Действительно, вслед за 
первыми вестями о приближении папы в сицилийский лагерь прибыли два кардинала. 
Его святейшество, сообщили они, теперь достиг Сан-Джермано17, и, если Рожер 
встретится с ним там, он будет принят с миром.
        Взяв с собой сына и армию, король отправился через горы к Сан-Джермано. 
Переговоры продолжались неделю. Иннокентий был готов признать сицилийскую 
корону, но требовал взамен восстановления в правах Роберта Капуанского. Рожер 
отказался. Множество раз за последние семь лет он предлагал Роберту заключить 
мир; теперь его терпение истощилось. Увидев, что папа тоже упорствует, Рожер не 
стал терять время на переговоры. Заявив, что у него есть дела в долине Сангро, 
он свернул лагерь и двинулся на север.
        Как Рожер и предвидел, Иннокентий и Роберт возобновили боевые действия, 
направляясь к Капуе и оставляя за собой след — сожженные деревни и виноградники.
 Затем в маленьком городке Галуччо они неожиданно остановились. С холмов, 
располагавшихся слева от них, за ними наблюдала сицилийская армия. Иннокентий 
понял опасность и приказал немедленно отступать; но он опоздал. Пока папское 
войско перестраивалось, юный герцог Рожер вырвался из засады с тысячей рыцарей 
и врезался в его центр. Ряды смешались. Многие воины были убиты во время 
бегства, и множество других утонуло при попытке пересечь Гарильяно. Роберту 
Капуанскому удалось бежать, но папе Иннокентию не повезло. Он искал убежища, 
как гласит легенда, в небольшой, украшенной фресками часовне Святого Николая, 
останки которой мы до сих пор можем видеть в церкви Аннунциаты в Галуччо; но 
напрасно. Тем же вечером, 22 июля 1139 г., папа, его кардиналы, его архивы и 
его сокровища — все оказалось в руках короля.
        Двумя месяцами раньше, когда папа Иннокентий еще собирал армию в Риме, 
Везувий после почти столетнего сна разразился великолепным и устрашающим 
извержением. В течение недели он бушевал, изрыгая лаву на соседние деревни и 
выбрасывая в воздух всепроникающую рыжеватую пыль, которая затмила небо над 
Беневенто, Салерно и Капуей. Никто не сомневался, что это — знамение, и теперь 
люди узнали наконец, что оно предвещало. Сам святой отец оказался в плену. 
Подобного унижения папы не испытывали от нормандцев с тех самых пор, когда 
герцог Хэмфри де Отвиль и его брат Роберт Гвискар разбили армию папы Льва IX 
при Чивитате восемьдесят шесть лет назад.
        Любые попытки пап сойтись с нормандцами на поле битвы заканчивались для 
них плохо. Так же как Лев вынужден был после Чивитате пойти на соглашение с 
теми, кто его захватил, теперь Иннокентий смирился перед неизбежным. Сперва он 
отказывался; уважительное отношение Рожера, по-видимому, внушило ему 
уверенность, что он сможет выдвигать собственные условия. Только через три дня 
он окончательно осознал свое реальное положение — и размер выкупа. 25 июля в 
Миньяно Рожер был официально признан королем Сицилии с верховной властью над 
всей Италией к югу от Карильяно. Затем его сын Рожер был утвержден в правах на 
герцогство Апулия; а третий сын Альфонсо получил титул и права князя Капуи. 
Затем папа отслужил мессу, в ходе которой прочитал необыкновенно длинную 
проповедь о мире, и покинул церковь свободным человеком. В выпущенной позднее 
грамоте он сумел сохранить остатки своего достоинства, представив всю процедуру 
как обновление и расширение прежней инвеституры, данной Рожеру Гонорием II; 
король также обязался выплачивать ежегодную подать в размере шестисот шифати18. 
Но ничто не могло замаскировать тот факт, что для папы и его партии договор в 
Миньяно означал безоговорочную капитуляцию.
        Писавший через полвека после этих событий английский историк Ральф 
Найджер упоминает в своей «Всемирной хронике», что Иннокентий скрепил договор, 
одарив Рожера своей митрой; и что король, украсив ее золотом и драгоценными 
камнями, сделал из нее корону для себя и своих наследников. Так или иначе, 
между папой и королем, казалось, установились вполне дружеские отношения. 
Вместе они отправились в Беневенто, где, как сообщает Фалько, папу приняли с 
таким ликованием, словно сам святой Петр вошёл в город; а через пару дней 
король, расположившийся со своим войском за городскими стенами, принял послов 
из Неаполя, поклявшихся ему в верности и вручивших ему ключи от своего города.
        Это подчинение ознаменовало конец целой эпохи. Более четырех веков 
герцоги неаполитанские прокладывали свой курс среди опасных проливов и мелей 
южноитальянской политики. Много раз они рисковали пойти ко дну; иногда пи-занцы 
или другие временные союзники брали их на буксир. Хотя формально они шли под 
византийскими цветами, им случалось в недавние годы поднимать на мачту другие 
флаги — например, Западной империи или тех же нормандцев. И все же их корабль 
как-то умудрялся держаться на плаву. Но далее это было невозможно. Неаполь 
претерпел за девять лет три осады и опустошительный голод в придачу. Последний 
герцог умер, квазиреспубликанское правительство, которое наследовало ему, 
потерпело неудачу. Величие и слава ушли. Когда через несколько дней юный герцог 
Рожер вошел в город, чтобы официально принять его во владение от имени отца, он 
принял его не как отдельный фьеф, но как часть Сицилийского королевства. 
Корабль в конце концов потонул. Оставались два очага сопротивления, которые 
следовало погасить: окрестности Трои, где все еще сеял смуту арьергард немецкой 
армии, оставленной Лотарем, и Бари, где обосновались последние мятежные бароны. 
В первую неделю августа король появился над Троей. Город сдался сразу; после 
капитуляции папы не имело смысла продолжать борьбу, и горожане, ободренные 
слухами о милосердии, которое Рожер проявил по отношению к жителям прибрежных 
городов Аггу-лии, пригласили его войти с миром. Но теперь король впервые 
обнаружил, насколько глубоко он переживал предательство своего зятя. Он 
отправил послов назад, заявив, что не примет сдачу Трои, пока тело Райнульфа 
погребено в ее стенах. Его слова ужаснули горожан, но дух Трои был сломлен. У 
людей не было другого выхода, кроме как подчиниться.