II, 
родившейся после смерти отца, которой теперь исполнилось четырнадцать лет.
        Но Одо сейчас едва ли планировал возвращаться на Сицилию с какой бы то 
ни было целью — если ему удастся покинуть ее живым. Он заперся в своем доме и 
ждал, объятый ужасом, дальнейшего развития событий. Толпы мессинцев поспешили в 
порт, где захватили семь судов, и переправились через пролив Реджо, где томился 
в заключении граф Монте-скальозо. Там они без особого труда уговорили местных 
жителей присоединиться к ним, пойти к цитадели и потребовать, чтобы графа 
немедленно выпустили. Их появление застало гарнизон цитадели врасплох: 
поскольку бунтовщиков было во много раз больше, он быстро капитулировал и 
пленник оказался на свободе.
        Анри из Монтескальозо никогда не отличался сообразительностью, но в 
данном случае он ухватился за представившуюся ему возможность. По возвращении в 
Мессину он первым делом занялся Одо Каррелем — ив особенности несметными 
сокровищами, которые каноник собирался увезти с собой во Францию. Приглашенному 
по такому поводу нота рию было велено составить полный перечень всех изделий ш 
золота и серебра, жемчужных украшений и шелков в доме Одо и поместить все это в 
надежном месте. Анри приказал, чтобы Одо перевели из королевского дворца, где 
он прятался от толпы, в старую крепость в гавани. Здесь, однако, мес-синцы 
завозражали. Они не до конца доверяли своему предводителю, которого, помимо 
всего прочего, слишком хорошо знали в некоторых частях города — и подозревали, 
возможно не без причин, что он может в любой момент начать торговаться со 
Стефаном дю Першем, используя своего дрожащего пленника как свою ставку в 
предлагаемой сделке. Вожди мессинцев отправились к Анри и потребовали, чтобы он 
отдал им на расправу Одо; граф поколебался, но не отказал. Одо Каррель был 
неприятным человеком и к тому же глупцом, который своей глупостью навлек беду 
не только на себя, но и на всех своих соотечественников, недавно прибывших на 
Сицилию. Но он не заслужил судьбы, которая его ожидала. Одо раздели донага, 
посадили на осла и провезли по улицам города под градом камней. У ворот некий 
горожанин, избранный для этой цели или действовавший по собственному почину, 
выступил вперед и вонзил длинный пизанский кинжал в шею каноника, облизав после 
этого лезвие, в качестве последнего выражения ненависти и презрения. Толпа 
набросилась на свою жертву в ярости, вновь и вновь вонзая мечи и кинжалы в 
безжизненное тело; отрезанную голову Одо надели на копье и пронесли через город.
 В итоге тело и голову сбросили в сточную канаву, откуда их позже извлекли и 
тайно похоронили.
        Расправа над Одо была только началом. На следующее утро, когда заря 
занялась над Мессиной, ни одного француза не осталось в живых.
        
        В Палермо Стефан дю Перш вскоре понял, что речь идет не о местном бунте,
 но о быстро распространяющемся общем мятеже. Посланцы прибывали в столицу 
ежедневно, и новости, которые они привозили, становились с каждым днем более 
зловещими. Мятежники взяли Рометту, важную крепость, контролировавшую дорогу 
Палермо—Мессина; прошли по побережью до Таормины, атаковав цитадель, и 
освободили Ришара из Мозе; епископ Чефалу открыто поддержал бунтовщиков, и 
никто не сомневался, что низшее духовенство непременно последует его примеру. 
На материке пока все было спокойно, но недавние события в Реджо ясно показали, 
что огонь мятежа может перекинуться через пролив, как только бунтовщики сочтут 
это необходимым.
        Первой реакцией канцлера было собрать армию и выступить против Мессины. 
Преданность многих регулярных соединений вызывала сомнения, но жители 
лангобардских колоний вокруг Этны, не питавшие особой любви к грекам, сами 
предложили выставить против бунтовщиков двадцать тысяч человек, а с таким ядром 
канцлер мог бы создать достаточно эффективные ударные силы. Но возникли 
сложности. Пятнадцатилетний король посоветовал отложить начало кампании до того 
момента, когда звезды займут более благоприятное положение; это было его первое 
официальное вмешательство в политику и плохое предзнаменование для его будущего 
царствования. Сам Стефан, столкнувшись с самым серьезным кризисом за все его 
недолгое правление, засомневался. Должен ли он, как настаивали его французские 
друзья, остаться с королем и регентшей в Палермо, где в обстановке еще более 
напряженной, чем раньше, его жизнь снова окажется в опасности? Или стоит 
последовать совету Ансальда, придворного кастеляна, покинуть столицу и 
укрепиться в какой-либо отдаленной крепости, куда к нему позже смогут приехать 
Вильгельм и Маргарита?
        Сомнения Стефана разрешились бы проще, знай он, что Маттео из Аджелло в 
своей тюремной камере уже разработал план покушения. Используя Константина, 
заместителя Ансальда, как посредника, Маттео без труда восстановил связи со 
своими друзьями среди дворцовых слуг и убедил их по мочь ему. Его план, как и 
два предшествующих, был прост: в назначенный день Стефана убьют утром при входе 
в здание в пространстве между первыми и вторыми дверями, где защищаться трудно 
из-за недостатка места.
        Канцлер, вовремя получивший предупреждение, остался дома. Но на этом 
основании его враги сделали логичный вывод, что их планы стали известны Стефану 
и надо действовать быстро, если они хотят спастись. К счастью для них, кастелян 
Ансальд был болен и лежал в своей комнате на верхнем этаже дворца, передав дела 
своему заместителю Константину. Константин тотчас призвал своих воинов и 
приказал им обойти весь город, призывая жителей объединиться, чтобы помешать 
канцлеру бежать с королевскими сокровищами. Верил ли Константин реально в такую 
возможность, трудно сказать, но его призыв произвел желаемое впечатление. Со 
времени, когда пришли первые сообщения из Мессины, общее возбуждение в Палермо 
росло. Прислужники Маттео разжигали его еще больше; христиане и