ну Отона; Форум мгновенно опустел; народ разбежался; 
преторианцы с дротами в руках преследовали тех, кто замешкался. Носильщики 
императора дрожали от страха — возле бассейна Курция125 Гальба вывалился из 
носилок и покатился по земле. Последние слова Гальбы передают по-разному те, 
кто ненавидел его, и те, кто им восхищался. Одни утверждают, что он молил 
объяснить, в чем его вина, и просил даровать ему несколько дней жизни, дабы 
успеть раздать солдатам деньги. Большинство же рассказывает, что он сам 
подставил убийцам горло со словами: «Делайте, что задумали, и убейте меня, если 
так нужно для государства». Впрочем, убийцам было все равно, что он говорит. 
Кто именно убил его, в точности неизвестно. Одни называют ветерана Теренция, 
другие — Лекания; чаще же всего приходится слышать, что меч в горло Гальбы 
погрузил солдат пятнадцатого легиона126 Камурий. Остальные изрезали ему ноги и 
руки (ибо грудь принцепса была закрыта панцирем) и, движимые дикой злобой, 
нанесли еще множество ран уже мертвому обезображенному телу.
      42.  Затем солдаты набросились на Тита Виния. И тут тоже в точности 
неизвестно, действительно ли у него от испуга перехватило горло или он успел 
крикнуть, что Отон не велел его убивать. Последнее он мог придумать со страха, 
но не исключено, что тем самым он признал свою причастность к заговору. Жизнь 
его, да и вся его дурная слава делают очень вероятным, что он был соучастником 
того самого заговора, который и возник-то из ненависти к нему. Он упал возле 
храма божественному Юлию127 от первого же удара, который пришелся ему под 
колено, и тут же легионер Юлий Кар пронзил его насквозь.
      43.  В тот день мы стали свидетелями доблестного поведения замечательного 
человека — Семпрония Денса. Это был центурион когорты, которой Гальба поручил 
охранять Пизона. С одним кинжалом выбежал он навстречу нападавшим, вооруженным 
с головы до ног, стал поносить мятежников, отвлекая на себя убийц то голосом, 
то жестами, и дал-таки Пизону, хотя и раненому, возможность бежать. Пизон 
пробрался в храм Весте128, где сторож, государственный раб, из сострадания 
принял его и скрыл в своей каморке. Только уединенность этого места, а не 
почтение, внушаемое религией, не святость храма позволили Пизону хоть немного 
отсрочить надвигавшуюся на него гибель. Он все еще прятался там, когда в храм 
явились служивший в британских когортах Сульпиций Флор, лишь недавно получивший 
из рук Гальбы римское гражданство, и один из телохранителей — Стаций Мурк. Отон 
дал им особый приказ убить Пизона, и они рвались исполнить порученное дело. Они 
вытащили Пизона из того места, где он скрывался, и убили его на пороге храма.
      44.  Рассказывают, что ни одно убийство не доставило Отону столько 
удовольствия и ни одну голову он не рассматривал с такой жадностью, — оттого ли,
 что только теперь он смог вздохнуть свободно и впервые стал ощущать настоящую 
радость, а может быть, воспоминания о величии Гальбы, о дружбе с Титом Винием 
все же омрачали его безжалостную душу, тогда как радоваться смерти Пизона — 
врага и соперника — казалось ему справедливым и естественным. На высоко 
поднятых пиках, рядом с орлом легиона, проносили окруженные боевыми значками 
головы убитых; тот, кто действительно убивал, и тот, кто лишь при этом 
присутствовал, тот, кто говорил правду, и тот, кто лгал, наперебой показывали 
измазанные кровью руки и похвалялись своими преступлениями, словно прекрасными 
и достопамятными подвигами. Позже Вителлий обнаружил больше ста двадцати 
ходатайств о вознаграждении за услуги, оказанные в этот день; он приказал 
разыскать и казнить всех, кто подавал эти ходатайства, не из уважения к памяти 
Гальбы, а чтобы, внушив страх современникам, обезопасить самого себя от 
повторения подобных заговоров и подать пример своим преемникам на случай, если 
и его постигнет та же участь.
      45.  И сенат, и народ как будто подменили: отталкивая друг друга и 
обгоняя тех, кто забежал вперед, все бросились в лагерь преторианцев, поносили 
Гальбу, прославляли мудрость солдат, целовали Отону руки и тем громче выражали 
свою преданность, чем лицемернее она была. Отон принимал благосклонно всех и 
каждого, солдат же сдерживал голосом и выражением лица, не давая их алчности и 
жестокости вырваться наружу. Они требовали казни кандидата в консулы Мария 
Цельза, друга Гальбы, до конца остававшегося ему верным, и ярость их вызывали 
именно энергия Цельза и его безукоризненная честность, словно то были худшие 
человеческие свойства. Было ясно, что они хотят истребить всех лучших людей и 
только ждут момента начать грабежи и убийства. Власть Отона пока еще не была 
настолько полной, чтобы он имел возможность запретить злодеяния, но уже была 
достаточной, чтобы он мог отдавать приказания. Он притворился разгневанным, 
велел заковать Цельза в кандалы и под тем предлогом, что хочет придумать для 
него наиболее мучительную казнь, спас его от немедленной гибели.
      46.  С этого времени все делалось по произволу преторианцев. Даже 
префектов они стали выбирать себе сами, — сначала Плотия Фирма, некогда 
служившего в телохранителях, позже командовавшего отрядами городской стражи и 
перешедшего на сторону Отона, когда вся власть была еще в руках Гальбы, затем — 
Лициния Прокула, который, будучи близким другом Отона, вероятно, содействовал 
его замыслам. Префектом города сделали Флавия Сабина, идя в этом по стопам 
Нерона, при котором Сабин занимал ту же должность; многие помогали этому 
избранию еще и потому, что за спиной Сабина, как они считали, стоял его брат 
Веспасиан. Солдаты требовали отменить плату за предоставление отпусков, по 
традиции взимавшуюся центурионами и превратившуюся для рядовых в ежегодную 
подать. Никак не меньше четвертой части солдат каждой манипулы, уплатив 
центуриону определенную сумму денег, постоянно уходили с его разрешения в город 
или слонялись без дела по лагерю. В состоянии ли солдаты внести такую сумму, 
откуда они ее достанут — никого не интересовало, и им приходилось, чтобы 
оплатить свое право на безделье, заниматься разбоем или выполнять унизительные 
работы, обычно поручаемые рабам.