равляемых и недовольных 
людей своей воле. Для этого требовалась более крупная фигура — масштаба Майо 
Барийского, по крайней мере. И даже Майо под конец уступил.
        Типичным образцом тех, кто стремился ловить рыбу в мутной воде, был 
кузен королевы Жильбер101. О его характере достаточно хорошо говорит тот факт, 
что сразу по прибытии его на Сицилию король поспешно вручил ему графство 
Гравина и сплавил его в Апулию, где, как мы видели, позже он примкнул к 
заговору против Майо. После смерти короля и вступления родственницы в 
регентство Жильбер вернулся в столицу и, при скрытой поддержке Ричарда Палмера, 
вскоре возглавил оппозицию каиду Петру, сетуя публично, что Сицилия отдана во 
власть рабов и евнухов, и постоянно убеждая Маргариту назначить его главой 
правительства вместо Петра. Королева с понятным неудовольствием предложила ему 
место в совете, но Жильбер возмущенно отказался — последовала безобразная сцена,
 во время которой, если верить Фальканду, он бранил Маргариту за то, что она 
ставит его на одну доску с рабом, и угрожал ей общим бунтом, а королева плакала.

        Но аристократическая фракция нашла в лице графа Гравинского глашатая, 
которого долго искала, а поскольку их речи с г каждым днем становились все 
более пугающими, королева и Петр признали, что нельзя далее отказывать в 
представительстве в совете. Поскольку Жильбер продолжал упорствовать, они 
сделали советником одного из военных вождей, того самого Ришара из Мандры, 
который защитил Вильгельма I собственным теплом во время восстания 1161 г. Для 
того чтобы уравнять его в достоинстве со своим одиозным кузеном, Маргарита 
передала ему графство Молизе. Это переполнило чашу терпения Жильбера. Он 
постарался скрыть свой гнев, но с этих пор начал готовить серьезный заговор 
против жизни евнуха.
        Вскоре соглядатаи Петра донесли ему о том, что происходит. Поначалу он 
только усилил личную охрану, но со временем постоянные воспоминания о судьбе 
Майо окончательно расшатали его нервы. Он втайне снарядил корабль и однажды 
темной ночью отплыл к тем берегам, откуда когда-то давно прибыл, взяв с собой 
несколько товарищей-евнухов и много денег. Возвратившись в Тунис, он вернулся к 
своему прежнему имени — Ахмед, к религии отцов и первоначальному занятию, 
поскольку позже мы встречаем его в качестве командуюшего флотом калифа Юсуфа 
Марокканского; причем известно, что он отлично сражался против христиан. После 
того, что он выстрадал от них в Палермо, это не должно нас удивлять; возможно, 
он и правда, как утверждал Фальканд, всегда в душе был сарацином102.
        Исчезновение Петра стало для Маргариты тяжелым ударом, а кроме того, 
породило серьезные проблемы. Она мужественно отрицала, что он прихватил с собой 
какие-либо королевские сокровища, но не могла пресечь торжествующих реляций 
Жильбера из Гранины. Чего еще, вопрошал он, можно было ожидать от 
мусульманского раба; разве Петр не предал свою страну еще раньше — в Махдии 
семь лет назад? Единственное, чему можно удивляться, — что он не привел своих 
друзей Альмохадов во дворец, чтобы поделить остатки сокровищ и разделаться с 
королем. Ришар из Молизе, которому случилось при этом присутствовать, вышел из 
себя и бросился на защиту своего прежнего начальника, указывая, что Петр не был 
рабом — его официально освободил Вильгельм I — и что он бежал, как всем 
известно, от интриг графа Гравинского. Если кто-то назовет его предателем, он, 
Ришар, готов решить дело раз и навсегда поединком.
        Противников удалось развести, прежде чем произошло непоправимое, но 
инцидент убедил королеву, что ее кузену нельзя дольше оставаться в столице. Под 
предлогом того, что Фридрих Барбаросса, по слухам, готовит новую экспедицию на 
юг, она назначила Жкльбера катапаном Апулии и Кампании и повелела ему вернуться 
на материк, чтобы готовиться к войне. Граф не заблуждался по поводу 
действительной причины своего отъезда; однако, видя, что в нынешней ситуации 
для него в Палермо нет будущего, он принял назначение и, все еще кипя гневом, 
отбыл.
        После отъезда Жильбера Гравинского Маргарита, вероятно, почувствовала 
облегчение; но со всех прочих точек зрения ситуация не улучшилась. К счастью, у 
королевы имелся один советник, к которому она хорошо относилась и которому 
доверяла, — Ришар Молизский, теперь занявший вместо Петра пост главы совета. 
Хотя Ришару не хватало политического опыта и он был человеком горячим и упрямым,
 но его преданность не вызывала сомнений и, как говорит Фалъ-канд, его все 
боялись — важное качество в такое время. Но и ему не удалось остановить распад. 
Возможно, потому, что к нему относились с большим уважением, он не годился на 
роль мальчика для битья, и Маргарита вскоре обнаружила, что ее все чаще 
начинают осуждать за состояние государства.
        Она утратила свою первоначальную популярность — вызванную амнистией, 
которую она объявила, и отменой подати, а также тем фактом, что она родила на 
свет такого красивого сына. Теперь люди на улицах открыто ворчали и шептались 
по поводу «испанки»103 и даже ностальгически вспоминали старые дурные времена 
царствования ее мужа.
        И именно сейчас, в самый неподходящий момент — что было для него 
типично, — в Палермо явился другой пользующийся дурной славой родственник 
королевы. Жильбер был достаточно плох; новоприбывший еще менее располагал к 
себе. Не только его приезд, но все, что он делал, выглядело неуместным и 
бестактным — даже его рождение. Теоретически, по крайней мере, он был братом 
Маргариты, однако Фальканд старательно подчеркивает, что по общеизвестным 
сведениям, не отрицавшимся даже шайкой наваррских авантюристов, которых молодой 
человек привез с собой, король Гарсия не признавал его своим сыном, считая, что 
он рожден от одного из многочисленных любовников его жены. Затем, его имя 
Родри-го звучало так неблагозвучно и смешно для сицилийцев, что его Сестра 
сразу заставила его сменить имя на Анри. Наконец, у нас есть описание его 
внешности Фалькандом:
        «Этот Анри был приземист, с очень редкой бородой и чересчур смуглым 
лицом. Он не отличался ни б