циально, чем в предыдущий раз, и препровожден с триумфом в Латеран — 
предварительно, как нам сообщают, приведя в порядок свое одеяние.
        Теперь стало ясно, что эта узурпация — при всей ее позорной нелепости — 
была тщательно и умело спланирована; уровень исполнения не оставлял сомнений в 
том, что империя к этому причастна. Октавиан не скрывал своих проим-перских 
симпатий, и два посла Фридриха в Риме сразу же признали его избрание, 
одновременно объявив войну Роланду. Вновь германское золото свободно потекло в 
кошельки и карманы тех римлян — дворян, сенаторов, простолюдинов, которые 
открыто поддерживали Виктора IV. Роланд и верные ему кардиналы были заперты в 
башне Святого Петра.
        Но почти сразу же Октавиан — или Виктор, как мы должны его теперь 
называть, — обнаружил, что почва уходит у него из-под ног. История о его 
поведении на выборах стала известна в городе и, можно не сомневаться, ничего не 
потеряла в пересказе; в результате многие римляне обратили свои взоры к Роланду,
 как к законно избранному папе. Вокруг башни Святого Петра собралась толпа, 
гневно требовавшая его освобождения. Через неделю Роланда перевезли в более 
надежное место в Трастевере, но возмущение людей только росло. На улицах на 
Виктора шикали; ему вслед распевали насмешливые вирши. Ночью 16 сентября он 
бежал из Рима; а на следующий день законный понтифик ко всеобщей радости 
появился в столице.
        Но Роланд знал, что не может остаться в городе. Послы императора 
по-прежнему находились в Риме, и их сундуки с деньгами не опустели. Кроме того, 
род Виктора — Кресченти — числился среди самых богатых и влиятельных римских 
семейств. Задержавшись только для того, чтобы собрать подобающую свиту, папа 20 
сентября отбыл на юг в Нинфу, процветающий небольшой город, принадлежавший его 
друзьям Франджипани, и здесь, в церкви Святой Марии Маджоре, наконец состоялось 
его официальное посвящение под именем Александр III108. Первым делом он, 
разумеется, отлучил антипапу — который вскоре, столь же предсказуемо, отлучил 
его. Второй раз за тридцать лет в римской церкви начался раскол.
        Избрание на папство его старого друга кардинала Роланда стало последней 
большой дипломатической победой Майо Барийского; но фактически оно принесло 
Сицилийскому королевству даже больше выгод, чем Майо мог предположить, 
благодаря, как ни странно, Фридриху Барбароссе. Если бы Фридрих смирился с 
неизбежным и признал Александра в качестве законного папы, каковым тот, 
безусловно, являлся, они вполне могли бы договориться. Вместо этого на совете в 
Павии в феврале 1160 г. император официально признал смехотворного Виктора и 
тем самым заставил Александра — чьи права вскоре были признаны всеми другими 
правителями Европы — вступить в еще более тесный союз с Вильгельмом I, а также 
взял на себя самого новые ненужные обязательства, которые политически связывали 
его по рукам и ногам в последующее двадцатилетие. Не будь этих обязательств, 
Фридрих мог бы воспользоваться сицилийским кризисом 1161—1162 гг.109, что, как 
мы знаем, он и собирался проделать, и нормандское королевство Сицилии закончило 
бы свое существование даже быстрее и трагичнее, чем это реально произошло.
        Этот кризис подтолкнул Александра к тому, чтобы предпринять конкретные 
действия против императора. Он отлучил Фридриха еще в марте 1160 г. — после 
Павии ему ничего другого не оставалось — и освободил всех подданных императора 
от их обязательств по отношению к нему; вплоть до конца следующего года он жил 
попеременно — не считая краткой и неудачной попытки вернуться в Рим — в 
Тер-рачине и Ананьи, двух папских городах, расположенных в удобной близости к 
границам Сицилийского королевства, которое он рассматривал как военное 
прикрытие и источник денежных субсидий, в которых он отчаянно нуждался. События 
1161 г., начавшиеся с восстания в Палермо и закончившиеся тем, что вся южная 
Италия поднялась против короля, все изменили. Папа понял, что Вильгельм 
Сицилийский не сумеет обеспечить ему поддержку в крайней ситуации; требовались 
другие союзники. Он отплыл из Террачины на сицилийском корабле в последние дни 
1161 г. и в апреле высадился близ Монпелье.
        Следующие три с половиной года Александр жил в изгнании во Франции — 
главным образом в Сансе, где за четверть века до этого Петр Абеляр пал жертвой 
речей святого Бернара, — занимаясь созданием большой общеевропейской лиги, 
включавшей в себя Англию, Францию, Сицилию, Венгрию, ломбардские города и 
Византию, против Фридриха Барбароссы. Он, как и следовало ожидать, потерпел 
неудачу. Результатом его долгих бесед с королями Англии и Франции явились 
разнообразные договоренности, сердечное выражение поддержки и — что более важно 
— дальнейшие крупные субсидии; но не союз. Наибольшие сомнения вызывал Генрих 
II. В первые дни схизмы он был надежным другом; в 1160 г., рассказывает Арнульф 
из Лизьё, «король принимал все обращения Александра с уважением и не 
дотрагивался до писем Октавиана руками, но, подцепив их щепкой, откидывал за 
спину как можно дальше». Но в 1163 г. у Генриха возникли сложности с Томасом 
Беккетом, а в следующем году провозглашение Кларендонских статутов — 
увеличивавших власть короля над английской церковью за счет папы — привело к 
охлаждению англо-папских отношений.
        С Вильгельмом Сицилийским тоже имелись проблемы. У Александра не было 
более верного друга, у Барбароссы — более убежденного противника. Вильгельм 
поддерживал хорошие