в Рим и лично внушал войскам, что нарушителем 
договора был Помпеи, пиратствовавший на море. Это обвинение поддерживали и сами 
пираты, и Менодор открыл весь его план; об этом, указывал он, знает и Антоний, 
почему и не передал ему Пелопоннеса.
8 1. Когда все было готово, Цезарь отплыл из Тарента в Сицилию, Кальвизий же, 
Сабин и Менодор из Этрурии. Сухопутное войско двинулось в Регий, причем все 
делалось с возможной поспешностью. Помпеи узнал об измене Менодора от 
перебежчиков, когда Цезарь был уже в пути. Застигнутый с двух сторон, Помпеи 
ожидал Цезаря в Мессене, против же Кальвизия и Менодора послал с большим флотом 
наиболее враждебного Менодору вольноотпущенника Менекрата, Менекрат к вечеру 
появился на море в виду у врагов. Они укрылись в заливе выше Кимы и провели там 
ночь, Менекрат же проплыл к Энарии5^. С зарей они построились полукругом в 
заливе на близком расстоянии от берега, чтобы неприятель не мог прорвать их 
строя. Менекрат показался снова и тотчас стал приближаться быстрым натиском. Но 
так как они не выехали в открытое море, ничего значительного Менекрит не мог 
достигнуть, а только еще ближе загнал из к берегу, вследствие чего они 
одновременно опасались сесть на мель и должны были опасаться его нападений.
Нападавшие при этом имели возможность отступать в открытое море, бросать якоря, 
останавливаться когда угодно, а Кальвизий же и Менодор страдали от скал, на
353 
которые они наезжали, и от того, что корабли стояли без движения. Они 
находились в положении как бы сухопутного войска, сражавшегося в морской битве, 
причем не имели возможности ни спастись от ударов, ни преследовать.
82. Во время этого боя Менодор и Менекрат увидели друг друга. Забыв о всем 
прочем, они с гневными криками поплыли навстречу один другому, считая, что 
победа и решение войны зависят от того, кто из них возьмет верх. Корабли с 
силой столкнулись, причем были повреждены нос у корабля Менодора и весла у 
Менекрата. Когда с обеих сторон были сброшены железные крючья, бой был уже не 
между судами, сблизившимися вплотную, а люди как бы на суше сражались с крайним 
напряжением и мужеством. Посыпались массой копья, стрелы, камни; опускались 
мосты, чтобы попасть на неприятельский корабль. Вследствие большой высоты 
корабля Менодора мосты для смельчаков были более доступны, и оружие, бросаемое 
сверху, наносило больший вред. Многие пали, остальные были ранены. Менодор был 
ранен копьем в руку, впрочем копье было извлечено из раны. Менекрат получил 
рану в бедро многоконечным иберийским железным копьем, причем его нельзя было 
быстро извлечь. Не будучи в состоянии принимать участие в сражении, Менекрат 
все же оставался на месте, подбодряя остальных, пока его корабль не был взят, 
после чего он бросился в морскую пучину. Менодор захватил корабль и отплыл с 
ним к берегу, так как и сам более был не » состоянии действовать дальше.
83. Так происходила морская битва на левом фланге. На правом Кальвизий, выплыв 
против левого неприятельского крыла, отрезал несколько судов Менекрата и, 
обратив в бегство, преследовал их. Демохар, вольноотпущенник Помпея, как и 
Менекрат, и подчиненный ему начальник, напал и на остальные корабли Кальвизия. 
Один из них он обратил в бегство, другие разбились о камни и, после того как 
соскочил экипаж, были сожжены. Кальвизий, вернувшись из преследования, 
возвратил бежавшие суда и прекратил пожар. С наступлением ночи расположились 
все на тех же местах, что и в прошлую ночь. Так закончилась морская битва, в 
которой на стороне Помпея был решительный перевес. Демохар, огорченный смертью 
Менекрата, которую он считал величайшей потерей, — у Помпея было только два 
опытных в мореходном деле человека — Менекрат и Менодор, — потерял выгоды сво-
354 
его положения, отплыл прямо в Сицилию, как если бы потерял не одного только 
Менекрита и не один корабль, а весь флот.
84. Кальвизий, пока опасался нападения Демохара, стоял на якоре, будучи 
неспособен к морскому бою: свои лучшие корабли он потерял, остальные не были 
боеспособны. Узнав об отъезде Демохара в Сицилию, он починил корабли и поплыл 
вдоль берега, держась заливов. Цезарь из Тарента переплыл в Регий со многими 
судами и большим войском и застал Помпея близ Мессены всего с 40 кораблями. 
Друзья советовали Цезарю воспользоваться удобным случаем со своими большими 
силами на Помпея, располагавшего немногими судами, пока не подоспел к нему 
остальной флот. Однако Цезарь не последовал этому совету, ожидая Кальвизия и 
указывая, что неразумно рисковать пока он дожидается подмоги. Когда Демохар 
приплыл в Мессену, Помпеи назначил самого Демохара и Аполлофана, также своего 
вольноотпущенника, начальниками флота вместо Менодора и Менекрата.
85. Осведомившись о всем происшедшем близ Кимы, Цезарь выплыл из пролива 
навстречу Кальвизию. Когда он проплыл уже большую часть пролива, шел мимо 
Стилиды и огибал Схиллей, Помпеи, устремившись из Мессены, налегал на задние 
корабли, преследовал плывшие впереди и, нападая на весь флот, вызывал его на 
морскую битву. Флот же, хотя и был тревожим им, не вступал в битву вследствие 
запрещения Цезаря, или опасавшегося начинать морское сражение в узком проливе 
или оставшегося при первоначальном решении не вступать в битву без Кальвизия. 
По его предписанию, все суда двигались вдоль берега; они держались на якоре и 
отражали нападавших, обращаясь к ним носовой частью. Вследствие того что 
Демохар противопоставлял каждому кораблю по два, произошло замешательство, 
корабли наталкивались на скалы и друг на друга, наполнялись водой. Они гибли 
так же бесцельно, как и суда близ Кимы, стоя на якоре и подвергаясь нападению 
врагов, то приближавшихся, то удалявшихся. 86. Сам Цезарь соскочил с корабля на 
прибрежные скалы, принимал выплывавших из моря и провожал их на лежавшую на 
берегу гору. Корнифиций и другие бывшие под его начальством командиры 
перекликались между собою; без приказания они стали сниматься с якоря и 
обратились против врагов, предпочитая потерпеть поражение в бою, чем стоять на 
месте и без боя подставлять себя под удары нападавших. Отважным сво-
355 
им риском Корнифиций сначала повредил и захватил командное судно Демохара, 
который спасся на другой корабль. Во время этой истребительной борьбы со 
стороны моря показались подплывавшие суда Кальвизия и Менодора. Люди Цезаря не 
видели их ни с суши, ни с моря, но находившиеся далее от берега в море 
помпеянцы заметили и при виде их удалились. Уже смеркалось, и, сильно 
утомленные, они не решались вступать в бой со свежими силами врагов. Все это 
послужило на пользу остальным, находившимся в невыгодном положении. 87. С 
наступлением ночи перешедшие с судов на берег спаслись на горы и развели огни, 
служившие сигналом для оставшихся в море. Они провели ночь без пищи, без услуг, 
испытывая все лишения. Цезарь, сам находившийся в таком же положении, обходил 
их, убеждая потерпеть до зари. В таком затруднительном положении ему еще не 
было известно о приближении Кальвизия. Никакой пользы не было и от кораблей, 
которым достаточно было дела ввиду опасности потерпеть, крушение. Благодаря 
благодетельному случаю стал подходить тринадцатый легион. Узнав о случившейся 
неудаче, солдаты его, руководясь в своем марше зажженными на берегу огнями, 
пробрались через крутизны. Они застали спасшихся в бедственном положении, без 
съестных припасов и, разделившись по частям, они обслуживали одни одних, другие 
других. Центурионы ввели главного командира в наскоро сделанную палатку, причем 
возле него не было ни одного раба, который услуживал бы ему, так как во время 
ночи и беспорядка все рабы разбежались. Разослав повсюду вестников о своем 
спасении, Цезарь узнал о прибытии Кальвизия с передовыми кораблями. Только 
после этих двух благоприятных неожиданностей он предался отдыху. 88. С 
наступлением дня, обратив взоры на море, Цезарь увидел сожженные или наполовину 
объятые пламенем и полусожженные корабли; море было полно плавающих парусов, 
снастей, из уцелевших же судов большинство было повреждено. Выставив впереди 
флот Кальвизия, Цезарь стал производить настоятельнейшие исправления на судах, 
причем враг не показывался или вследствие присутствия флота Кальвизия или 
замышляя нападение при выходе врагов в море. С полудня поднялся южный ветер, и 
начались сильные волны в бурном и узком месте пролива. Суда Помпея укрывались в 
Мессенской гавани, суда же Цезаря волна вновь гнала на скалистый и трудный для 
причала берег; они ударялись о скалы или сталкивались один с другим; 
356 
на них не было полного экипажа, чтобы бороться с бурей всеми средствами.
89. Менодор, надеясь преодолеть близящуюся опасность, спустился далее в море и 
там держался на якоре. Там и волны вследствие глубины были слабее, все же и с 
этими волнами ему приходилось бороться, и, чтобы его не относило, он приказал 
налечь на весла. Некоторые другие последовали его примеру, большинство же 
остальных, полагая, что вследствие весеннего времени ветер скоро стихнет, 
удерживали суда и не спускали якорей ни со стороны моря, ни со стороны суши, в 
то же время местами отталкиваясь друг от друга. Когда ветер стал сильнее, все 
пришло в беспорядок, суда разбивались, срываясь с якорей, наталкивались или на 
берег или одно на другое. Стоял общий вопль ужаса, стенаний, призывов 
бесцельных, слов нельзя уже было расслышать. Кормчий не отличался от простого 
матроса ни знанием, ни умением командовать. Гибель постигала одинаково как 
находившихся на судах, так и бросавшихся в море и погибавших среди волн прибоя. 
