|
го внимания
сицилийским делам; и его главным вкладом в историю Сицилийского королевства
стала булла, датированная 5 февраля 1183 г., дарующая статус архиепископства
основанным Вильгельмом II аббатству и собору в Монреале131.
Вильгельм воплощал в жизнь свой замысел в течение девяти лет. В 1174 г.,
гласит легенда, Дева Мария явилась ему, когда он отдыхал во время охоты в
королевском парке в окрестностях Палермо; она открыла королю, где лежит тайный
клад, зарытый его отцом, и повелела извлечь сокровища из земли и употребить на
благочестивые дела. История, безусловно, призвана оправдать астрономические
вложения, которые делались в последующие годы, — разные ее варианты
рассказывались на протяжении веков относительно постройки множества других
дорогостоящих заведений. В действительности мотивы Вильгельма были более
сложными. Глубоко верующий человек, он наверняка искренне желал воздвигнуть
некое мощное сооружение во славу Божью, а благоговение, которое он испытывал
перед дедом, основавшим Чефалу и монастырь Святого Иоанна в Эремити и
построившим Палатинскую капеллу, вероятно, укрепило его решимость. А если
церковь, которую он построит, послужит памятником ему самому, это будет еще
лучше.
Но, торопясь начать работу, он руководствовался скорее политическими
соображениями, нежели личными. С момента, когда Вильгельм принял власть, он
ясно сознавал — при постоянных напоминаниях Маттео из Аджелло — растущее
влияние Уолтера из Милля. Являясь архиепископом Палермо, Уолтер сумел к тому
времени объединить вокруг себя почти всех влиятельных баронов и прелатов,
создав реакционную феодальную партию, которая, если позволить ей
беспрепятственно проводить свою линию, грозила бедами королевству. Даже в
церковных делах Уолтер избрал опасный курс. Беспорядки времен регентства дали
сицилийской церкви возможность обрести независимость не только от папы — в этом
не было ничего нового, — но и от короля, и Уолтер всеми силами поддерживал эту
тенденцию. Он фактически стал вторым лицом в стране после самого Вильгельма по
могуществу, и король понимал, что надо обуздать его, пока еще есть время.
Но как это сделать? Только создав новую архиепископию территориально
как можно ближе к Палермо, глава которой будет равен по статусу Уолтеру и
станет связующим звеном между короной и папством. Здесь, правда, возникала
другая проблема: архиепископы обычно избирались церковными иерархами, а иерархи
слушались Уолтера. Потому Вильгельм и его вице-канцлер уточнили свой план. Они
решили основать бенедиктинский монастырь, по клюнийским образцам; его
настоятель автоматически получал титул архиепископа и мог быть посвящен любым
другим прелатом по своему выбору при одобрении короля.
Едва ли стоит говорить, что этя идея встретила гневное и решительное
противодействие со стороны Уолтера из Милля. Вильгельм и Маттео, по-видимому,
скрывали свои планы основания новой архиепископии до 1175 г., но после этого им
пришлось бороться за каждый шаг. Они легко могли бы проиграть, если бы не два
обстоятельства. Первое заключалось в том, что по счастливой случайности на
территории нового аббатства располагалась маленькая церковь Агиа Кириака132,
служившая официальной резиденцией греческого митрополита Палермо во времена
господства арабов. Это позволило основателям Монреале заявлять, что, создавая
здесь архиепископскую кафедру, они только продолжают освященную веками традицию.
Вторым благоприятным обстоятельством стала поддержка со сто роны папы
Александра, который с 1174 г. выпустил серию булл, подчеркивавших
исключительный характер предполагаемого начинания. Против этого даже Уолтер был
бессилен. Ему пришлось смириться с тем, что несколько церквей и приходов
окажутся вне его архиепископской власти и перейдут под власть Монреале; и
весной 1176 г., неохотно признав независимость первого настоятеля Монреале, он
наблюдал в бессильном гневе, как сто монахов, прибывших из Ла-Кавы, прошли
через Палермо по дороге к своей новой обители.
Скорее всего в отместку Уолтер в 1179 г. сам затеял строительство,
решив возвести новый кафедральный собор в Палермо. Но при всем его богатстве и
при той бесцеремонности, с которой он отбирал деньги у других, у него не было
шансов возвести что-нибудь сравнимое с Монреале; а Вильгельм, объявив, что он
желает, чтобы новый королевский монастырь, а не Чефалу или Палермо стал
усыпальницей династии Отвилей, разрушил последние надежды архиепископа.
Кафедральный собор в Палермо, в те времена когда Уолтер его закончил, мог
принести славу ему самому и городу — в отличие от той жалкой пародии, которую
мы видим сегодня; но тогда, как и сейчас, он не выдерживал сравнения с одной из
самых роскошных и величественных церковных построек в мире.
Роскошный и величественный — безусловно; однако с самого начала надо
сказать, что Монреале в целом скорее эффектен, нежели красив. Ему не хватает
совершенства Пала-тинской капеллы, византийской загадочности Мартораны, чар,
исходящих от Великого Вседержителя в Чефалу. Он производит впечатление главным
образом благодаря своим размерам и великолепию. Но это впечатление, как и сам
собор, колоссально.
Как это часто бывает с церквями нормандской Сицилии, внешний его облик
не обещает многого. За исключением восточной апсиды и северо-западной панорамы,
открывающейся из аркады (см. илл.), он радикально изменился со времен
Вильгельма. Длинная северная колоннада была пристроена семьей Гаджини в XVI в.,
западный портик — еще кем-то в XVIII. Это последнее дополнение не должно сильно
нас огорчать, поскольку портик скрывает от наших глаз первоначальный декор в
виде ложных арок из рыжей лавы (готических и богато украшенных, лишенных
плавности и чистоты Чефалу), абсолютное уродство которых ощущает любой, кто
идет вдоль восточной стены. Эти бессмысленные каракули, особенно по контрасту
со строгой простотой юго-западной башни, доказывают лучше любых слов, сколь
многое потеряла европейская архи
|
|