из которых оба рассчитывали извлечь выгоду; и 
результат будущих бесед с преемником Луция вызывал сомнения. Папе пришлось 
снова покинуть Рим; новое наступление сицилийских войск могло оказаться 
полезным и приятным дополнением к основной плате. Однако Конрад теперь снова 
был в Германии, собирая силы, наращивая мощь и быстро восстанавливая свой 
авторитет. Если он рассчитывает в ближайшее время нанести удар, Евгений едва ли 
станет рисковать собственным положением и престижем папства, утверждая 
королевские права Рожера.
        Так оно и оказалось. Папа, по-видимому, испытывал давление со стороны 
Конрада; его забрасывал письмами аббат Вибальд из Корби, заклятый враг Рожера с 
тех пор, как тот прогнал его из Монте-Кассино, а ныне ближайший советник 
Конрада. Иоанн Солсберийский, вероятно присутствовавший в Чепрано, сообщает, 
что Рожер шел на все возможные уступки, «но ни его мольбы, ни его дары не 
достигли цели».
        Хотя Иоанн подчеркивает, что король и понтифик расстались вполне 
по-дружески, эта новая неудача, наверное, стала для Рожера серьезным ударом. 
Она означала только одно — что Евгений остановил свой выбор на Конраде; а из 
этого, в свою очередь, следовало, что обо всех планах по созданию 
наступательного союза против Мануила надо забыть. После окончания переговоров в 
Чепрано он более не предпринимал никаких попыток повлиять на политику папы. 
Вместо этого Рожер вернулся на Сицилию, чтобы подготовиться к надвигающейся 
буре.
        Ему, возможно, было бы легче, если бы он знал, отплывая в Палермо, что 
никогда больше не ступит на землю итальянского полуострова.
        «Над ним рыдали его шатры и дворцы; мечи и копья были его плакальщицами.
 Не только тела, но и сердца облачились в траур. Ибо руки храбрецов опустились; 
доблестные души исполнились страха; и красноречивые уста тщетно искали слова».
        Так арабский поэт Абу ад-Дау оплакивал смерть старшего сына короля 
Сицилии герцога Рожера Апулийского, умершего 2 мая 1148 г. Как он умер, мы не 
знаем; скорее всего, погиб в какой-то схватке на северной границе своего 
герцогства, в которых он участвовал постоянно в течение многих лет. Это была 
тяжелая потеря. Молодой герцог — ему едва исполнилось тридцать, когда он умер, 
— являлся От-вилем старой закваски, блестящим воином и способным правителем, 
бесстрашным в бою и безоговорочно преданным своему отцу. В последнее 
десятилетие Рожер все более склонялся к тому, чтобы поручить все дела на 
материке ему — возможно, под присмотром Роберта из Селби, — и он уже показал 
себя достойным наследником сицилийской короны. А теперь он умер, пятый из 
шестерых детей Рожера и королевы Эльвиры, которым суждено было покинуть этот 
мир раньше своего отца. Танкред, князь Бари, был уже около десяти лет в могиле; 
Альфонсо, князь Капуанский и герцог Неаполитанский, умер в 1144 г., едва 
пережив свое двадцатилетие. Еще один сын, Генрих, скончался в детстве. Остался 
только один, четвертый сын короля, Вильгельм, он унаследовал герцогство после 
смерти брата, а на Пасху 1151 г. по повелению Рожера архиепископ Палермо 
помазал и короновал Вильгельма как соправителя Сицилийского королевства.
        Коронация сына при жизни отца была не такой уж редкостью в 
Средневековье. Такой обычай соблюдался в Византии, унаследовавшей его от 
древних дней Римской империи; примерно через двадцать лет после коронации 
Вильгельма король Генрих II Английский короновал своего первенца. Подобная 
практика имела своей целью обеспечить преемственность в королевском роду и 
предотвратить смуты, возникающие в результате борьбы за трон. Рожеру 
исполнилось только пятьдесят пять лет; его отец дожил до семидесяти. В хрониках 
нет никаких указаний на то, что он был болен, хотя возможно, что он ощущал 
признаки недуга, который убил его три года спустя. Едва ли могли возникнуть 
какие-то сомнения по поводу прав на трон его единственного оставшегося в живых 
законного сына. Но Рожера, похоже, серьезно беспокоил вопрос о наследнике; 
иначе трудно объяснить, зачем он после четырнадцати лет вдовства женился на 
некой Сибилле Бургундской, а четыре года спустя, когда Сибилла умерла при родах,
 заключил третий брак.
        Каковы бы ни были соображения Рожера, он едва ли думал, что новость о 
коронации Вильгельма приведет папу в восторг. Формально он был в своем праве; 
архиепископ Гуго Палермский, недавно перемещенный на Сицилию из архиепископства 
Капуанского, получил паллий от папы как один из тех, «кто занимает кафедры в 
крупнейших городах разных народов, а потому имеет от папы привилегию создавать 
властителей для собственных народов»62. Евгений никогда не имел в виду, что эта 
привилегия позволяет архиепископу короновать королей без предварительного 
согласования со Свя-
        
        тым престолом, но формулировка оказалась не совсем удачной, и тот факт, 
что он сам дал Рожеру возможность совершить такой шаг, только увеличивал его 
негодование. Ему, по-видимому, не пришло в голову, что, если у короля Сицилии 
имелись серьезные основания обеспечить таким образом права наследования своему 
сыну, он едва ли мог — при том, что Евгений отказался дать ему инвеституру — 
поступить иначе. По мнению папы, Сицилия и королевство являлись папскими 
фьефами, и никакие распоряжения не могли делаться без его, Евгения, участия. И 
вот с ним снова не посчитались. Как утверждает Иоанн Солсберийский, «он 
воспринял новость болезненно, но смиренно, как он воспринимал всякое земное зло,
 которому не мог сопротивляться».
        Если папа когда-то сомневался в том, с кем связать свое будущее, теперь 
он принял окончательное решение. Два легата, отправившиеся к Конраду, вскоре 
стали всеобщим посмешищем63, но по одному пункту они внесли ясность. Будущего 
императора с нетерпением ожидали в Италии. Когда это произойдет, каковы бы ни 
были его цели, Святой престол его поддержит.
        Будущее Сицилийского королевства никогда не выглядело более мрачным, 
чем в н