Море было полно парусов, обломков, людей, трупов. Если кто спасался и выплывал 
к суше, то и его волны разбивали об утесы. Когда к тому же и море было охвачено 
волнением, обычно бывающим в этом проливе, это еще более смутило неопытных, и 
корабли, тогда особенно сильно носимые ветром, разбивались один о другой. К 
ночи ветер еще усилился, так что гибли уже не при свете, а во мраке.
90. Всю ночь продолжались вопли и призывы родственников, бегавших по берегу, 
называвших по имени находившихся в море и оплакивавших их, если они не 
отзывались, как погибших. С другой стороны, раздавались призывы находившихся в 
море, показывавшихся над волнами и призывавших тех, кто были на берегу, на 
помощь. Беспомощны были и те и другие. И море для пытавшихся в него войти и 
находившихся еще на кораблях и суша — вследствие бури все было столь же 
недоступно, так как волны разбивали все о скалы. Буря была столь необычайной 
силы, что находившиеся наиболее близко к берегу боялись ее, но не могли ни 
спастись в море, ни оставаться близко к берегу. Теснота места, природная 
недоступность его, сильное волнение, ветер, разбивавшийся об окрестные горы, 
бурные порывы, тяга вглубь, надвигавшаяся на все, не давали возможности ни 
оставаться на месте, ни бежать. Положение ухудшалось еще мраком совершенно 
черной ночи. Люди погибали, не видя друг друга, 
Аппиан. Гражданские войны 
357 
одни, объятые страхом и кричавшие, другие спокойно, готовые ко всему; некоторые 
сами искали смерти, отчаявшись в спасении. Приключившееся несчастье превзошло 
все, что можно было предвидеть, и отнимало всякую надежду на неожиданную помощь,
 когда внезапно, с приближением дня, ветер стих, а после восхода солнца 
совершенно прекратился. Однако море и теперь, с прекращением ветра, долгое 
время бушевало. Такой бури и месТные жители не запомнили. Эта буря, 
превзошедшая обычные бури, расстроившая все расчеты, погубила большую часть 
судов и экипажа Цезаря.
91. Понеся большие потери еще и накануне в битве, одновременно подвергшись двум 
таким большим несчастиям, Цезарь в ту же ночь по горам поспешно поднялся в 
Гиппоний, не желая подвергаться несчастью, в котором ничем не мог помочь. 
Друзьям и военачальникам он послал предписание быть под рукой на случай нового 
несчастья, что обычно бывает при дурном обороте дел. Он разослал по всему 
берегу Италии бывшие налицо сухопутные войска, чтобы Помпеи, ввиду благоприятно 
сложившихся до него обстоятельств, не отважился произвести нападение на суше. 
Помпеи же не замышлял ни нападения на суше, ни нападения на остатки флота как 
оставшиеся на месте, так и удалявшиеся с прекращением бури. Он пренебрег и тем, 
чтобы по возможности исправлены были суда, и при благоприятном ветре 
направились в Гиппоний, — или он полагал, что потери его врагов были и так 
достаточно велики, или не умел использовать победу, или, как уже было замечено 
в другом месте, будучи вообще мало предприимчивым, Помпеи решил только 
обороняться от нападения с моря.
92. У Цезаря не спаслось и половины судов, да и спасшиеся сильно пострадали. 
Оставив некоторых из бывших при нем лиц позаботиться о спасшихся, Цезарь с 
тяжелым чувством отправился в Кампанию. Других судов он не имел, между тем ему 
их было нужно много, а для ко- ^ раблестроения у него не было времени, так как 
его угнетал вопрос о голоде, и так как народ вновь начинал волноваться из-за 
судьбы договора и в шутку говорил о войне, начатой с нарушения договора. Цезарю 
нужны были средства, он был в затруднении, так как римляне не платили податей и 
препятствовали поступлению доходов, которые он ввел. Будучи всегда особенно 
силен придумать что-либо целесообразное, он послал Мецената57 к Антонию, чтобы 
переубедить его в том, в чем они взаимно уп-
358 
рекали друг друга за последнее время, и привлечь его к участию в борьбе. Если 
же убедить Антония не удастся, то Цезарь задумывал переправить солдат на 
транспортных судах в Сицилию и, оставив войну на море, перенести ее на сушу. 
Пока он находился в подавленном состоянии, пришли известия о согласии Антония 
на союз и о блестящей победе, одержанной Агриппой над аквитанскими галлами58. 
Друзья и некоторые города обещали и приступили уже к постройке судов. Тогда 
удрученное настроение Цезаря прошло, и он принялся за еще более блестящие 
приготовления, чем прежде. 93. В начале весны Антоний отплыл из Афин в Тарент с 
300 кораблей, чтобы, как обещал, действовать в союзе с Цезарем. Тот между тем 
изменил свое решение или оттягивал его, ссылаясь на постройку своих кораблей. 
На вторичное указание Антония, что у него все уже готово и в достаточной 
степени снаряжено, Цезарь приводил разные предлоги для проволочки; становилось 
очевидным, что он или снова имеет что-либо против Антония или пренебрегает 
союзом с ним, так как у него достаточно и своих сил. Антоний, хотя и был 
раздражен этим, однако вторично стал приглашать его, так как он истратил 
имеющиеся у него средства на сооружение флота, а между тем нуждался для 
парфянской войны в войске из Италии, которым он задумал обменяться с Цезарем на 
суда. Хотя в договоре и было сказано, что каждый из них может производить набор 
в Италии, но для Антония это было затруднительно, так как Италией владел Цезарь.
 В качестве посредницы между ними к Цезарю отправилась Октавия. Цезарь 
жаловался, что его покинули в опасном положении, в какое он попал в проливе, 
Октавия же указывала, что этот вопрос уже выяснен при посредстве Мецената. 
Цезарь указывал даже на то, что Антоний послал своего вольноотпущенника Каллия 
к Лепиду с тем, чтобы заключить союз с Лепидом против него. Октавия утверждала, 
что, как ей известно, Каллий был послан для заключения брака: Антоний перед 
парфянским походом хотел выдать свою дочь за сына Лепида, на что имелось уже 
согласие. Так уверяла Октавия. Антоний на самом деле послал Каллия к Цезарю, 
чтобы тот произвел над ним следствие. Цезарь, однако, не принял Каллия, но 
обещал явиться для встречи с Антонием между Метапонтом и Тарентом у одноименной 
реки, которая должна была разделять их.
94. Когда по воле случая оба они одновременно приблизились к реке, Антоний, 
соскочив с повозки, прыгнул
359 
на одну из стоявших у берега лодок и направился к Цезарю, относясь к нему с 
доверием, как к другу. Цезарь, видя это, сделал то же самое, так что они 
встретились на реке, препираясь из-за того, что каждый из них хотел высадиться 
на берегу другого. В этом споре взял верх Цезарь под предлогом, что едет 
одновременно и к Октавии в Тарент, и таким образом поместился вместе с Антонием 
на его повозке. И в Таренте он остановился там, где жил Антоний, без стражи; 
ночь он провел также у него без всяких телохранителей. На другой день такое же 
доверие выказал с своей стороны Антоний. Так постоянно менялись их отношения, 
склоняясь то к подозрительности вследствие стремления к власти, то к взаимному 
доверию в силу необходимости.
95. Морское наступление против Помпея Цезарь откладывал до следующего года. Тем 
не менее, вследствие того что Антоний из-за парфянской войны не мог оставаться 
долее, произведен был взаимный обмен; Антоний дал Цезарю сто двадцать кораблей, 
немеддено выслав их в Тарент; Цезарь, с своей стороны, обещал послать Антонию 
двадцать тысяч набранных в Италии пехотинцев. Сверх того Октавия подарила брату,
 выпросив их у Антония, десять трехвесельных судов, представлявших смешанный 
тип грузовых и военных кораблей. Цезарь, в свою очередь, подарил Октавии тысячу 
отборных телохранителей, которых должен был выбрать Антоний. Так как время их 
власти, данной решением народа, истекало, они продлили эту власть на следующее 
пятилетие, не спрашивая уже постановления народа. Вот при каких обстоятельствах 
они расстались. Антоний направился прямо в Сирию, оставив Октавию, вместе с 
родившейся у них дочерью, у брата, 96. Менодор вследствие врожденного 
предательства или опасался высказанной некогда угрозы Антонием, сказавшим, что 
он привлечет его к ответу как возбуждающего распрю раба, или находил, что был 
вознагражден менее, чем рассчитывал, или потому, что другие вольноотпущенники 
Помпея постоянно упрекали его в неверности своему господину и по смерти 
Менекрата звали его обратно, запросил и получил ручательство в безопасности, а 
затем перешел к Помпею с 7 кораблями тайно от Кальвизия, начальника флота 
Цезаря. За это Цезарь отрешил Кальвизия от командования флотом и назначил 
вместо него Агриппу. Когда флот был готов, Цезарь произвел очищение его 
следующим образом: около моря стояли алта-
360 
ри, экипаж стал вокруг них в глубоком молчании, жрецы приносили жертвы, стоя у 
моря, и трижды на ладьях обвозили вокруг флота очистительные жертвы в 
сопровождении военачальников, молившихся о том, чтобы все дурные 
предзнаменования обратились от флота на очистительные жертвы. Затем, разделив 
жертвы, часть бросали в море, часть сжигали, возложив на алтари, причем 
высказывали различные благие пожелания. 97. Так римляне всегда производят 
очищение флота. Цезарь намеревался плыть в Сицилию из Дикеархии, Лепид из 
Африки, Тавр из Тарента, чтобы одновременно напасть на Помпея с востока, юга и 
запада. Общий для всех день отплытия назначен был Цезарем; это был десятый день 
после летнего солнцеворота, когда в Риме начинается новый месяц, названный в 
честь первого Цезаря Июлем вместо Квинтилия. Этот день назначил Цезарь потому, 
что считал его счастливым, так как его отец всегда оказывался победителем. 
