и '. едва видны в зареве огней». Через полторы недели, в 
канун Валентинова дня, Вильгельм и Иоанна обвенчались, и сразу после этого 
Иоанна, с длинными, рассыпавшимися по пле-! чам волосами, преклонила колени в 
Палатинской капелле перед своим земляком Уолтером из Милля, теперь 
архиепископом Палермо, помазавшим и короновавшим ее королевой Сицилии.
        К этому времени юной королеве исполнилось всего одиннадцать лет, ее 
мужу — двадцать три. Однако, несмотря на разницу в возрасте, их брак, насколько 
мы можем судить, был идеально счастливым. Языковых проблем не возникало: Иоанна,
 родившаяся во Франции и воспитывавшаяся в аббагстве Фонтепро, была по 
образованию и привычкам более француженкой, чем англичанкой, а нормандский 
диалект французского языка »се еще оставался повседневным языком сицилийскою 
двора. Новые подданные Иоанны искренне ее полюбили и, по-видимому, ставили в 
заслугу ей, так же как и ее мужу, спокойствие и блеск королевства, наконец-то 
находившегося в мире с остальным светом и самим собой, процветающего и 
счастливого.
        
        Они с полным правом могли это делать, поскольку всего через несколько 
месяцев в Венеции произошло событие, которое положило конец вражде между 
Вильгельмом и его самым непримиримым противником. 29 мая предыдущего го да в 
Леньяно, неподалеку от Милана, Фридрих Барбаросса потерпел самое сокрушительное 
за всю его жизнь поражение от Ломбардской лиги; и, пока миланцы  праздновали 
победу, покрывая подходящими к случаю барельефами Римские ворота128, 
императорские посланцы предстали перед папой Александром в Ананьи, чтобы 
обсудить условия договора, который должен был положить конец семнадцатилетней 
схизме и принести мир в Италию. Выработав в общих чертах условия соглашения, 
стороны условились созвать в июле 1177 г. большую конференцию в Венеции — куда 
прибудут представители лиги и короля Сицилии, папа и, наконец, когда все 
предварительные обсуждения завершатся, сам император.
        Вильгельм направил я Венецию в качестве посланцев графа Рожера из Апдри 
и, к счастью для потомства, архиепископа Ромуальда Салернского, который оставил 
нам замечательно детальный (для него) рассказ о происходившем. Рано утром 24 
июля, сообщает он, папа отправился к собору Святого Марка и послал делегацию 
кардиналов в Лидо, где в церкви Святого Николая ожидал Фридрих. Там император 
торжественно отверг своего антипапу и признал Александра законным понтификом, 
после чего кардиналы сняли с него отлучение. Теперь он мог быть допущен в город,
 куда его с большой помпой препроводили лично дож, патриарх Венеции и кардиналы.
 Высадившись в Пьяцетте, он прошел между двумя высокими шестами, на которых 
развевались знамена святого Марка, к базилике, где Александр поджидал его на 
троне и в полном облачении. Ромуальд продолжает:
        «Когда он приблизился к папе, Святой Дух коснулся его; почитая в 
Александре Бога, он сбросил свою императорскую мантию и пал ниц перед папой на 
земле. Но папа со слезами на глазах нежно его поднял, поцеловал и даровал ему 
свое благословение, а собравшиеся германцы запели «Те Деум», Затем, взяв 
императора под правую руку, папа провел его в церковь для дальнейшего 
благословения, после которого тот со своими людьми вернулся во дворец дожа»129.
        Договор в Венеции стал кульминацией понтификата Александра. После всех 
страданий и унижений, которые ему пришлось вынести за восемнадцать лет схизмы и 
десять лет изгнания, имея своим непримиримым врагом, быть может, самого 
грозного из всех властителей, когда-либо носивших императорскую корону, он 
наконец был отмщен. Давно пережив свое семидесятилетие, он дождался все же дня, 
когда император признал не только его самого в качестве законного папы, но и 
все права папства на Рим — те самые права, которые Фридрих столь надменно 
требовал для империи во время своей коронации. Пятнадцатилетний мир, который 
Барбаросса подписал с Сицилией, означал конец всех страхов перед перспективой 
оказаться крохотным островом посреди безбрежных имперских территорий, которые в 
прошлом так мучили папскую курию; а шестилетнее перемирие, заключенное с 
Ломбардской лигой, являлось, как было договорено, только предварительной мерой, 
предшествующей официальному признанию империей независимости ломбардских 
городов. Это был триумф — гораздо более значимый, чем та победа, которую папа 
Григорий одержал над Генрихом IV ровно сто лет назад; но для верующих, 
радовавшихся вместе со старым папой в Венеции в эти знойные летние дни, это 
было также торжество его мудрости и твердости, позволивших ему с честью 
провести церковь через один из самых бедственных периодов ее истории.
        Даже теперь беды не закончились. Прошел еще год, прежде чем один из 
антипап, а затем другой признали власть Александра, но даже тогда римский сенат 
оставался к нему столь враждебен, что летом 1179 г. Александр в последний раз 
покинул Рим. Он никогда не любил этот город, никогда не доверял его жителям; 
для него, всю жизнь, это была враждебная страна. И когда после его смерти в 
Чивита-Кастеллана в последний день августа 1181 г. его тело доставили в Латеран,
 поведение римлян доказало правоту Александра. Всего четыре года назад они 
приветствовали его возвращение из изгнания звуками труб и благодарственными 
гимнами; теперь, когда похоронный кортеж вошел в город, бесчувственная чернь, 
не удовлетворившись проклятиями в адрес Александра, бросала грязь и камни в ка 
тафалк, который вез его тело, не желая, чтобы папу похорони ли в соборе130.
        
        Преемник Александра Луций III поражал всех в первую очередь своим 
возрастом. Насколько мы можем судить, он родился в предыдущем столетии; если 
так, ему было уже за восемьдесят, когда он взошел на престол святого Петра. 
«Очень старый человек, — описывает его Вильгельм Тирский, добавляя, возможно, с 
долей насмешки, — и в меру образованный». Венецианский договор избавил его от 
необходимости во время его четырехлетнего понтификата уделять мн