енные императором, теперь были утверждены папой. За ними закрепилась 
репутация непобедимых воинов. В отношении к ним внешнего мира теперь сквозило 
уважение.
        Все это и многое другое, о чем еше даже не мечталось, было выиграно за 
несколько ужасных часов на берегах реки Форторе. Редко кто из туристов посещает 
эти края, но те, кто окажется здесь, могут еще видеть в миле или двух к 
северо-западу от современной деревни Сан-Паоло-ди-Чивитате развалины старого 
собора и пройтись по земляным валам, с которых папа Лев IX наблюдал крушение 
своей армии и своих надежд. От самого города, который так предательски с ним 
обошелся, ничего не осталось; можно подумать, что божественное возмездие, хотя 
и с запозданием, настигло его - он был стерт с лица земли в начале XV в. При 
раскопках в этих местах в 1820 г. было найдено множество скелетов. Все были 
мужские, на всех них обнаружились следы ужасных ран, и многие из их бывших 
владельцев имели рост более шести футов.
        
       Глава 8
       СХИЗМА
       
        Михаилу, новообращенцу и ложному патриарху, которого только смертельный 
страх заставил усвоить монашеские обычаи, прославленному своими ужасными 
преступлениями; Льву, так называемому епископу Охридскому; Константину, 
секретарю вышеназванного Михаила, который публично топтал латинскую литургию 
ногами; и всем, кто следует им в их заблуждения и гордыне, если только они не 
раскаются, всем им анафема, как симонитам, валезианам, арианам, донатистам, 
николаитам, северианам, пневматомахам, манихеям, назареянам, как всем еретикам 
и, наконец, дьяволу и всем его слугам. Аминь, аминь, аминь!
        Последний параграф буллы Гумберта об отлучении 
        
        Во время своего почетного плена в Беневенто Лев IX принялся изучать 
греческий. Его биограф Уиберт предполагает, что он сделал это, потому что хотел 
читать на греческом Священное Писание. Такое достойное желание достойно могло 
само по себе быть достаточным стимулом; но, судя по всему, реально папа 
стремился обрести большую уверенность в отношениях с Константинополем, которые 
становились постепенно более сложными.
        Папе, Аргирусу, а благодаря Аргирусу и императору Константину было 
совершенно ясно, что папско-византийский альянс необходим, если они хотят 
когда-нибудь вытеснить нормандцев из Италии. Даже после разгромного сражения в 
Чивитате - которое вполне могло кончиться иначе, если бы две армии смогли 
соединиться, как планировалось, - еще можно было воспрепятствовать неуклонному 
росту нормандского влияния. Вместо этого спустя тринадцать месяцев после битвы 
произошел внезапный и болезненный разрыв, сопровождавшийся массой взаимных 
обвинений и оскорблений; и к концу десятилетия папство уже открыто поддерживало 
нормандскую экспансию. Причины столь резкой перемены нетрудно увидеть; они 
кроются в величайшем бедствии, постигшем христианство, - схизме Западной и 
Восточной церквей. Оглядываясь из своего настоящего на эту давнюю историю, мы 
понимаем, что этот раскол рано или поздно должен был произойти; но тот факт, 
что он произошел именно тогда, в значительной степени связан с напряженной 
ситуацией, возникшей в результате нормандского присутствия на юге Италии. На 
протяжении многих веков две церкви постепенно отдалялись друг от друга. Их 
медленное отстранение было в основе своей отражением старого соперничества 
между латинским и греческим, Римом и Константинополем; и первая и основная 
причина схизмы заключалась во все возрастающей власти римского понтифика, 
которая порождала высокомерие с одной стороны и обиду с другой. Исконная любовь 
греков к дискуссиям и теологическим спекуляциям входила в противоречие с 
догматическим и легалистским мышлением Рима и вызывала недоумение. В то же 
время для византийцев, чей император носил титул равноапостольного и по мнению 
которых вопросы догматики могли решаться только Святым Духом, изъяснявшимся 
через Вселенский собор, папа был только первым из равных среди патриархов и его 
претензии на роль высшего авторитета казались неоправданной гордыней. Еще в IX 
в. дело чуть не дошло до полного разрыва; начав с чисто административного спора 
по поводу сиракузской епархии, противники вскоре перешли на личности (когда 
папа Николай I поставил вопрос о том, подходит ли византийский патриарх Фотий 
для своей должности), а затем обратились к проблемам догмы. Фотий публично (и 
справедливо) заявил, что римский епископ Формоз из Порто, будучи в Болгарии, 
яростно нападал на православную церковь и настаивал на включении пункта 
"филиокве" в Никейское кредо. Утверждение, что Святой Дух исходит не только от 
Отца, но и от Сына, постепенно стало общепризнанным на Западе, однако с точки 
зрения теологии считалось не слишком значимым. Византийцы, со своей стороны, 
полагали его разрушительным для всего учения о Троице, столь тщательно 
сформулированного Отцами Церкви в Никее более пяти столетий назад, и яростно 
порицали гордыню Рима, осмелившегося исправлять слово Божие, открытое собору 
после смерти папы Николая, усилиями его преемников и самого Фотия, дружеские 
отношения восстановились; но проблема осталась нерешенной, "филиокве" 
продолжало завоевывать сторонников на Западе, а в Константинополе император 
настаивал на том, что он как наместник Христа на земле. Новый конфликт был 
неизбежен.
        Папско-византийский альянс, на который Лев IX и Аргирус возлагали 
столько надежд, с самого начала встретил открытое противодействие со стороны 
Михаила Керулария, патриарха Константинопольского. В прошлом государственный 
служащий, скорее чиновник, чем клирик, он в 1043 г. приказал ослепить в тюрьме 
Иоанна Орфонатропоса; упрямый, честолюбивый и ограниченный, он и не любил 
латин