Помпеи противопоставил Лепиду в Лилибее Плиния с одним легионом 
тяжеловооруженных и с другим значительным отрядом легковооруженных; с востока и 
запада он охранял весь берег Сицилии, в особенности же острова Липару и Коссиру,
 чтобы ни Коссира для Лепида, ни Липара для Цезаря не могли послужить гаванями 
и удобными стоянками для судов при нападении на Сицилию. Лучшую часть флота он 
поставил в Мессине в резерве на тот случай, если понадобится его содействие. 98.
 Так готовилась каждая сторона. С наступлением нового месяца все двинулись с 
восходом солнца. С юга Лепид из Африки, с 1000 транспортных судов и с 70 
военных, с 12 легионами, с 5000 нумидийских всадников и с прочим обильным 
снаряжением. Тавр из Тарента отправился только с 102 кораблями из 130 кораблей 
Антония, так как гребцы остальных перемерли за время зимы. Цезарь в Дикеархии 
совершил в море с адмиральского корабля жертвоприношения и возлияния тихим 
ветрам, покровителю Нептуну59, спокойному морю, чтобы все они содействовали ему 
против врагов его отца. Отдельные его суда плыли впереди, исследуя морские 
бухты, Аппий следовал за Цезарем, охранял его тыл. На третий день после 
отплытия поднявшийся с юга ветер погубил много транспортных судов Лепида. Все 
же он пристал к берегу Сицилии и осадил Плиния в Лилибее, причем некоторые 
города подчинились ему, другими он овладел силой. Тавр, когда подул ветер, 
вернулся в Тарент. У Алпия, только еще огибавшего Минервин мыс60, одни суда 
разбились о скалы, 
361 
другие занесены были бурей на мель, третьи рассеяны и понесли разные 
повреждения. Цезарь, когда началась буря, спасся в защищенный Эрейский залив, 
потеряв один шестивесельный корабль, погибший вблизи мыса. С переменой южного 
ветра в заливе, открытом на западе, началось волнение, причем нельзя было ни 
выплыть из залива против ветра, ни удерживаться на веслах или на якорях. 
Корабли разбивались один о другой или о скалы. С наступлением ночи опасность 
еще усилилась.
99. Когда прекратилась буря, Цезарь занялся погребением мертвых, уходом за 
ранеными; выплывающим из моря он давал новую одежду и снабжал их новым 
вооружением, а флот ремонтировал, насколько это было возможно. У Цезаря погибло 
6 тяжелых кораблей, 26 более легких судов и еще более галер либурнских6 *. На 
все эти дела он должен был употребить 30 дней, а лето уже приходило к концу, 
вследствие чего лучше было бы отложить продолжение военных действий до 
следующего лета. Однако, так как римский народ продолжал страдать от недостатка 
съестных припасов, Цезарь, вытащив суда на берег, поспешно стал исправлять их, 
экипаж же погибших судов отослал Тавру для его опустевших судов. Чтобы 
успокоить народ при этом столь большом несчастье, он послал Мецената62 в Рим, 
где было еще много таких, которые увлекались памятью о Помпее Великом и полны 
были обаяния славы этого человека. Ветеранов в Италии Цезарь объезжал лично, 
рассеивал их страх после всего происшедшего. Прибыв в Тарент, он осмотрел флот 
Тавра и затем отправился в Гиппоний, где обратился с речью к сухопутным войскам,
 торопя их с постройкой судов. Приближалось новое наступление на Сицилию.
100. Помпеи даже при таких благополучных условиях не счел нужным сделать 
нападение на остатки пострадавших от бури судов. Он занимался 
жертвоприношениями морю и Нептуну, назвал себя его сыном, будучи убежден, что 
не без вмешательства этого божества враги в течение лета дважды потерпели такие 
поражения. По рассказам, Помпеи настолько возомнил о себе, что заменил обычную 
для полководцев пурпурную верхнюю одежду лазоревой как приемный сын Нептуна. Он 
поджидал возвращения Цезаря. Узнав, что тот строит корабли и собирается вновь 
повести наступление в то же лето, он был смущен предстоящей борьбой против 
такой несокрушимой решимости и таких приготовлений. Поэтому он послал Менодора 
во главе тех семи судов, которые у него были, 
362 
наблюдать за стоянками судов Цезаря и нанести ему по мере возможности вред. 
Однако Менодор, раздраженный все время тем, что ему не было поручено 
командование флотом, и сознавая, что из-за недоверчивости к нему ему не дадут 
других кораблей, кроме тех, над которыми он начальствовал, замыслил новую 
измену. 101. Но ранее он счел, во всяком случае, для себя полезным пока 
проявить себя чем-либо. Он раздал плававшим с ним все золото, какое имел с 
собою, проплыл на веслах за три дня 15 000 стадий63, набросился, как молния, на 
охрану, сторожившую строящиеся суда Цезаря, и так же быстро скрылся, захватив 2 
или 3 сторожевых судна. Он топил, захватывал, сжигал также транспортные суда, 
груженные хлебом и стоявшие на якоре или плывшие мимо. Всем этим Менодор, в 
отсутствие Цезаря и Агриппы, отправившегося за лесом, вызвал общее смятение. 
Гордый своими успехами, Менодор нарочно, пренебрегая присутствием врагов, 
направил тихим ходом корабль на илистое место у берега, делая вид, что ил его 
удерживает; враги сбежали с гор и устремились на Менодора, как на готовую 
добычу; он, оттолкнувшись, со смехом удалился. Войско Цезаря было разочаровано 
и изумлено. Показав всем этим, какой он враг и каким мог бы быть другом, 
Менодор, имея в виду будущее, отпустил взятого в плен сенатора Ребилла.
102. Со времени своего первого перехода к Цезарю Менодор свел дружбу с Миндием 
Марцеллом, одним из приближенных Цезаря; теперь он говорил своему экипажу, что 
Миндий замышляет изменить Цезарю и перейти на их сторону. Поэтому он, 
приблизившись к врагам, просил Миндия встретиться с ним для важнейших для обеих 
сторон переговоров на каком-нибудь островке. Когда встреча состоялась, Менодор 
заявил Миндию, — причем никто другой его не слыхал, — что он перешел к Помпею, 
будучи оскорблен бывшим в то время начальником флота Кальвизием. Теперь же, 
когда начальство над флотом принял Агриппа, он возвратится к Цезарю, который 
ничем его не обидел, если Миндий достанет ему поручительство от Мессалы, 
замещавшего Агриппу на время его отъезда; говорил далее, что, вернувшись, он 
загладит свой проступок блестящими делами; до получения поручительства во 
избежание подозрений он будет продолжать это делать. Мессала сначала колебался, 
считая позорным входить в переговоры с Менодором, затем, однако, согласился — 
или считал это необходимостью, вызванной войною, или предвидел и предугадывал, 
как отнесется к этому Це-
363 
зарь. ТакИм образом Менодор снова перешел на сторону Цезаря, когда он прибыл, 
бросился к его ногам и просил простить его, не спрашивая о причине его 
предыдущего побега. Цезарь, согласно уговору, простил Менодора и гарантировал 
ему безопасность. Тайно, однако, Цезарь приказал наблюдать за ним, триеархов64 
же его он отпустил, куда им хотелось. 103. Когда флот был готов, Цезарь 
выступил вновь и, приплыв в Гиппоний, приказал Мессале с двумя легионами 
направиться в Сицилию к лагерю Лепида и устроить стоянку, проплыв в залив прямо 
против Тавромения. Три других легиона он послал для наблюдения за 
развертывающимися событиями в Стилиду, лежавшую при конце пролива. Тавру из 
Тарента Цезарь велел плыть к Скилакийскому мысу против Тавромения. Тавр 
исполнил это приказание, так что он одинаково готов был к битве и к продолжению 
плавания. По берегу его сопровождало сухопутное войско, причем шедшая впереди 
конница обследовала берега, а легкие либурнские суда65 — море. Цезарь, прибыв к 
нему из Гиппония, также явился у Скилакия и, одобрив найденный им блестящий 
порядок, вернулся в Гиппоний. Помпеи, как уже сказано, охранял все доступы к 
Сицилии, суда же свои держал в Мессине, чтобы оказать помощь, где она 
понадобится. 104. Такие приготовления ими делались. К Лепиду, между тем, 
транспортные суда снова везли остальные четыре легиона. Посланный Помпеем Папий,
 встретясь с ним, воспользовался тем, что они приняли его суда за дружественные,
 — они думали, что с ними встретились суда Лепида, — начал истреблять их. Суда 
же Лепида были отправлены слишком поздно, и, когда они явились с запозданием, 
транспортные суда укрылись от них, приняв их за вражеские, пока одни из них 
сгорели, другие были захвачены, третьи потоплены, остальные отплыли обратно в 
Африку. Из войска в море погибли два легиона. Если же кто спасался и выплывал, 
тех убивали на берегу Тизиен, другой военачальник Помпея. Остальные перебежали 
в Лепиду, кто теперь же, кто позже. Папий отплыл обратно к Помпею. 105. Цезарь 
со всем флотом отплыл к Стронгиле66, одному из пяти Эоловых островов, 
обследовав предварительно море. Заметив на сицилийском фронте большие военные 
силы, в Пилориаде, Милах, Тиндариде, он вообразил, что перед ним сам Помпеи и, 
передав начальство в этом месте Агриппе, вновь отплыл в Гиппоний; из Гиппония 
же с тремя легионами Мессалы быстро проследовал в лагерь Тавра, рассчитывая 
захва-
364 
тить Тавромений в отсутствие Помпея и напасть на него с двух сторон. Агриппа от 
Стронгилы отплыл к Гиере и, так как гарнизоны Помпея не могли ему противостоять,
 овладела ею, а на следующий день намеревался сделать нападение на Демохара, 
одного из начальников Помпея, находившегося в Милах с 40 кораблями. Помпеи 
опередил нападение Агриппы, послал к Демохару из Мессины еще 45 судов под 
начальством вольноотпущенника Аполлофана, и сам последовал за ним с другими 70 
кораблями. 106. Агриппа же еще ночью отплыл из Гиеры с половиной флота, имея в 
виду сражение с одним Папием. Когда он увидел суда Апполлофана и еще 70 других, 
он тотчас известил Цезаря о том, что Помпеи с большей частью флота находится в 
Милах; сам же стал во главе флота, поместив тяжелые суда в середине и поспешно 
вызвав остальной флот из Гиеры. Снаряжение обеих сторон было блестящее: на 
носовой кормовой частях кораблей имелись башни. После обычных призывных речей и 
поднятия сигналов на судах они устремились друг на друга, одни прямо с фронта, 
другие в обход, с криком, с шумом, производимым судами, чтобы этим навести 
страх. Суда Помпея были меньше, более легкие и быстрые при нападении и обходе, 
суда Цезаря более крупные и тяжелые, вследствие этого более медленные на ходу, 
но зато обладавшие большей силой при нападении и менее чувствительные к 
повреждениям. Экипаж на судах Цезаря был опытнее в морских делах, на судах же 
Помпея — сильнее. Превосходство судов Помпея проявлялось не в нападении, но при 
обходе — они или отгибали назад концы и лопатки весел, или ломали их рукоятки у 
более крупных судов, или отделяли суда от других, нанося тем не меньший вред. 
