ричиной смерти старого императора. Организованный им Второй крестовый поход 
стал самым постыдным унижением христианства в Средние века. Останься он в живых,
 не исключено, что он отстаивал бы, как уже отстаивал его родственник епископ 
Лангрский, идею карательного похода против Константинополя; похода, который, 
будучи воплощен в жизнь полстолетия спустя, нанес восточному христианству столь 
жестокий удар.
        Сугерий, Конрад, Бернар — один за другим гиганты сходили со сцены. 
Примерно в это же время смерть отняла у Сицилии ее адмирала Георгия 
Антиохийского. В нашей истории эмир эмиров, надо отметить, предстает довольно 
расплывчатой фигурой. Мы видим его молодым авантюристом, покровителем искусств, 
оставившим на память своей стране одну из чудеснейших церквей и, наконец, 
стареющим пиратом, мужественным, но не чуждым позерства. Однако как адмирал, 
как человек, которому на протяжении четверти века Рожер был обязан укреплением 
своего могущества на Средиземном море, он но справедливости заслуживает 
большего. В этом несоответствии отчасти повинны сицилийские источники того 
времени. Существует только одна современная событиям хроника, охватывающая по 
времени вторую половину жизни Георгия, — хроника Ромуальда из Салерно; но 
архиепископа, вполне естественно, больше занимала политика на материке, нежели 
морские походы. Нам приходится обращаться к арабским авторам; но хотя они 
оставили детальные рассказы о морских подвигах адмирала, они мало что смогли 
сообщить о нем как о человеке. При этом Георгий единолично создал 
Североафриканскую империю Рожера. Захват Триполи в 1146 г.  — явившийся 
результатом и логическим завершением десяти или пятнадцати лет регулярных 
рейдов и небольших завоеваний на побережьях — обеспечил Рожеру контроль над 
всей береговой линией вплоть до Туниса и, соответственно, стал поворотным 
моментом в его африканской политике. Прежде все вторжения сицилийцев на 
африканскую землю являлись — в большей или меньшей степени — пиратством, но с 
этого времени Рожер утвердил свою власть в африканском регионе. Он не ставил 
своей целью политическое господство: сицилийский король был в достаточной мере 
реалистом, чтобы не считать подобную цель достижимой и даже желательной. Его 
интересовали только стратегические и экономические выгоды, которые обеспечивал 
ему сам факт существования Африканской империи. И те и другие были огромными. 
Заняв важнейшие торговые центры на берегу, Рожер мог избавиться от посредников; 
доверенные лица, действовавшие в тех пунктах, где начинались главные караванные 
пути на юг, и получившие фактически монополию на торговлю зерном, а также 
многими другими товарами, вскоре смогли контролировать большую часть внутренней 
торговли Африканского континента. В стратегическом плане дело обстояло еще 
проще: господство над узкими морскими проливами между Сицилией и Тунисом 
означало главенство в Центральном Средиземноморье.
        Только один местный правитель еще сохранял свои влияние и власть — 
Хасан из Махдии. Двадцатью тремя годами ранее в возрасте четырнадцати лет он 
нанес сокрушительное поражение сицилийскому флоту у крепости Ад-Димас (см. 
«Нормандцы на юге» ) и снискал себе славу во всем арабском мире как герой 
ислама; позднее, однако, он добровольно признал Рожера своим сюзереном и 
вступил с ним в союз, который оказался выгодным для обоих правителей. Столь 
счастливое положение дел могло бы сохраняться неопределенное время, если бы 
правитель Габеса в 1147 г. не восстал против Хасана и не предложил своего 
города Рожеру при условии, что самого его назначат наместником. Рожер принял 
предложение, Хасан, естественно, возмутился; последовал разрыв, и в результате 
летом 1148 г. двести пятьдесят сицилийских кораблей под командованием Георгия 
Антиохийского направились к Махдии.
        Хасан понимал, что длительное сопротивление невозможно. В стране был 
голод, и она полностью зависела от сицилийского зерна; Махдия не продержалась 
бы больше месяца. Хасан созвал свой народ и изложил факты. Те, кто предпочитал 
остаться и вверить свою судьбу сицилийцам, могли это сделать; оставшимся 
предлагалось с женами и детьми и тем имуществом, которое сумеют унести, 
последовать за ним в добровольное изгнание.
        Только вечером сицилийский флот вошел в гавань. Немногие оставшиеся 
жители не оказали сопротивления, и адмирал, по свидетельству историка конца XII 
в. Ибн аль-Атхира, нашел дворец практически нетронутым. Хасан забрал царские 
сокровища, но оставил великое множество других драгоценностей — а также большую 
часть своих наложниц. «Георгий опечатал сокровищницы, дам отвели в замок» — 
дальнейшая судьба наложниц неизвестна.
        Георгий повел себя, как всегда, достойно. После двух часов грабежей — 
вероятно, это был минимум, необходимый, чтобы избежать мятежа в войске, — 
порядок в Махдии был восстановлен. На посты правителя и судей были назначены 
местные жители. Георгий позаботился, чтобы религиозные чувства населения не 
были задеты; он также пригласил всех беглецов вернуться в город — и даже послал 
вьючных животных, чтобы помочь им доставить их имущество, а также предложил 
нуждающимся еду и деньги. Была установлена обычная «гезия», или подушная подать,
 но ее специально сделали очень небольшой. Только бедный Хасан пострадал, но 
вовсе не от сицилийцев; он очень опрометчиво решил искать прибежище у 
родственника, который тут же заточил его на острове у берега, где он томился 
следующие четыре года. Его подданные, однако, включая население Сфакса и Суса, 
которые сдались следом за Махдией, неплохо устроились при новых правителях; так 
что спустя пять с половиной веков североафриканский историк Ибн Аби Динар мог 
писать:
        «Этот враг Аллаха восстановил города Завиллу и Махдию; он ссужал деньги 
торговцам, благоволил беднякам, вверил дело правосудия кади, приемлемому для 
народа, и хорошо организовал правление в этих городах... Рожер установил свою 
власть над большей частью региона; назначал налоги с мягкостью и умеренностью; 
обратил к себе