еловека; и его 
внешний вид прекрасно отражал его суть. Он никакую работу не считал трудной, 
если она сулила какую-то прибыль; и охотно переносил голод и жажду, непосильные 
для человека, чтобы сберечь деньги. Никогда не радуясь за собственным столом, 
он никогда не печалился за чужим и часто проводил целые дни без пищи, ожидая 
приглашения на обед».
        В роли гостеприимного хозяина чаще всего выступал Джентиле, архиепископ 
Агридженто, метко названный Шаландоном «прелатом-авантюристом и бродягой», 
который изначально прибыл на Сицилию как посол короля Гезы Венгерского, а затем 
решил остаться там. Джентиле, как не без удовольствия сообщает Фальканд, не 
делал секрета из своей склонности к разврату и на своих роскошных и, по смутным 
подозрениям, сопровождавшихся оргиями пирах распространял грязные слухи по 
поводу Палмера с намерением помешать ему занять желанную кафедру. Его указания 
на иностранное происхождение епископа в данных обстоятельствах звучали немного 
странно, но он добился гораздо большего успеха, убедив Маттео из Аджелло, что 
Палмер участвует в заговоре с целью его убить; Маттео едва не схватился первым 
за нож98.
        Имелся еще один кандидат на вожделенное архиепископство. В то время его 
никто не принимал в расчет, поскольку он даже не был епископом. Он тоже прибыл 
из Англии, и разные варианты его имени — Офамил, Оффамильо и прочее — 
представляют собой не более чем тщетные попытки сицилийцев передать звучание 
самого простого английского имени — Уолтер из Милля. Первоначально его 
пригласили на Сицилию в качестве учителя королевских детей, но впоследствии он 
сделался архидьяконом в Чефалу, затем деканом в Агридженто. В итоге он стал 
одним из каноников Палатин-ской капеллы, где проявил себя человеком еще более 
честолюбивым и неразборчивым в средствах, чем его соотечественник, продвижению 
которого он так усердно препятствовал. Из всех соперников именно ему предстояло 
достичь цели. По причинам, о которых мы еще скажем, ему пришлось ждать три 
года; затем в течение четверти столетия он занимал высшие церковные и 
государственные посты в королевстве, выстроил кафедральный собор в Палермо, 
который стоит и поныне, практически наверняка был единственным англичанином в 
истории, регулярно подписывавшимся титулом «эмир и архиепископ». В качестве 
такового он еще сыграет важную — и крайне разрушительную — роль в 
заключительных главах этого повествования.
        Итак, аристократия была ненадежна и представляла постоянную угрозу, 
церковные иерархи — себялюбивы и — если говорить о верхушке — по-человечески не 
слишком привлекательны. Оставалась только одна влиятельная группа — придворные 
чиновники и слуги, возглавляемые каидом Петром и главным протонотарием Маттео 
из Аджелло. Даже по меркам евнухов Петр был личностью на редкость бесцветной; 
но он доказал свою преданность королю и его семье в 1161 г. и обладал отличными 
организаторскими способностями. По части способностей Маттео ему не уступал; он 
только что совершил поистине гераклов подвиг, который едва ли оказался бы по 
силам кому-либо другому, — восстановив, в основном по памяти, регистр земель и 
фьефов, сожженный во время восстания. Однако он, как и Ричард Палмер, 
принадлежал к тем властным натурам, которым королева Маргарита интуитивно не 
доверяла. Кроме того, был одержим идеей получить г титул эмира эмиров — который 
никто не носил со смерти Майо Барийского — и, соответственно, погряз в интригах,
 всячески строил из себя «большого человека» и потратил немалую часть своего 
все увеличивавшегося состояния на строительство церкви, как поступили до него 
Георгий Антиохийский и Майо99. Королева предпочла Петра. Не являясь идеальным 
кандидатом — знать ненавидела его и презирала, — он, по крайней мере, был 
свободен от личных амбиций и не питал, в отличие от большинства его сотоварищей,
 особой любви к интригам. Во всяком случае, он мог поддерживать единство 
королевства, пока она не найдет кого-то более подходящего. К величайшему 
негодованию Маттео и Ричарда Палмера, королева, обойдя их, возвысила Петра — и 
тем самым фактически отдала управление одной из богатейших и влиятельнейших 
держав христианской Европы в руки мусульманского евнуха.
        Но Маргарита приняла также другое решение. Чтобы управлять королевством 
как следует и сохранить его для сына, ей требовался в качестве советника и 
помощника человек не только твердый и одаренный, но также незаинтересованный и, 
главное, ни с кем не связанный. Он должен был, кроме того, говорить на ее языке 
и пользоваться ее расположением. На всей Сицилии она никого такого не нашла. 
Очень хорошо, она поищет где-то еще. В изменившихся обстоятельствах нужны были 
новые люди, способные справиться с ними. Королева написала длинное секретное 
послание своему кузену Ротруду100, архиепископу Руанскому, объясняя ситуацию и 
прося, чтобы он послал кого-нибудь из членов семьи в Палермо, чтобы помочь ей. 
Она сама назвала имена брата Ротруда Роберта из Нойберга или, если он не 
согласится, другого своего кузена Стефана дю Перша.
        То, что королева не напрасно беспокоилась, ясно показали следующие 
несколько месяцев. Ее надежда на способности ка-ида Петра не оправдалась. К 
середине лета на Сицилии воцарился хаос. В условиях, когда различные 
группировки яростно боролись за власть, неутомимо плетя все более сложные 
интриги, государственная машина перестала работать, а Петр, скорее чиновник, 
нежели государственный деятель, не мог подчинить неу