чем прямым нападением. Суда Цезаря нападали на более короткие суда Помпея, 
отталкивали их, потрясали или пробивали. При сцеплении же они нападали на эти 
более низкие суда с высоты, причем им было легче сбрасывать железные «вороны»67 
и крючки. Одолеваемые всем этим. люди бросались в море, и их подбирали 
плававшие вокруг вспомогательные суда Помпея. 107. Агриппа устремился прямо на 
корабль Папия, ударив его а защитные брусья, потряс и расколол его до самого 
низа; люди, находившиеся на башнях, были сброшены, и вода разом устремилась на 
корабль; из гребцов все нижние оказались запертыми, другие, проломив палубу, 
спаслись вплавь. Папий, принятый на ближайший корабль, вновь устремился против 
врагов. Помпеи, видя с мыса, что его
365 
суда мало приносят пользы, что при сцепления врукопашную они лишаются своих 
военных сил, что к Агриппе Из Гиеры плывет еще другой флот, поднял сигнал к 
отступлению с соблюдением порядка. Они отступали, нападая, и медленно шли назад,
 при натиске же со стороны Агриппы они спасались, но не к берегу, а в илистые 
места, образуемые реками при впадении в море.
108. Агриппе его кормчие не советовали с большими судами заходить на мелкие 
места; поэтому он оставался в море на якорях, чтобы подстеречь врагов и 
сразиться с ними, если понадобится, ночью. Но друзья уговаривали его не 
вступать в сражение, осторожно указывали, что не следует ни утомлять войск 
бессонницей и новыми усилиями, ни доверяться многобурному морю. Поэтому он 
только к вечеру отплыл. Помпеянцы также отплыли в свои заливы, потеряв тридцать 
кораблей и потопив пять неприятельских, нанеся достаточный вред другим судам, 
но и сами потерпев не меньшие повреждения. Хваля их за то, что они устояли 
против таких мощных судов, Помпеи говорил, что это был скорее штурм крепости, 
чем морская битва. Он одарил своих солдат как победителей и подавал им надежду, 
что в проливе, пользуясь силой течения, их более легкие суда возьмут верх, сам 
же со своей стороны обещал увеличить высоту кораблей. Таков был исход битвы при 
Милах между Агриппой и Папием.
109. Предполагая, как это и было в действительности, что Цезарь отправился в 
лагерь Тавра с тем, чтобы напасть на Тавромений, Помпеи после обеда прямо 
отплыл в Мессину, оставив часть флота в Милах, чтобы Агриппа думал, что Помпеи 
еще здесь. Агриппа же, дав отдохнуть, сколько необходимо, своим людям, отплыл в 
сдававшуюся ему Тиндариду. Он пошел туда, но снова был вытеснен мужественно 
сражавшимся гарнизоном. Зато к нему присоединились другие города и приняли его 
гарнизоны. Сам он вновь вернулся в Гиеру.
Цезарь, получив более точные сведения о том, что Помпеи отплыл из Мессины в 
Милы из-за Агриппы, переплыл из Скилакия в Левкопетру, откуда он намеревался 
ночью через пролив достигнуть Тавромения. Узнав о происшедшей морской битве, он 
изменил свое намерение и решил плыть после одержанной победы уже не тайком, а 
при дневном свете, во главе бодро настроенного войска: он был вполне убежден, 
что Помпеи еще находится у Агриппы. Обозревая днем море с гор и найдя его 
свободным от неприятностей, Цезарь отплыл с таким количеством
366 
войск, какое только могли вместить суда, оставив Мессалу с остальными войсками 
до тех пор, пока корабли не возвратятся к нему. Приблизившись к Тавромению, 
Цезарь хотел склонить город к сдаче, но, так как гарнизон не принял его 
предложения, проплыл мимо реки Онобалы68 и храма Венеры69 и пристал у статуи 
Архегета — божества наксосцев — с тем, чтобы, разбив Там лагерь, сделать 
попытку овладеть Тавромением. Архегет — это статуя Аполлона70, поставленная 
первоначально выселившимися в Сицилии наксосцами.
110. При сходе на берег Цезарь поскользнулся и упал, но поднялся сам. Пока он 
устраивал лагерь, приплыл Помпеи с многочисленным флотом совершенно неожиданно 
для Цезаря, который думал, что Помпеи сражается с Агриппой. Помпея сопровождала 
по берегу конница, подвигавшаяся наравне с флотом; с другой стороны показалась 
пехота, так что все на стороне Цезаря были охвачены страхом, оказавшись посреди 
трех неприятельских отрядов, Цезарь же опасался, что он уже не будет иметь 
возможности послать за Мессалой. Всадники Помпея начали тотчас беспокоить людей 
Цезаря, занятых сооружением лагеря. Если бы вслед за всадниками были двинуты 
пехота и флот, Помпею легко удалось бы добиться еще больших успехов. Но 
неопытные в военном деле помпеянцы не знали о происшедшем смятении в войске 
Цезаря и не решались в то же время начать битву в вечернее время; одни из них 
стали на якорь у Коккинского мыса, пехота же, признавая неудобным устраиваться 
лагерем вблизи неприятеля, удалилась в город Фенику. Таким образом, ночью они 
бездействовали, а солдаты Цезаря заканчивали устройство лагеря, однако 
вследствие утомления и бессонницы не были способны к бою. Было всего 3 легиона, 
500 всадников без лошадей, 1000 легковооруженных, 2000 ветеранов, примкнувших 
добровольно к Цезарю, сверх этого отряд флотского экипажа. 111. Поручив 
начальство над всей пехотой Корнифицию, Цезарь предписал ему отражать 
сухопутные неприятельские силы и действовать сообразно с обстоятельствами. Сам 
он на судах, еще до наступления дня вышел в море, чтобы и оттуда не быть 
запертым врагами. Правое крыло он поручил Титинию, левое Каризию, сам же взошел 
на либурнское судно7! и объезжал все суда со словами ободрения. После увещания 
он снял с корабля полководческий значок, как во время величайшей опасности. 
Помпеи также вывел свои суда, и они дважды сталкивались
367 
с неприятельскими. Битва закончилась только ночью. Суда Цезаря были захвачены и 
сожжены. Некоторые, распустив малые паруса, отплыли в Италию, не жидая 
приказаний. Суда Помпея после кратковременного преследования их обратились 
против остальных и часть из них захватили, часть сожгли. Кто спасался вплавь на 
берег, тех убивали или захватывали всадники Помпея. Кто же убегал в лагерь 
Корнифиция, тем при их приближении он оказывал помощь, высылая, однако, к ним 
только легковооруженных, двинуть же упавшие духом отряды против самоуверенной, 
благодаря победе, как это можно было ожидать, неприятельской пехоты он считал 
неуместным. 112. Пока Цезарь промедлил среди вспомогательных судов большую 
часть ночи, колеблясь — возвращаться ли ему в Корнифицию через море, покрытое 
столькими обломками судов, или же спасаться бегством к Мессале, божество 
привело его в Абальский залив с одним только оруженосцем, без друзей, 
телохранителей, рабов. Здесь его, ослабевшего и телом и духом, нашли люди, 
спустившиеся с гор на разведку; и они, чтобы лучше скрыть его, стали передавать 
его с одной лодки на другую и таким образом переправили к находившемуся 
недалеко Мессале. Тотчас, еще не оправившись, Цезарь послал либурнское судно к 
Корнифицию и, разослав повсюду по горам известие о своем спасении, приказывал 
всем идти на помощь Корнифицию, которому в собственноручном письме обещал 
немедленную помощь. Приведя себя в порядок и немного отдохнув, Цезарь ночью 
отправился в Стилиду в сопровождении Мессалы к Каррине, имевшему при себе три 
готовых к отплытию легиона. Ему он приказал плыть к Липаре, куда и сам 
намеревался отправиться. В письме к Агриппе Цезарь просил спешно послать 
Ларония с войском на помощь находившемуся в опасном положении Корнифицию. 
