ломляющая победа, как была ими одержана при 
Ночере, не может иметь решающих и долгосрочных последствий. Рожера никогда не 
удастся сокрушить без помощи извне, и, если нельзя рассчитывать на поддержку 
императора, ее следует искать где-то еще. Соответственно, в последнюю неделю 
июня Роберт отправился из Рима в Пизу; и здесь, после долгих переговоров, сумел 
заключить соглашение, по которому в обмен на три тысячи фунтов серебра сто 
пизанских и генуэзских кораблей будут предоставлены в его распоряжение в марте 
следующего года.
        Имея в качестве противника флот такой величины, Рожер рисковал потерять 
господство на море. Его враги могли отважиться на развернутую атаку против 
Мессины, чтобы блокировать проливы, или даже напасть на Палермо. Но он не 
выказывал особенной озабоченности по этому поводу. В начале весны 1134 г. он 
вновь отправился на материк, вознамерившись навести порядок в Италии раз и 
навсегда. Продвигаясь через мятежные территории, он не встречал никакого 
сопротивления. Вести о его расправе с апулийскими городами в прошлом году 
достигли самых отдаленных мест в Кампании, где местное население восприняло 
предназначенный ему урок. Армия Рожера не встречала никакого противодействия; 
тем временем властители Капуи и Алифе с тысячей пизанских воинов все еще 
ожидали основную часть обещанных подкреплений. Теперь пришел их черед избегать 
открытых сражений. Один за другим их замки пали. Даже Ночера, где Рожер всего 
два года назад пережил жестокое унижение, сдалась, как только стало ясно, что 
попытки Рай-нульфа выручить ее не удались. Король, столь же милосердный в этом 
году, сколь он был неумолим в 1133 г., не стал никого карать: воины гарнизона, 
как только они принесли ему присягу на верность, были отпущены по домам.
        Весна сменилась летом, а пизанские и генуэзские корабли не появились. 
Их присутствие было теперь жизненно необходимо не столько из стратегических 
соображений, сколько потому, что ничто более не могло возродить боевой дух 
восставших. Наконец отчаявшийся князь Роберт отправился на корабле в Пизу, 
якобы чтобы обратиться с последним призывом о помощи, но также, как можно 
подозревать, спасая свою шкуру; Райнульф остался один перед наступающей армией. 
Графа Алифанского при всех его недостатках нельзя упрекнуть в трусости. Видя, 
что столкновения с шурином не избежать, он стал собирать всех своих людей для 
последнего решительного сражения. Но было поздно. Приспешники Рожера, 
трудившиеся в округе, были щедры и настойчивы; местные рыцари и бароны, которые 
оставались на стороне Рай-нульфа, внезапно его покинули. Райнульф понял, что 
проиграл. Он отправил послов к Рожеру, объявив, что он подчиняется без всяких 
условий и отдает себя на милость короля.
        В конце июня Рожер и Райнульф встретились в деревне Лауро около 
Авеллино. Если верить аббату из Телезе, это была впечатляющая сцена:
        «Упав на колени перед королем, он (Райнульф) сперва пытался поцеловать 
его ноги, но король собственноручно поднял его и сам хотел его поцеловать. Граф 
его остановил, умоляя сперва прекратить гневаться на него. И король ответил от 
всего сердца, что он не гневается. «Далее, — сказал граф, — я прошу, чтобы ты с 
этих пор считал меня своим рабом». И король ответил: «Так я и буду считать». 
Тогда граф произнес: «Пусть сам Бог будет свидетелем сказанного между тобой и 
мной». — «Аминь», — проговорил король. И тотчас же король поцеловал его, и они 
долго стояли в обнимку, некоторые из присутствующих тайком утирали слезы 
радости». Рожер явно был совсем в другом настроении, нежели то, в котором он 
разбирался с Танкредом из Конверсано и апулийскими мятежниками год назад. В 
знак примирения он вернул Райнульфу жену и сына, послуживших, хотели они того 
или нет, причиной стольких бед. Похоже, они были рады вернуться домой — факт, 
свидетельствующий, что графиня Матильда в своем давешнем нежелании возвращаться 
к мужу была не столь искренна, как казалось. Однако королевское великодушие 
имело свои пределы. Земли, которые изначально являлись частью приданого 
Матильды, Райнульфу не вернули, а кроме того, от него потребовали отдать все 
территории, которые он завоевал с начала вражды.
        Теперь у Рожера остался только один враг — Роберт Ка-пуанский. Он, по 
слухам, все еще порицал иизанцев за то, что те его бросили; и именно в Пизу 
поспешил королевский посланник с условиями Рожера: если князь вернется в Капую 
до середины августа и выразит свою покорность королю, он будет утвержден в 
правах на все свои владения, исключая те, которые король отвоевал во время 
последней войны. В противном случае, если он предпочтет не возвращаться в Капую,
 его сын будет возведен на капуанский трон, при том что сам Рожер будет 
выступать в качестве регента, пока мальчик не достигнет подобающего для 
правителя возраста. Если, одна-ко, Роберт собирается продолжать бунт, его земли 
будут отобраны; его княжество прекратит свое сухлествование как отдельная 
территориальная общность, и все входящие в него области перейдут под прямой 
контроль сицилийской короны. Он вправе выбирать. Не получив никакого ответа, 
король вступил в Капую.
        Это был, рассказывает аббат из Телезе, большой и процветающий город, 
защищенный не только стенами и башнями, но также широкой рекой Волтурно, 
омывающей их основания; пара десятков плавучих водяных мельниц были причалены 
по ее берегам. Теперь, однако, Капуя не оказала сопротивления. Короля 
приветствовали в кафедральном соборе с почетом и — если верить аббату из Телезе 
— с радостью. После этого Рожер принял герцога Сергия Неаполитанского, 
занимавшего довольно двусмысленную позицию во всей истории. Он не признавал 
притязаний Рожера в южной Италии и не делал секрета из своих симпатий к 
восставшим, но каким-то образом добился того, что сам он и его город стояли в 
стороне от реальной борьбы. Когда Капуя оказалась в руках короля, Сергий понял, 
что у него более нет иного выбора, кроме как прийти к соглашению. Он преклонил 
колени перед королем и поклялся ему в верности и покорности.
        Мятеж был полностью подавлен. Неделей ранее г