нные всевозможными рыбами, придавали необыкновенное очарование этому 
месту».
        Предместье Зиза, протянувшееся от Порта-Нуово до северо-западной 
границы города, теперь значительно менее приятно, чем восемь веков назад; и 
пролетевшие столетия собрали спою дань и с самого здания. Недавно, однако, оно 
было тщательно отреставрировано и остается самой восхитительной после 
королевского дворца нормандской светской постройкой, дошедшей до нас. Внешне 
здание выглядит темного угрожающе; в XII в. дворцы еще строились с расчетом на 
то, чтобы при необходимости служить крепостью, а личный опыт Вильгельма в 
последние несколько лет отнюдь не способствовал тому, чтобы он решился нарушить 
это правило. Хотя маленькие квадратные башенки но углам и помещенные в нишах 
декоративные арки придают строению некую легкость, общее впечатление от него 
скорее устраизющее, нежели приятное; а зубцы вдоль крыши, пробитые з 
первоначальном антаблементе в XV или XVI в., из-за чего арабская надпись на 
фасаде превратилась в бессмыслицу, едва ли :логут улучшить впечатление.
        Но войдем теперь в центральный зал дворца. Вы сразу оказываетесь в 
другом мире. Нигде более не проявляется с такой ясностью связь нормандской 
Сицилии с Востоком; нигде на всем острове особый талант мусульман создавать 
тихие тенистые обители, дарующие прохллду среди летней жары, не воплотился 
столь блистательно. Высокий потолок разделен на отдельные ячейки, в трех 
внутренних стенах сделаны глубокие ниши со сталактитовыми сводами, столь милыми 
сердцу сарацинских архитекторов. Вдоль всего зала, включая ниши, тянется фриз 
из мрамора и цветной мозаики; в центре задней стены он расширяется, образуя три 
медальона, в которых на фоне изящных арабесок лучники стреляют в птиц из-за 
дерева, а две пары павлинов с подчеркнутой беззаботностью клюют финики с веток 
низкорослых пальм. Нетрудно вообразить себе короля в этой очаровательной 
комнате, проводящего время с мудрецами или сожительницами и глядящего на 
залитый солнцем сад под успокоительное журчание воды, бегущей по мраморному 
стоку в декоративный канал и оттуда наружу, в садок для рыб.
        Но Вильгельм не увидел Зизу полностью достроенной. Завершал работу его 
сын; и именно Вильгельм II поместил вторую великолепную арабскую надпись на 
белой лепнине над входной аркой94.
        «Здесь столь часто, как только захочешь, ты увидишь очаровательнейшее 
из сокровищ королевства, самое восхитительное на суше и на море.
        Горы, чьи вершины сияют цветом нарциссов...
        Ты увидишь великого короля в его прекрасном жилище, обители радости и 
великолепия, под стать ему самому.
        Это земной рай, открытый взору; этот король — мустаиз, этот дворец — 
азиз».
        Несмотря на реставрацию, многое еще предстоит сделать во дворце и в 
окрестностях, прежде чем к нему будет подходить подобное описание. Следы 
многовекового забвения нельзя стереть за ночь, и дух запустения еще витает над 
тоскливой равниной, где некогда пели птицы и рыбы лениво плескались в прудах.
        
        От этого тихого предзакатного времени царствования Вильгельма 
сохранился только еще один памятник — хотя, возможно, тоже завершенный после 
его смерти. Это — комната на втором этаже королевского дворца, ныне не к месту 
именуемая Зала ди Руджеро; ее можно было бы назвать непритязательной, если бы 
не великолепная мозаика, украшающая ее свод и верхнюю часть стен. Как и мозаика 
в Зизе — единственная другая светская мозаика, дошедшая до нас со времен 
нормандцев95, — она чисто декоративна и призвана радовать глаз. Здесь мы видим 
сцены деревенской жизни и охоты, византийские по своей строгой симметрии, 
сицилийские по радостному изображению пальм и апельсиновых деревьев и лучащиеся 
живым очарованием и юмором, характерными для западного искусства. Снова имеются 
павлины, поедающие финики, и близорукие лучники, но теперь к ним присоединяются 
пара кентавров и множество других зверей, реальных и мифических, многие с почти 
человеческим выражением на мордах — виноватые, подозрительные леопарды, 
изумленные павлины, самовлюбленные львы и два здоровенных обиженных оленя, 
сердито смотрящие друг на друга в невинном неведении ужасной судьбы, которая 
подстерегает их сзади.
        У нас нет никаких документальных свидетельств, относящихся к этой 
мозаике; ничего, кроме ее стиля — и, в частности, ее сходства с мозаикой Зизы, 
— что бы помогло ее датировать. Не важно. Важно то, что очарование этой комнаты,
 этот красочный бестиарий в голубых, зеленых и золотых тонах напоминают нам, 
как и Зиза, но значительно более ясно о счастливой и беззаботной жизни 
нормандской Сицилии; о том, что, несмотря на все интриги, заговоры и мятежи, 
которым уделено так много места на этих страницах, солнце все-таки пробивалось 
в лесную чащу и люди смотрели на окружающий мир, смеялись и были счастливы.
        
        Вильгельм Злой закончил свое царствование так же, как он его начинал, — 
переложив всю ответственность на других, а себе оставив только радости и 
наслаждения, даруемые королевским титулом. Не похоже, что его когда-либо мучила 
совесть; даже ужасное землетрясение, случившееся 4 февраля 1163 г. на восточной 
Сицилии, которое полностью разрушило Катанию и привело к тому, что большая 
часть Мессины обрушилась в море, кажется, не сильно его обеспокоило. В конце 
концов, западная оконечность острова, в которой он жил, не пострадала. В 
Палермо стены Палатинской капеллы были еще богаче украшены мозаикой и мрамором; 
Зиза поднималась все выше; гарем, библиотека и парки доставляли все новые и 
новые удовольствия. Наверное, для него это было счастливое время.
        Но оно оказалось недолгим. В марте 1166 г. король заболел дизентерией, 
сопровождавшейся лихорадкой. Были призваны доктора, в их числе архиепископ 
Ромуальд, который, вероятно, посещал знаменитую медицинскую школу в Салерно и 
определенно имел прекрасную репутацию как врач. Позже Ромуальд, оправдываясь, 
утверждал, что его коронованный пациент отказывался принимать многие 
прописанные ему снадобья. Так или иначе, проболев два месяца, в течение которы