Мецената72 же он снова отправил в Рим из-за происходивших там волнений, причем 
некоторые из главарей были наказаны. Мессала был отправлен в Дикеархию привести 
оттуда в Гиппоний так называемый первый легион. 113. Этого Мессалу триумвиры в 
свое время объявили проскрибированным, обещав тому, кто его убьет, деньги и 
свободу. Он бежал к Кассию и Бруту, по смерти же их по договору сдал войско 
Антонию. Я счел нужным упомянуть об этом как об образце великодушия римлян: 
имея в своих руках человека, включившего его в проскрипционный список, теперь 
одинокого и в тяжелых обстоятельствах, Мессала обращался с
368 
ним как с верховным повелителем и спас его. Корнифиций легко мог отражать 
неприятелей из-за укреплений, но, чтобы избежать опасности голода, построил 
войска в боевой порядок и призывал их к битве. Помпеи не считал нужным вступать 
в бой с людьми, для которых в одной этой битве заключалась надежда, и 
предпочитал взять их голодом. Тогда Корнифиций, имея посредине безоружных, 
спасшихся с судов, выступил из лагеря в тяжелых условиях и, подвергаясь 
обстрелам в ровных местах со стороны всадников, в скалистой местности со 
стороны стрелков и легковооруженных нумидийцев, которые, как настоящие 
африканцы, бросали в них копья и убегали, лишь только обращались против них. 
114. На четвертый день они с трудом достигли безводной местности, о которой 
рассказывали, что ее заполнял огненный поток, доходивший до самого моря и 
иссушивший всю протекавшую воду. Соседние жителя проходили через эту местность 
только ночью, так как днем она отличается удушливой жарой и обилием золы и 
пепельной пыли. Солдаты Корнифиция не решались идти здесь ночью, тем более, что 
не знали пути и опасались засад; но они не могли идти здесь и днем, так как 
задыхались и обжигали себе ступни, как в летнюю жару, особенно же те, кто были 
босы. Не будучи в состоянии медлить на месте из-за мучившей их жажды, они в то 
же время не могли опередить обстреливавших их копьями врагов и получали раны, 
не имея возможности обороняться. А так как выходы из этой сожженной местности 
были заняты другими неприятельскими отрядами, то, не заботясь более ни о 
наиболее слабых, ни о безоружных, те, кто были еще в силах, со смелостью 
отчаянья бросились в проходы, тесня, насколько могли, неприятеля. Так как 
внешние выходы оставались занятыми врагами, они уже отчаивались в своем 
спасении и теряли силы от жажды, жары и утомления. После убеждений Корнифиция, 
указывавшего на близость источника, они, вновь потеряв много своих, потеснили 
неприятеля; источник, однако, был захвачен другим неприятельским отрядом. Тогда 
люди Корнифиция потеряли всякое мужество и пришли в полное изнеможение. 115. В 
то время как они находились в таком положении, вдали показался Лароний, 
посланный Агриппой с тремя легионами. Еще не было ясно, друг ли он. Движимые 
всегда надеждой, они ждали, что он будет таковым, и снова ободрились. Увидя же, 
что неприятель покидает источник, чтобы не очутиться между двух враждебных 
войск, они со всей силой за-
369 
кричали от радости, и, когда Лароний крикнул им в ответ, они бегом овладели 
источником. Начальники запрещали им пить воду сразу и помногу. Те, кто не 
обращали внимания. пили, тут же умирая. Так Корнифиций и уцелевшая часть его 
войска неожиданно были спасены и прибыли в Милы к Агриппе73.
116. Агриппа овладел Тиндаридой, местечком, изобиловавшим съестными припасами и 
удобно расположенным для ведения войны на море. После этого и Цезарь переправил 
туда пехоту и конницу. Было у него всего в Сицилии тяжеловооруженных до 21 
легиона, 20 000 всадников и свыше 5000 легковооруженных. Милы, равно как и вся 
территория от Мил до Навлоха и Пелориады и весь берег все еще были заняты 
гарнизонами Помпея. Из страха особенно перед Агриппой они поддерживали 
постоянный огонь, чтобы зажигать приближающиеся суда. Помпеи владел также и 
ущельями с обеих сторон. Он укрепил горные обходные пути в окрестностях 
Тавромения и близ Мил и беспокоил Цезаря, лишь только тот стал двигаться вперед 
из Тиндариды, не вступая, однако, в открытый бой. Предполагая, что Агриппа 
сделает высадку в Пелориаде, он, оставив проходы близ Мил, отправился туда. 
Цезарь завладел как ими, так и Милами и Артемисием, небольшим городом, где 
некогда, как говорят, жили быки Гелиоса, а Одиссей видел свой сон74. 117. Слухи 
относительно Агриппы оказались ложными. Тогда Помпеи, узнав о потере проходов, 
призвал к себе Тисиена с войском. Выступив против Тисиена, Цезарь сбился с пути 
близ горы Микония и провел там ночь не в палатке. Так как шел сильный дождь, 
обычный поздней осенью, солдаты всю ночь держали над ним галльский щит. От Этны 
исходил глухой шум, далеко слышен был рев и виден свет, освещавший войско, так 
что германцы от страха выбегали из лагеря. Но и другие, слыхавшие рассказы об 
Этне, опасались, как бы при таком неожиданном стечении обстоятельств огненный 
поток не устремился на них. После этого Цезарь стал опустошать область 
палестенов, причем с ним встретился занимавшийся фуражировкой Лепид, и они оба 
расположились лагерем близ Мессены. 118. До сих пор по всей Сицилии происходили 
мелкие стычки; более же крупного дела не было ни одного.
Цезарь послал Тавра отрезать подвоз продовольствия к Помпею и захватить города, 
откуда доставлялся провиант. Сильнейшим образом страдая от этого, Помпеи решил 
дать большое сражение, которое определило бы ис-
370 
ход борьбы. Пехоты Цезаря он опасался, но, гордясь своими кораблями, он послал 
спросить Цезаря, согласен ли он решить их борьбу морской битвой. Хотя Цезарь и 
страшился всего связанного с морем, так как до сих пор не имел успеха на нем, 
однако, стыдясь отказаться, принял вызов. Назначен был день, к которому обе 
стороны снарядят по триста кораблей, снабженных всевозможными башнями и 
машинами, какие только могли придумать. Агриппа придумал так называемый гарпакс 
— пятифутовое бревно, обитое железом и снабженное с обоих концов кольцами. На 
одном из колец висел гарпакс, железный крюк, к другому же было прикреплено 
множество мелких канатов, которые при помощи машин тянули гарпакс, когда он, 
будучи брошен катапультой, зацеплял вражеский корабль. 119. Когда назначенный 
день наступил, при громких криках бой начался с состязания гребцов, бросавших 
как машинами, так и руками камни, зажигательные снаряды, стрелы. Затем и сами 
суда стали разбивать друг друга, ударяя или в бока, или в эпотиды — 
выдававшиеся спереди брусья, — или в носовую часть, где удар был сильнее всего 
и где он, сбрасывая экипаж, делал корабль неспособным к действию. Некоторые 
суда, проплывая мимо, осыпали друг друга снарядами и копьями. Вспомогательные 
суда подбирали упавших. Тут происходили рукопашные схватки, проявлялась сила 
моряков и ловкость кормчих, слышались крики, увещанья начальников, действовали 
машины. Но более всего отличался гарпакс, сбрасывавшийся на корабли благодаря 
своей легкости с большого расстояния и зацеплявшийся всякий раз, когда канаты с 
силой тянули его назад. Обрубить его для подвергшихся нападению было трудно, 
так как он был окован железом;,длина же его делала и канаты недоступными для 
того, чтобы их обрубить. Ввиду того что орудие введено было в действие впервые, 
то не придумали еще таких мер против него, как серпы, насаженные на древки. 
Единственное средство, какое могли придумать против гарпакса, ввиду 
неожиданности его появления, — двигаться в противоположном направлении, давая 
задний ход. Но так как то же самое делали противники, силы же гребцов были 
равны, гарпакс продолжал делать свое дело. 120. Сблизившиеся корабли сражались 
всеми способами, экипажи их перескакивали на неприятельские суда, причем с 
обеих сторон одинаково нелегко уже было отличать неприятелей, так как и оружие 
было у всех одно и то же и говорили почти все на италийском языке. Ус
371 
ловленный пароль в этой обоюдной свалке делался известен всем — обстоятельство, 
послужившее для множества разнообразных обманов с обеих сторон; друг друга не 
узнавали как в бою, так и в море, наполнившимся телами убитых, оружием, 
обломками кораблей. Все средства борьбы были испробованы, кроме лишь огня, от 
которого после первого набега кораблей отказались вследствие тесного сплетения 
судов. Сухопутные войска обеих сторон со страхом и вниманием следили с берега 
за происходившим на море, связывая с исходом боя все свои надежды. Однако 
ничего не могли они различить и разобрать, как ни напрягали зрение, так как 600 
кораблей выстроились в длинную цепь по линии, а жалобные вопли попеременно 
раздавались то с той, то с другой стороны. 121. Наконец, Агриппа, заметив по 
цвету башен, которым корабли только и различались между собою, что кораблей 
Помпея гибло больше, ободрил окружавших его, указывая, что успех на их стороне. 
Затем, снова напав на неприятелей, он начал непрерывно теснить их до тех пор, 
пока наиболее теснимые не сбросили башен и, повернув суда, начали спасаться 
бегством в проливе, причем успело спастись только 17 кораблей. Остальным путь к 
берегу был отрезан Агриппой, и они, преследуемые им, разбивались о берег, 
причем случалось, что в стремительном преследовании и преследователи терпели ту 
же участь, или же, если они становились на якорь, их захватывали или сжигали. 
