стями. Любовь ее мужа к Западу и его попытки привнести западные реалии в 
византийскую жизнь и раньше раздражали его подданных;  в частности,  им очень 
не  нравилось,  что торговые связи и дела империи по большей части перешли в 
руки итальянских и франкских купцов, которые задавали тон в деловом квартале 
города. Теперь все боялись — и не без причин — дальнейшего расширения прав и 
привилегий этих купцов. Византийцы еще более обеспокоились, когда Мария 
приблизила к себе в качестве главного советника человека с откровенно 
прозападными симпатиями — племянника Мануила, протосебаста Алексея, дядю 
королевы Иерусалимской. Вскоре все решили, что он не только ее советник, но и 
любовник, хотя из описания Никиты нелегко понять, с какой стати императрица, 
чья красота славилась во всем христианском мире, могла проникнуться к нему 
нежными чувствами.
        «У него была привычка проводить большую часть дня в постели, задернув 
занавеси, так что он едва мог видеть солнечный свет... Когда солнце появлялось, 
он искал темноты, как дикий зверь; он также находил много удовольствия в 
расшатывании своих разрушающихся зубов, вставляя новые на место тех, что выпали 
у него от старости».
        По мере того как неудовольствие росло, стали строиться заговоры с целью 
свержения Марии. Один из них возглавила ее падчерица, тоже Мария — та самая 
принцесса, руку которой дважды предлагали Вильгельму Сицилийскому. Заговор был 
открыт, Мария со своим мужем Райнером из Монферрата и другими сторонниками едва 
успела спрятаться в церкви Святой Софии и закрыться там. Но 
императрицу-регентшу это не остановило. Не испытывая традиционного почтения к 
святыне, она послала императорскую гвардию схватить заговорщиков, и 
прославленная церковь избежала осквернения только благодаря вмешательству 
патриарха. Этот инцидент неприятно изумил византийцев, а последующее изгнание 
патриарха в монастырь сделало Марию еще более непопулярной. Общее возмущение 
против нее было так велико, что она не смогла наказать свою падчерицу. Позднее 
она и пальцем не пошевелила, когда жители Константинополя направились толпой в 
монастырь, где томился патриарх, и привели его с триумфом в столицу. В целом 
Мария едва ли мог ла действовать глупее.
        Первая попытка переворота, тем не менее, провалилась, но следом за ней 
возникла угроза со стороны другого родственнч ка императора — на сей раз 
мужчины и человека совершенно иного калибра. Андроник Комнин был уникальной 
личностью. Нигде больше на страницах византийской истории мы не найдем столь 
неординарного персонажа; его кузен Мануил, пожалуй, приближается к нему, но на 
фоне Андроника даже Мануил теряется. И определенно нигде больше мы не найдем 
такой судьбы. Рассказ об Андронике Комнине читается не как история, он читается 
как исторический роман, внезапно воплотившийся и жизнь.
        В 1182 г., когда Андроник впервые появляется в нашем рассказе, ему уже 
исполнилось шестьдесят четыре года, выглядел он на сорок. Более шести футов 
ростом, в прекрасной физической форме, он сохранил красоту, ум, обаяние и 
хитрость, изящество и умение себя подать, что вместе со слухами о его 
легендарных подвигах в постели и на поле битвы создало ему репутацию донжуана. 
Перечень его побед поражал своей внушительностью, перечень скандалов, в которых 
он участвовал, был ненамного короче. Три из них особенно разгневали императора. 
Первый — когда Андроник вступил в непристойную связь со своей кузиной и 
племянницей императора принцессой Евдоксией Комнин, а на порицания в свой адрес 
ответил, что «подданные должны следовать всегда примеру своего господина и что 
две вещи из одной мастерской обычно одинаково ценятся» — ясный намек на 
отношения императора с другой его племянницей, сестрой Евдоксии Феодорой, к 
которой, как было всем известно, он испытывал привязанность отнюдь не дядюшкину.
 Несколькими годами позже Андроник покинул свое войско в Киликии с явным 
намерением соблазнить очаровательную Филиппу Антиохийскую. Он наверняка понимал,
 что рискует навлечь на себя крупные неприятности; Филиппа была сестрой 
нынешнего антиохийского князя Боэмунда III, а также жены Ма-нуила, императрицы 
Марии. Но это, в случае Андроника, только придавало дополнительную остроту игре.
 Хотя ему к тому времени было сорок восемь, а его жертве — всего двадцать, 
серенады, которые он пел под ее окнами, оставляли неизгладимое впечатление. Не 
прошло и нескольких дней, как девушка сдалась.
        Но Андроник недолго наслаждался плодами своей победы. Разгневанный 
Мануил немедленно отозвал его; князь Боэмунд также ясно дал понять, что не 
намерен терпеть эту скандальную связь. Возможно также, что чары юной принцессы 
оказались не столь сильны. Так или иначе, Андроник поспешно отправился в 
Палестину и поступил на службу к королю Амальрику; там, в Акре, он встретил еще 
одну свою родственницу, Феодору, вдову предшественника Амальрика на троне 
короля Иерусалима Балдуина III, которой в то время был двадцать один год. Она 
стала любовью всей его жизни. Вскоре, когда Андроник перебрался в Бейрут — свой 
новый фьеф, который Амальрик дал ему в награду за службу, Феодора к нему 
присоединилась. Будучи близкими родичами, они не могли вступить в брак, но жили 
вместе во грехе, пока в Бейруте, в свою очередь, не вспыхнул скандал.
        После длительных скитаний по мусульманскому Востоку они обосновались в 
Колонее, у восточной границы империи, и жили счастливо на деньги, которые 
успели прихватить с собой, и доходы от мелких грабежей. Их идиллия пришл