гие поступки Антония казались сенату более заносчивыми, чем можно было 
ожидать при всего одногодичной магистратуре. Луций Пизон, управлявший делами 
Антония во время его отсутствия, принадлежавший к наиболее видным римским 
гражданам, и другие, примыкавшие к Пизону либо ради него самого либо ради 
Антония или по собственным убеждениям, решили, что Антония следовало бы вызвать 
в суд, так как, по их мнению, не соответствовало отеческим законам произносить 
приговор над не подвергавшимся суду и что это непристойно в отношении консула, 
только что окончившего свой срок и которого восхваляли много и беспрерывно и 
Цицерон и другие. Сенат колебался до ночи в своих решениях. Рано утром сенаторы 
собрались по тому же делу. Тогда перевес был на стороне сторонников Цицерона, и 
Антоний был бы объявлен врагом, если бы Сальвий, один из трибунов, не велел 
отложить решение на другой день, — голос того среди магистратов, кто возражает, 
всегда имеет больше веса. 51. Приверженцы Цицерона поносили и оскорбляли сильно 
Сальвия. Выбежав, они возбуждали народ против него и вызывали его в народное 
собрание. Сальвий собирался было туда без страха, как вдруг сенат его задержал. 
Сенат боялся, что Сальвий переубедит народ, напоминая об Антонии. Ведь они 
хорошо знали, что они выносят до суда приговор над видным человеком и что народ 
поручил ему Галлию. Но опасаясь за участь убийц, они досадовали на того, кто 
первый у них опять все взбудоражил после амнистии. Поэтому они и выдвинули 
заранее против Антония Цезаря. А Цезарь, хорошо понимая это, предпочел и без 
того устранить Антония. По всем этим соображениям сенат и гневался на Антония, 
решение же свое отсро-
204 
чил согласно требованию трибуна. Вместе с тем сенат постановил похвалить Децима 
за то, что он не сдал Галлию Антонию; Цезарю поручено было отправиться в поход 
вместе с Гирцием и Пансой и с тем войском, какое у него тогда было, решили 
Поставить позолоченную его статую и предоставить ему голосовать вместе с 
бывшими консулами, быть ему консулом десятью годами раньше законного срока; 
легионам, перешедшим к нему от Антония, было выдано из государственного 
казначейства столько, сколько Цезарь обещал им выдать за предстоящую победу. 
После этого постановления сенаторы разошлись, а Антоний из всего этого узнал, 
что он действительно объявлен врагом и что трибун против этого возражений не 
представит. Мать Антония, жена и сын его, еще подросток, и остальные домочадцы 
и друзья всю ночь бегали по домам влиятельных граждан, упрашивая их, а днем они 
приставали к тем, кто шел в сенат, кидаясь им в ноги с воплем и плачем, были в 
черной одежде, кричали у дверей. Их голоса и столь неожиданно происшедшая 
перемена переломили настроение. Испугавшись этого, Цицерон в сенате выступил с 
такой речью30: 52. «То, что надо было постановить относительно Антония, было 
постановлено вчера. Теми почетными постановлениями, которыми мы почтили его 
врагов, мы объявили его врагом. Сальвий, который один мешает, должен быть или 
умнее всех, или поступает так из дружбы, или по незнанию того, что произошло. 
Самое позорное для нас будет, если мы все окажемся глупее одного, а для самого 
Сальвия, если он предпочтет дружбу государству. Если он не знает настоящего 
положения дел, он должен был бы доверять консулам, вместо того чтобы доверять 
себе, доверять преторам и трибунам, одновременно с ним выполняющим должность, и 
другим сенаторам, нам, кто и по положению и по количеству составляет такую силу,
 а по возрасту и по опыту превосходит Сальвия: мы обвиняем Антония. Всегда 
право на стороне большинства, как при выборах, так и в судебных процессах. Если 
теперь ему нужно узнать побудившие нас причины, то я расскажу вкратце, чтобы об 
этом напомнить, про крупнейшие проступки Антония. Наши деньги после смерти 
Цезаря он присвоил себе. Получив от нас управление Македонией, он без нашего 
решения отправился в Галлию. Получив войско против Фракии, он повел его вместо 
Фракии против Италии. Испросив наше согласие на оба эти мероприятия с целью 
обма-
205
на и не получив согласия, он действовал самочинно. В Брундизии он издал приказ, 
чтобы его окружала царская когорта. И его охраняли открыто в городе вооруженные,
 да и ночью они его сторожили. Из Брундизия он повел и все остальное войско на 
Рим, быстрее добиваясь сделать то, что задумал делать Цезарь старший. Когда же 
молодой Цезарь с другим войском опередил его, он испугался и повернул в Галлию 
как удобную операционную базу против нас, ведь и Цезарь, исходя оттуда, царил 
над нами. 53. Войско он терроризовал так, чтобы оно ни перед чем не 
останавливалось, если он предпринимал что-нибудь противозаконное, и по жребию 
приговорил к смертной казни тех, кто ни поднял мятежа, ни покинул караула или 
военного строя. Только в таких случаях военный закон применяет столь жестокую 
кару, да и то немногие применяли ее в перечисленных случаях, даже во время 
крайней опасности, под давлением необходимости. А он за один крик или за 
раздавшийся смех осуждал на смерть граждан, да и то не тех, кого уличили в этих 
поступках, а тех, на кого падет жребий31. Поэтому-то все, кто мог, отошли от 
него, и вы постановили вчера отложившихся наградить за то, что они правильно в 
этом случае поступили. А те, кто не мог убежать, из страха участвуют в 
беззакониях, как враги идут на вашу страну, осаждают ваше войско и вашего 
полководца. Вы пишете ему, чтобы он оставался в Галлии, а Антоний приказывает 
ему уйти оттуда. Объявляем ли мы Антония врагом или Антоний с нами уже воюет, 
этого и трибун наш еще не знает, пока не падет Децим, а большая страна и 
пограничная с нами, а с нею вместе и войско Децима присоединятся к Антонию для 
осуществления его надежд, направленных Против нас. Тогда, пожалуй, и трибун его 
признает врагом, когда он станет сильнее нас».
54. Когда Цицерон это еще говорил, друзья его нескончаемым шумом, не давали 
никому возражать, пока не вышел Пизон и остальная часть сената из уважен