После этого и те, кто еще продолжал сражаться, видя происходившее вокруг, также 
стали сдаваться неприятелям. Войска Цезаря на море испускали победные крики; им 
вторила пехота на берегу. На стороне Помпея раздавались вопли отчаяния. Сам он 
поспешно бежал из Навлоха в Мессену, в растерянности оставив пехотные войска на 
произвол судьбы. Вследствие этого Тисиен, по соглашению, сдал их Цезарю, а 
вслед за тем сдалась и конница. Во время боя потоплено было у Цезаря 3 корабля, 
у Помпея 28. Остальные были или сожжены, или захвачены, или погибли, разбившись 
о берег. Спаслось только 17.
122. Получив в пути известие о сдаче войск, Помпеи сменил полководческие одежды 
на частное платье и послал в Мессену распоряжение погрузить на корабли что 
только возможно; к этому все уже было задолго подготовлено. В то же время он 
спешно вызвал из Лилибея Плиния с бывшими при нем 8 легионами для сопровождения 
его во время бегства. Плиний поспешил к нему. Но
372 
остальные сторонники Помпея, и друзья, и гарнизоны, и войска, перешли на 
сторону противника, так как он проник уже в пролив. Тогда Помпеи, не дожидаясь 
долее Плиния и несмотря на надежные укрепления города, бежал из Мессены на 17 
судах к Антонию, мать которого он выручил в подобных же обстоятельствах. Не 
встретясь с ним, Плиний прибыл в Мессену и занял ее. Цезарь, оставшись сам в 
лагере при Навлохе, дал распоряжение Агриппе осадить Мессену, которая и была 
осаждена при участии Лепида. Плиний через послов предложил начать переговоры. 
Агриппа просил до утра подождать Цезаря, Лепид же заключил от себя соглашение, 
причем, чтобы склонить на свою сторону войска Плиния, согласился на то, чтобы 
они вместе с остальными войсками участвовали в разграблении города. Вместо 
спасения жизни, о которой они только и просили, они неожиданно получили 
возможность поживиться и в течение всей ночи вместе с людьми Лепида предавались 
грабежу, после чего перешли на сторону Лепида. 123. Располагая вместе с ними 22 
легионами пехоты и многими всадниками, Лепид возомнил о себе и вознамеревался 
овладеть Сицилией под тем предлогом, что он первый высадился на остров и 
привлек на свою сторону большое число городов. Разослав всем гарнизонам 
предписание в случае приближения войск Цезаря не впускать их, он занял все 
проходы. Цезарь явился на следующий день и через друзей упрекал Лепида, причем 
они говорили, что Лепид пришел в Сицилию в качестве союзника Цезаря, а не с тем,
 чтобы завладеть ею для себя. Тот возражал, что его лишили прежнего положения, 
которое Цезарь присвоил себе, и указывал, что он отдаст ему и Африку и Сицилию, 
если Цезарь вернет ему его положение. Раздраженный Цезарь в гневе явился к 
Лепиду лично и упрекал его в неблагодарности. Они разошлись с угрозами друг 
другу; вслед затем разошлись и их стража, а корабли стояли наготове на якорях, 
так как говорили, будто Лепид замышляет их сжечь.
124. Войска были недовольны угрозой новой гражданской войны и непрекращающимися 
раздорами. Притом они не считали Лепида равным Цезарю; даже собственные солдаты 
Лепида, удивляясь доблестям Цезаря, признавали в то же время вялость Лепида и 
ставили ему в вину допущенный им грабеж, так как их поставили наравне с 
побежденными. Узнав об этом, Цезарь через подосланных людей тайно расхваливал 
поодиночке солдатам Лепида ожидающие их преимущества. Многие склони-
373 
лись на его сторону и особенно бывшие помпеянцы из опасения, что их договор 
непрочен без согласия Цезаря. Между тем как Лепид по своей беспечности ничего 
не знал об этом, Цезарь явился к его лагерю со множеством всадников, которых 
оставил перед оградой, а сам вошел в лагерь с немногими людьми, заверяя всех 
встречных, что он не желает войны. Видевшие приветствовали его как императора, 
причем первыми сбежались помпеянцы, уже склонившиеся на его сторону и просившие 
его простить их. Он выразил удивление, почему, прося прощения, они не делают 
того, что должно послужить к их пользе. Они тотчас поняли и, схватив знамена, 
принесли их Цезарю, другие же разобрали палатки.
125. Услыхав шум, Лепид выскочил Из палатки и схватился за оружие. Посыпались 
удары. Один из оруженосцев Цезаря пал. Сам Цезарь получил удар по панцирю; 
копье, однако, не задело кожи, и он поспешно спасся бегством к своим всадникам. 
Гарнизон одного из укреплений Лепида смеялся над его бегством. Раздраженный 
этим Цезарь не успокоился до тех пор, пока не овладел со своими всадниками этим 
укреплением и не разорил его. Начальники других гарнизонов передались от Лепида 
к Цезарю, одни тотчас, другие в следующую ночь, без попытки сопротивления, 
некоторые для видимости после слабого нападения конницы; но были и такие, 
которые выдержали и отражали нападение. Лепид посылал повсюду подкрепления. Но 
когда и сами эти подкрепления изменили, переменилось настроение остального 
войска Лепида, даже тех, кто был привержен к нему. Первыми опять-таки 
перебежали отдельными частями помпеянцы, которые еще оставались у Лепида. Когда 
же он, чтобы удержать их, отправил против них других, последние, захватив свои 
знамена, вместе с остальными перешли к Цезарю. Лепид угрожал уходившим, 
удерживал знамена, говорил, что не пустит их, упрашивал их до тех пор, пока 
кто-то не сказал, что, мертвый, он их пропустит; испугавшись такой угрозы, 
Лепид отпустил. 126. Перешедшие последними всадники спрашивали Цезаря, не убить 
ли Лепида, так как он уже более не полководец. Он им это воспретил. Таким 
образом, вследствие неожиданной общей измены после столь высокого положения и 
обладания столь многочисленными войсками Лепид в короткое время оказался ни с 
чем. Переменив одежду75, он побежал к Цезарю, причем видевшие это сбегались 
смотреть на происходящее как на зрелище. Цезарь встал при приближении Лепида
374 
и, не допустив его упасть к своим ногам, отослал в Рим в одежде, в какой он был,
 одежде частного лица, а не в полководческой; за ним осталось только его 
жреческое звание76. Так этот человек, часто бывший полководцем и триумвиром, 
назначавший начальствующих лиц, вносивший в списки приговоренных к смерти 
сенаторов, ему равных по положению, жил частным лицом, оказавшись даже ниже 
некоторых из внесенных в проскрипционные списки, а теперь занимавших высокое 
положение.
127. Помпея Цезарь не преследовал и не поручал преследовать и другим, или 
опасаясь вторгнуться в чужую, принадлежавшую Антонию, область, или предвидя 
будущее и возможные выступления против него со стороны Антония, чтобы иметь 
предлог к разрыву, в случае если бы произошло какое-нибудь нарушение 
заключенного договора (задолго уже можно было подозревать, при их стремлении к 
власти, что с устранением других начнется борьба между ними), или, как позже 
говорил сам Цезарь, он не преследовал Помпея потому, что тот не был убийцей его 
отца. После того как все войска были собраны, у Цезаря оказалось 45 легионов 
тяжеловооруженных, 25 000 всадников, более чем полуторное по сравнению с 
всадниками число легковооруженных и 600 военных кораблей. Несчетное множество 
грузовых судов он разослал по их владельцам. Затем он одарил войска наградами 
по случаю победы, частью выдав их сразу, частью обещав выдать потом, 
распределил между всеми венков и другие знаки отличия и дал прощение 
начальникам Помпея. 128. Божество, однако, позавидовало его счастью: войска 
возмутились, и главным образом его собственные, требуя скорейшего роспуска и 
таких же наград, как те, что были розданы сражавшимся при Филиппах. Он сам не 
считал последнюю битву равнозначной той, однако обещал дать столько же, сколько 
получат солдаты Антония, когда он возвратится.
Что же касается роспуска, то Цезарь с угрозой напоминал об отечественных 
законах, о данных солдатами клятвах, о дисциплине; видя однако, что его слушают 
непокорно, прекратил угрозы, чтобы не началось волнение и среди вновь 
присоединенных войск. Он говорил, что в свое время их распустит, в одно время с 
Антонием, теперь же поведет их не на гражданскую войну, успешно закончившуюся, 
а против иллирийцев и других варварских племен, нарушивших только что 
заключенный мир, причем солдаты тут могут обогатиться. Они, однако, отка-
Аппиан. Гражданские войны 
375 
зывались выступить в новый поход, пока не получат даров и наград за прежний. 
Цезарь отказывался теперь же раздавать награды и взамен того предлагал добавить 
легионам еще много венков, дать им звание членов совета на их родине. Пока 
Цезарь давал все эти обещания, трибун'7 Офиллий начал кричать, что венки и 
пурпурные одежды — детские игрушки, награда же воинам — земля и деньги. Тогда 
Цезарь в гневе сошел с трибуны. Сторонники трибуна, напротив, одобряли его и 
бранили тех, кто не становился на их сторону. Сам Офиллий утверждал, что он и 
один будет защищать столь правое дело. После этого на другой день он исчез, и 
никто не знал, что с ним случилось. 129. Из страха никто уже в войске теперь не 
говорил поодиночке, но, собравшись отрядами, все сообща кричали, требуя 
роспуска. Цезарь всякими хитростями старался склонить на свою сторону главарей. 
