идно, прошел долгий путь, чтобы спустя десять лет заслужить 
репутацию, позволившую английскому историку Джону из Хексхема описывать его как 
«самого влиятельного из друзей короля, человека очень богатого и осыпанного 
почестями». Он был назначен наместником Кампании всего за несколько месяцев до 
описываемых нами событий и полностью оправдал доверие короля. Салерно все это 
несчастное лето твердо хранил верность своему суверену. Городской гарнизон из 
четырехсот рыцарей не утратил присутствия духа, воины и горожане вместе были 
полны решимости защищаться и три недели боролись яростно и мужественно.
        Затем 8 августа оставшаяся часть императорской армии появилась из-за 
гор на востоке во главе с самим императором. Лотарь изначально намеревался 
предоставить осаду своему зятю; но лето подходило к концу, и неожиданная 
стойкость горожан заставила императора переменить свое решение. Дальнейшие 
события показали его правоту. Для салерн-цев прибытие Лотаря означало две вещи: 
во-первых, при таком подкреплении у них уже не оставалось надежды продержаться 
до зимы, когда, как они рассчитывали, германцы уйдут; во-вторых, быстро 
сдавшись императору и одновременно попросив об имперском покровительстве, они 
могли спасти город от грабежей и мародерства пизанцев. Это мнение, 
исключительно разумное, Роберт Селбийский полностью разделял. Собрав старейшин 
города, он заявил им об этом. Сам он, как представитель короля во всей 
провинции, конечно, не мог принимать участия ни в какой капитуляции; речь шла 
только о Салерно. Тем не менее он посоветовал горожанам, не теряя времени, 
отправить депутацию в имперский лагерь, чтобы просить мира и защиты.
        На следующий день все было улажено. Лотарь, удивленный, обрадованный и, 
без сомнения, довольный этим новым доказательством его престижа, предложил 
необыкновенно мягкие условия. В обмен на контрибуцию салернцам гарантировались 
жизнь и сохранность всей их собственности; даже четыремстам рыцарям гарнизона 
предоставлялась свобода. Роберт Селбийский с небольшим отрядом отступил в 
цитадель, расположенную на возвышенности над городом, — тот самый «нормандский 
замок», который был свидетелем противостояния последнего независимого князя 
Салерно и Роберта Гвискара шестьюдесятью годами ранее и чьи руины до , сих пор 
можно видеть. Роберт Селбийский намеревался удерживать крепость с развевающимся 
над ней сицилийским знаменем, пока сам король его не выручит. И пусть, когда 
наступит этот момент, король обнаружит, что его континентальная столица 
по-прежнему стоит.
        Соглашение приветствовалось всеми заинтересованными сторонами, за 
исключением одной. Пизанцы пришли в ярость. Они не только мечтали захватить в 
Салерно богатую добычу, но и рассчитывали таким образом избавиться от одного из 
своих главных соперников в торговле на ближайшие годы, а может быть, 
десятилетия. Император без них никогда не завоевал бы город; папе они 
предоставляли убежище в течение последних семи лет, и при этом они не получили 
ничего. Если таковы плоды союза с императором, они в нем не нуждаются. И если 
император заключил сепаратный мир с их врагом, то они вправе сделать то же 
самое. Один из пизанских кораблей поспешил на Сицилию, чтобы договориться с 
Рожером; другие обиженно вернулись домой.
        
        Папа Иннокентий впоследствии сумел как-то успокоить пизанцев, но для 
Лотаря их дезертирство уже не имело значения. Для него военная кампания 
окончилась. Он, вероятно, сам не мог сказать, сколь долговечными окажутся 
достигнутые им успехи. Ему определенно не удалось полностью сокрушить короля 
Сицилии, как он надеялся; но все же оннанес сицилийцу удар, от которого тот 
едва ли оправится. Теперь главной задачей было организовать правление в южной 
Италии, чтобы заполнить пустоту, которая неизбежно образуется, когда имперская 
армия уйдет. Имелось три возможных претендента на герцогство Апулия — Сергий 
Неаполитанский, Роберт Капуанский и Райнульф Алифанский. Сергий и Роберт и так 
были могущественными князьями, и император не желал их дальнейшего усиления. 
Граф Алифанский, со своей стороны, несмотря на свойство с Рожером — или, может 
быть, именно поэтому, имел больше причин бояться сицилийца, чем двое других. 
Двуличный и ненадежный, в чем все имели случай убедиться, он, когда речь шла о 
его собственных интересах, действовал храбро и решительно. Далее — хотя Лотарь 
едва ли это сознавал — Райнульф обладал коварным даром убеждать и располагать к 
себе людей, под чары его в прошлом попал Рожер; и теперь неприветливый старый 
император легко пал жертвой обаяния графа Алифан-ского. Итак, Лотарь сделал 
выбор. Только Райнульфу, решил он, можно вверить герцогство, дабы он сохранял 
его для империи. Утверждение его в правах на новый титул и владения должно было 
стать последней официальной церемонией итальянской экспедиции и завершить ее.
        Но кто ее осуществит? Едва возник этот вопрос, старое соперничество 
между империей и папством вспыхнуло с новой силой. В ответ на заявление Лотаря, 
что девяносто лет назад Дрого де Отвиль получил титул герцога Апулийского от 
императора Генриха III, Иннокентий спокойно указал, что Роберт Гвискар был 
утвержден в правах папой Николаем II. В конце концов нашлось компромиссное 
решение — трехсторонняя церемония, во время которой Райнульф получил свое 
символическое копье из рук папы и императора; Лотарь держал древко, а 
Иннокентий — наконечник. Генрих Баварский, который уже давно сетовал на то, что 
(по его мнению) его тесть слишком охотно уступал папским претензиям, был в 
ярости, и многие германские рыцари разделяли его чувства. Но Лотаря это не 
волновало. Он сохранил свое лицо и не желал ничего большего. Он был стар, устал 
и хотел домой.
        В конце августа император тронулся в путь. В Капуе его ожидала 
неприятная новость: аббат Райнальд из Монте-Кассино меньше чем через месяц 
после принесения клятвы в Ла-гопезоле вступил в сношения со сторонниками 
сицилийского короля. Иннокентий при поддержке святого Бернара воспользовался 
возможностью показать свою власть над Монт