неспособный на злобу и коварство, Ришар 
Молизский кажется симпатичным персонажем и вносит дуновение свежего воздуха в 
ту затхлую атмосферу лжи и хитрости, в которой он жил и которая ощущается с 
такой отвратительной живостью при чтении сочинения Фальканда. Дважды он 
участвовал в заговоре; но в первый раз, увидев, что жизнь короля в опасности, 
он бросился вперед и защитил его собственным телом; а во второй, как мы увидим, 
он действовал единственным возможным для него способом. Он не стремился к 
власти или личной выгоде, занял высокий пост, когда он ему достался, и сложил с 
себя полномочия, когда от него этого потребовали, без жалоб и возмущения. 
Единственное, что удивляет, — каким образом он, будучи ягненком среди волков, 
прожил так долго.
        
        Когда в конце марта 1168 г. Стефан дю Перш вернулся с королем и 
регентшей в Палермо, обнаружилось, что он действительно был излишне 
снисходителен к своим противникам. В частности, он сознательно закрыл глаза на 
соучастие в заговоре графа Анри двух самых могущественных придворных, главного 
протонотария Маттео из Аджелло и главного камергера каида Ришара — решив, надо 
полагать, что они поздравят себя со счастливым спасением и станут в дальнейшем 
держаться в стороне от такого рода предприятий. Он просчитался. Маттео и Ришар 
понимали, что канцлер не мог не знать о той роли, которую они играли в 
заговоре; раньше или позже он нанесет удар, и его кара не будет менее тяжелой, 
оттого что обрушится не сразу. После ареста Анри они вместе с епископом из 
Агридженто поспешили назад в столицу, чтобы обдумать новую интригу. При том что 
население Палермо относилось к Стефану враждебно, а Жильбера Гравинского 
поблизости не будет, их задача становилась легче. К тому времени, когда канцлер 
с остальными придворными вернется, они будут готовы. Если действовать быстро, 
Стефан не успеет даже узнать, что произошло в его отсутствие. Через день или 
два по приезде — точнее, в Вербное воскресенье — он умрет.
        Но Стефан лучше разбирался в происходящем, чем они думали. После 
восемнадцати месяцев, проведенных на Сицилии, у него развился нюх на заговоры, 
и, прибыв в Палермо, он первым делом отправил Маттео и нескольких его 
соучастников в тюрьму. Боязнь мусульманского восстания удержала его от того, 
чтобы проделать то же с каидом Ришаром, которого он вместо этого поместил под 
строгий надзор. Епископ Агридженто бежал поспешно в свою епархию, но, когда 
туда явился королевский судейский чиновник с приказом арестовать епископа, 
паства с явным облегчением передала своего попечителя в руки правосудия. 
Джентиле взяли под стражу и доставили в крепость Святого Марка д'Алунцио — 
первый нормандский замок, построенный на Сицилии, который некогда служил 
резиденцией Отвилей и был, вероятно, достаточно удобным, — заточив его там на 
неопределенный срок.
        Теперь, наконец, канцлер с полным правом мог тешить себя иллюзией, что 
все хорошо и что он отныне сможет спокойно заниматься государственными делами, 
не посматривая поминутно через плечо и не заглядывая всякий раз за шторы. Но, 
будучи очень далек из-за языкового барьера и собственного высокого положения от 
сицилийского населения, Стефан, похоже, не представлял себе всеобщей ненависти 
к французам. Особенно сильны были эти настроения в Мессине, где воспоминания об 
обидах и злоупотреблениях минувшей зимы еще не потускнели и где весть о провале 
заговора графа Анри после стольких ободряющих слухов вызвала глубокое 
разочарование и уныние. Для того чтобы Мессина восстала, не требовалось усилий 
заговорщиков или подстрекателей; горожане, особенно греческое большинство, были 
готовы в любой момент перейти к решительным действиям. Не хватало только повода,
 и, по иронии судьбы, этот повод дал им дворцовый эконом канцлера-архиепископа, 
каноник Шартрского собора по имени Одо Каррель.
        Одо приехал на Сицилию вместе со Стефаном осенью 1166 г. Хотя он, 
по-видимому, не собирался навсегда селиться на острове, он обещал остаться на 
два года, пока его друг встанет на ноги. Фальканд описывает его как отпетого 
негодяя:
        «Он не был искусен или хотя бы разумен в гражданских делах; алчность и 
жадность заставляли его добывать деньги всеми возможными способами; и он ценил 
друзей не за честность и верность, но за дорогие подарки, которые он надеялся 
получить».
        На Пасху 1168 г. Одо находился в Мессине, готовясь к отъезду. До 
намеченного им срока оставалось еще полгода, но регентша попросила его уехать 
пораньше и препроводить Анри из Монтескальозо назад в Испанию — Маргарита 
решила, вместо того чтобы держать брата в тюрьме, отправить его домой с 
откупными в тысячу золотых монет в обмен на обещание никогда не возвращаться на 
Сицилию. Несмотря на постоянные увещевания из Палермо, Одо медлил — главным 
образом, как утверждает Фальканд, потому, что он нашел блестящий новый способ 
увеличения своих доходов и IIтеперь сколачивал себе небольшое состояние, взимая 
по собственной инициативе портовые сборы со всех судов, прохо-Цдивших через 
проливы по пути в Палестину. Эта практика, как можно себе представить, не 
встретила одобрения у жителей Мессины; и когда однажды вечером один из слуг Одо 
подрался в таверне с группой греков, мелкий инцидент быстро перерос в серьезные 
беспорядки. Одо, узнав об этом, немедленно призвал правителя города и приказал 
арестовать всех так или иначе причастных к случившемуся греков. Правитель 
сначала протестовал, затем — опасаясь влияния Одо в верхах — неохотно 
согласился; но, как только он появился на месте происшествия и объявил о своих 
намерениях, на него обрушился град камней, и он вынужден был ретироваться. К 
ночи вся Мессина бурлила. Возродились старые слухи, возникли новые. Стефан дю 
Перш, говорили люди, уже женился на регентше; он убил юного короля и собирается 
захватить трон; сделав это, он отберет у греков их собственность и имущество и 
разделит между французами и латинянами, а истинная цель путешествия Одо Карреля 
— привезти из Нормандии брата канцлера, чтобы женить его на дочери Рожер