Сражавшимся при Филиппах и Мутине он разрешил желающим оставить службу как 
сверхсрочным. Когда таких набралось 20 000. он их отпустил и выслал на острова, 
чтобы они не смущали остальных. Служившим со времени Мутинской битвы он 
отдельно добавил, что, независимо от полученного ими отпуска, все обещанное им 
будет выдано. Выйдя к остальным, он призывал их в свидетели нарушения клятвы со 
стороны отложившихся, так как они были распущены против воли вождя, оставшихся 
же он хвалил и обнадеживал, что вскоре отпустит и их, причем никто из них не 
будет раскаиваться, так как будет отпущен обогащенным; теперь он даст им по 500 
драхм78. После этой речи он наложил на Сицилию налог в 1600 талантов79, 
назначил наместников в Африку и Сицилию и выделил войско в каждую из этих 
провинций, отослал в Тарент принадлежавшие Антонию суда; из остальных войск 
часть выслал вперед на судах в Италию, стал во главе другой части и сам покинул 
остров. 130. При приближении к Риму сенат назначил Цезарю безмерные почести, 
предоставив на его усмотрение, принять ли их все или только те, которые сочтет 
нужными. Встречали его, выйдя на далекое расстояние, и сенаторы и народ, все 
украшенные венками, а затем сопровождали его и в храмы и по пути из храмов 
домой. На другой день Цезарь держал речь в сенате и перед народом, излагал свои 
дела и меры управления с начала и до настоящего времени. Записав сказанное, он 
выпустил это отдельной книгой. По случаю окончания гражданской войны Цезарь 
объявил мир и общую радость, простил недоимки по налогам, а также простил
376 
и сборщиков налогов и других откупных сумм, которые они были еще должны. Из 
постановленных сенатом почестей он принял установление ежегодного праздника в 
дни одержанной им победы и постановку на колонне на форуме золотой его статуи в 
одежде, которая была на нем при вступлении в Рим, причем в колонну были вделаны 
носы кораблей. Статуя была поставлена с надписью: «На суше и на море он 
восстановил нарушавшийся долгими распрями мир». 131. Народного постановления о 
передаче ему от Лепида звания верховного жреца80, вопреки закону, согласно 
которому это звание было пожизненным, Цезарь не принял, равно как отклонил и 
советы убить Лепида как своего врага. Во все лагери он разослал запечатанные 
письма с повелением вскрыть их в один и тот же день и исполнить то, что было в 
них предписано. А содержали они повеление относительно рабов, бежавших во время 
смут и участвовавших в военных действиях, рабов, для которых Помпеи вытребовал 
свободу, дарованную им и сенатом и договорами. Рабы в один день были схвачены и 
доставлены в Рим, где Цезарь и возвратил их прежним владельцам-римлянам и 
италийцам или их наследникам; так же он поступил и в отношении сицилийцев. Тех 
же рабов, которых никто не брал, он велел казнить близ городов, откуда они 
бежали.
132. Таков, казалось, был конец усобиц того времени. Цезарю было в то время 28 
лет. Его изображение было поставлено в городах рядом с местными богами. За 
время смут сам Рим и Италия открыто разграблялись, причем это скорее походило 
на дерзкие грабительские нападения, чем на тайный грабеж. Сабин, назначенный 
Цезарем для восстановления порядка, производил массовое истребление захваченных 
в течение года и обеспечил повсюду мир и безопасность. С этого времени, говорят,
 и начался обычай устраивать отряд ночных сторожей. Цезарь, заслуживший общее 
изумление столь быстрым и неожиданным восстановлением порядка, вернул многие 
права в государственном управлении ежегодным должностным лицам, согласно 
отцовским законам, сжег документы, относившиеся ко времени смут, и обещал 
вполне восстановить государственный строй после возвращения Антония из 
парфянского похода, ибо он был убежден, что и тот пожелает, с прекращением 
гражданских войн, сложить свою власть. Восхваляя за это Цезаря, его избрали 
пожизненным трибуном8!, чтобы этой пожизненной властью побудить отказаться от 
прежней. Он принял и эту
377 
должность и от себя написал Антонию все, что думал относительно верховной 
власти. Тот предложил обратиться к Цезарю отправлявшемуся в Рим Бибулу. Цезарь 
послал наместников в провинции и предполагал принять участие в иллирийском 
походе.
133. Помпеи из Сицилии прибыл к мысу Лацинию. Здесь, намереваясь бежать к 
Антонию, он ограбил богатый пожертвованиями храм Юноны82. Прибыв в Митилену, 
Помпеи провел там некоторое время. Там его, еще мальчиком, вместе с его матерью 
укрыл его отец во время войны с Гаем Цезарем и после своего поражения вновь 
взял его оттуда. Помпеи имел намерение передаться Антонию, воевавшему в то 
время с мидийцами и парфянами, как только он вернется. Когда Помпеи узнал о 
поражении Антония, что подтверждалось дошедшими слухами, он вновь возымел 
надежду или стать преемником Антония в случае его смерти или разделить с ним 
власть в случае его возвращения. У него все время был в уме пример Лабиена, 
который незадолго до того прошел Азию опустошительным набегом83. В таком 
положении Помпеи получил известие о возвращении Антония в Александрию. Все еще 
колеблясь, Помпеи послал к нему посольство, выдавал себя за его друга и 
союзника, на деле же он наблюдал за делами Антония. Других послов Помпеи 
отправил во Фракию и в Понт к местным царям, предполагая в случае неудачи своих 
замыслов бежать через Понт в Армению. Отправил он послов и к парфянам, надеясь, 
что на будущее время, в случае войны с Антонием, они охотно примут к себе 
римского полководца, в особенности сына Помпея Великого. Он изготовлял корабли 
и упражнял их экипаж под предлогом, что он это делает или из страха перед 
Цезарем или снаряжает все это для Антония.
134. Антоний, узнав о действиях Помпея, избрал против него военачальником Тития,
 приказал ему взять корабли и войско из Сирии и в случае, если Помпеи начнет 
войну, сражаться против него всеми силами, в случае же если он сдастся, 
привести его с честью к Антонию. Затем он принял явившихся к нему послов Помпея,
 передавших ему следующее: «Помпеи послал нас не вследствие безвыходности 
своего положения. Если бы он намеревался продолжать войну, он поплыл бы в 
Испанию, дружественную ему еще со времени отца, державшую его сторону во время 
его юности и теперь призывающую его. Однако он предпочитает поддерживать мир 
вместе с тобой
378 
или воевать, если представится необходимость, под твоим начальством. И таковы 
его намерения не только теперь, но были еще и в то время, когда он владел 
Сицилией и держал в осаде Италию, когда он дал убежище твоей матери и отослал 
ее к тебе. Если бы ты тогда принял его дружбу, Помпеи не потерял бы Сицилии — 
ведь ты не дал бы Цезарю своих кораблей против него, — и ты не потерпел бы 
поражения в Парфии, так как Цезарь не послал тебе войска, как было условлено. 
Ты владел бы еще и Италией сверх того, что имеешь. Но раз уже ты не 
воспользовался тогда таким особо благоприятным случаем, то Помпеи желал бы, 
чтобы ты не давал так часто себя обманывать Цезарю словами или ссылкою на 
родство и помнил, что он начал войну с Помпеем вопреки договору и без всякого 
повода, не забывал бы и о Лепиде, соучастнике его власти, у которого он отнял 
принадлежавшую ему долю власти, причем ни той, ни другой долей власти он с 
тобою не поделился. 135. Ты один теперь остался на пути к столь желанному для 
него единовластию. Он был бы уже в твоих руках, если бы между вами не стоял 
Помпеи. Тебе и самому следует заботиться о себе; однако Помпеи предупреждал 
тебя обо всем из расположения, предпочитая тебя, человека бесхитростного и 
великодушного, человеку лживому, коварному, изворотливому. Он не ставит тебе в 
упрек, что ты по необходимости дал Цезарю корабли против него, нуждаясь со 
своей стороны в войске для парфянского похода, но напоминает об этом, чтобы 
обратить твое внимание, что это войско не было послано. Коротко говоря, Помпеи 
отдает себя в твое расположение с кораблями, какие он еще имеет, и с войском, 
вполне ему преданным и не оставившим его во время бегства. При сохранении мира 
ты получишь большую славу, выручив сына Великого, в случае же войны, которая 
вот-вот начнется, ты найдешь в лице Помпея хорошую поддержку».
136. Когда послы высказали все это, Антоний сообщил им о том поручении, какое 
он дал Титию. «Если Помпеи действительно имеет такие намерения, — сказал он, — 
пусть явится сюда в сопровождении Тития». Пока это происходило, военачальниками 
Антония были захвачены и доставлены в Александрию послы, отправленные Помпеем к 
парфянам. Выведав от них все, Антоний позвал послов Помпея и показал им 
захваченных людей. Они оправдывали Помпея тем, что. будучи еще молодым 
человеком и находясь в такой крайности, он из опасения, что Антоний
379 
не примет его дружественно, пробовал завязать сношения с злейшими врагами 
римлян. Он тотчас явится, как только узнает об отношении к нему Антония, так 
как он уже не будет нуждаться в таких попытках и замыслах. Антоний как человек 
всегда прямодушный, великий духом и бесхитростный поверил послам.
137. Между тем Фурний, наместник Антония в Азии, принял явившегося с мирными 
намерениями Помпея, так как не имел сил воспрепятствовать ему и не знал еще 
решения Антония. Видя, однако, что тот упражняет войска, Фурний произвел набор 
среди подчиненного ему населения и спешно вызвал к себе Аэнобарба, начальника 
одного соседнего военного отряда, и Аминту, начальника другого соседнего отряда.
 После того как они быстро собрались, Помпеи начал упрекать их, что они считают 
его врагом, хотя он отправил послов к Антонию и ждет от него ответа. Однако, 
говоря так, он замышлял захватить Аэнобарба с помощью предательства некоего 
Курия, из приближенных Аэнобарба, рассчитывая, что в случае обмана нахождение 
Аэнобарба в его руках будет иметь большое значение. Предательство было открыто, 
и Курий, изобличенный присутствовавшими римлянами, погиб. Помпеи велел казнить 
вольноотпущенника Феодора, который один знал о его замыслах и проговорился о 
них. Не надеясь уже более скрывать свои намерения от Фурния, Помпеи с помощью 
измены овладел Лампсаком; где было много италийцев из поселенных там Гаем 
Цезарем. За большое жалованье он набрал из них войско. Имея уже 200 всадников и 
3 легиона, Помпеи напал на Кизик с суши и с моря, однако был отражен: там 
находился небольшой отряд Антония, составлявший стражу при гладиаторской школе. 
Тогда, возвратившись в Ахейский залив, Помпеи занялся сбором продовольствия. 
138. Фурний не начинал битвы, все время устраивался вблизи него лагерем со 
многими всадниками, препятствуя ему собирать продовольствие и захватывать 
города. Не имея конницы, Помпеи напал на его лагерь спереди и тайно в то же 
время обошел его сзади. Фурний пошел против Помпея, но в это время был вытеснен 
из лагеря напавшими сзади. Помпеи преследовал бегущих по долине Скамандра и 
многих перебил: долина была сырая из-за дождей. Спасшиеся отступили, так как не 
были уже боеспособны. При наборе в Мизии, Протон-гиде и в других местах, 
разоренные постоянными налогами охотно нанимались в войско Помпея, особенно 
благодаря славе одержанной им при
380 
Ахейском заливе победы. Не располагая конницей и страдая от этого при сборе 
продовольствия, Помпеи узнал, что к Антонию направляется италийский отряд 
всадников, посланный Октавией, зимовавшей в Афинах. Он тотчас же послал своих 
людей с золотом для подкупа отряда. Однако наместник Антония в Македонии 
захватил их, а бывшее при них золото роздал всадникам. 139. Тогда Помпеи 
захватил Никею и Никомидию, отчего сильно обогатился, в короткое время 
неожиданно увеличив свои средства до значительных размеров. Но и к Фурнию, 
стоявшему недалеко лагерем, в начале весны прибыли из Сицилии 70 кораблей, 
уцелевших из числа тех, которые Антоний дал Цезарю против Помпея и которые по 
окончании войны Цезарь отпустил. Сверх того, из Сирии явился Титий еще с 120 
кораблями и со значительным войском. Все они прибыли в Проконнес. Из страха 
перед ними Помпеи сжег свои корабли и вооружил гребцов, рассчитывая, что они 
принесут больше пользы. Тогда Кассий из Пармы, Насилии, Сатуррин, Ферм, 
Антистий и другие из более значительных друзей Помпея, которые еще оставались 
при нем, наиболее почтенный из них фанний и даже свойственник Помпея Либон, 
видя, что и в присутствии Тития, которому Антоний поручил сношения с Помпеем, 
он не прекращает борьбы против более сильного из противников, отвернулись от 
него и, обеспечивая свою безопасность, перешли к Антонию. 140. Лишившись друзей,
 Помпеи удалился в глубь Вифинии. Говорили, что он спешит в Армению. Когда он 
снялся тайно ночью, Фурний, Титий и за ними Аминта стали его преследовать. Они 
настигли его после усиленного перехода к вечеру и расположились вследствие 
позднего времени и усталости каждый отдельно своим лагерем близ холмов, не 
имеющих ни рвов, ни валов. В таком положении на них напал Помпеи с 3000 
легковооруженных и многих перебил, когда они еще спали или едва вскочили со сна.
 Кажется, если бы Помпеи напал тогда ночью со всем войском и продолжал натиск 
после начавшегося бегства врагов, он быстро одержал бы полную победу. Но, 
ослепленный божеством, он пренебрег и этой возможностью и после такого 
успешного дела ограничился тем, что вновь начал отступать в глубь страны. 
Противники его вновь собрались и продолжали преследование, препятствуя ему 
собирать продовольствие. Подвергаясь опасности из-за отсутствия продовольствия, 
Помпеи решил вступить в переговоры с Фурнием, бывшим другом Великого и 
выдававшимся из
381 
всех остальных как своим званием, так и более твердым характером. 141. 
Обратившись к нему через реку, Помпеи сказал, что он отправил послов к Антонию 
и прибавил, что, нуждаясь при своем положении в продовольствии и будучи 
оставлен ими без внимания, он совершил такой поступок. «Если вы воюете согласно 
воле Антония, то он плохо рассудил, не предвидя грядущей войны. Если же вы 
предупреждаете решение Антония, то заклинаю и прошу вас дождаться возвращения 
моего посольства, отправленного к Антонию, или взять меня самого и препроводить 
к нему. Я поручаю себя тебе одному, Фурний, прося тебя с уверенностью, что ты в 
безопасности доставишь меня к Антонию». Так говорил Помпеи, решаясь отдаваться 
Антонию как человеку с прекрасным характером и опасаясь только близкого 
будущего. Фурний отвечал ему; «Кто предает себя Антонию, тому следовало с 
самого начала отправиться к нему или ожидать спокойно в Митилене ответа, если 
же кто воюет, тому надо было сделать то, что сделал ты. Но к чему слова, если 
ты сам это знаешь? Если же ты теперь переменил свое мнение, тебе не должно 
ссорить между собою нас, военачальников, но сдаться Титию, так как ему было 
поручено Антонием все, касающееся тебя. Если ты просишь от нас поручительства в 
безопасности, тебе следует просить об этом одного Тития. Он имеет повеление от 
Антония, если ты будешь воевать, убить тебя, если сдашься — с честью доставить 
тебя к нему.
142. Помпеи на это с раздражением говорил о неблагодарности Тития, начавшего 
против него эту войну, между тем как Помпеи сохранил ему жизнь, когда он был 
взят в плен. Но и помимо этого, было бы позорно, чтобы он, Помпеи, оказался в 
зависимости от Тития, человека совершенно безвестного. Титий подозрителен ему и 
как человек ненадежный по своему характеру и потому, что он помнит обиду, 
причиненную ему еще до оказанного ему благодеяния. Фурнию же он сдается и 
просит принять его. Не убедив Фурния, Помпеи сказал, что сдается Аминте. Когда 
же Фурний отвечал, что и Аминта не согласится на это предложение как 
оскорбительное для того, кому поручено все дело, они разошлись. У окружавших 
Фурния сложилось представление, что Помпеи из-за недостатка средств на другой 
день сдастся Титию. Он же, оставив ночью гореть в лагере обычные огни и 
приказав давать в обычные промежутки ночи84 трубные сигналы, тайно покинул 
лагерь с легковооруженными, не сообщив
382 
даже и этим последним, куда намерен отправиться. Замыслил же он, направляясь к 
морю, сжечь флот Тития. И вскоре он так и сделал бы, если бы перебежчик Скавр 
не сообщил об его уходе и о пути, по которому он отправился, хотя и не знал при 
этом о его намерениях. Аминта с 1500 всадников бросился преследовать Помпея, не 
имевшего конницы. При его приближении солдаты Помпея стали переходить к Аминте, 
одни обращаясь в бегство, другие открыто. Тогда, покинутый всеми и боясь своих 
собственных людей, Помпеи сдался без всяких условий Аминте, не пожелав ранее 
сдаться Титию на определенных условиях. 143. Так был пленен Секст Помпеи, 
последний из сыновей Помпея Великого. Оставшись после отца еще совсем юным и 
будучи юношей еще и при жизни брата, он долгое время после них жил в 
неизвестности, занимаясь тайно грабежом в Испании, пока, как за сыном Помпея 
Великого, не собралось около него много приверженцев. Тогда он стал действовать 
более открыто и по смерти Гая Цезаря начал большую войну, собрал многочисленное 
войско, корабли, деньги и, захватив острова, сделался господином всего 
западного моря, Италию поверг в голод и принудил врагов к заключению договора. 
какого желал. Величайшим его делом было то, что он выступил в качестве 
защитника, когда город страдал от губительных проскрипций, и спас жизнь многим 
лучшим людям, которые благодаря ему в это время вновь оказались на родине. Но 
вследствие какого-то ослепления Помпеи сам никогда не нападал на врагов, хотя 
часто для этого представлялся благоприятный случай; он только оборонялся.
144. Таков был Помпеи, взятый теперь в плен. Титий взял его войско на службу к 
Антонию, самого же Помпея на сороковом году его жизни велел убить в Милете по 
собственной ли инициативе, из раздражения за прежнюю обиду и не чувствуя 
благодарности за оказанное ему потом благодеяние, или по предписанию Антония. 
Некоторые утверждают, что приказ был прислан не Антонием, а Планком, 
наместником Сирии, который был уполномочен в спешных случаях писать письма от 
имени Антония и пользоваться его печатью. Одни полагают, что Планк писал с 
согласия Антония, не решавшегося написать лично из уважения к имени Помпея и 
ради Клеопатры, благосклонно относившейся к Помпею ради его отца, Помпея 
Великого. По другим, Планк написал сам от себя, рассмотрев все обстоятельства и 
из опасения, чтобы Помпеи
Аппиан. Гражданские войны 
383 
вместе с Клеопатрой не нарушил существовавшего между Антонием и Цезарем 
взаимного уважения.
145. Помпеи окончил жизнь. Антоний снова выступил в поход в Армению, Цезарь — 
против иллирийцев, грабивших Италию. Одни из них никогда не были подчинены 
римлянам, другие отпали во время гражданских войн. Мне казалось уместным ввиду 
того, что иллирийская история мне в точности неизвестна и по своим размерам она 
не может составить предмет особого сочинения и так как не пришлось говорить о 
ней в другом месте, написать о ней, вместе с историей соседней с Иллирией 
Македонии, начиная с того времени, когда она была захвачена римлянами.