|
емьсот двадцать лет838! О Рима создатель, Квирин839!
Молю и заклинаю вас: если уж вы не дозволили, чтобы эти лагеря под моим началом
сохранили всю свою неподкупную чистоту, не дайте хоть Тутору и Классику
осквернить их; пусть римские воины либо не совершат преступления, либо быстро
раскаются в содеянном и не понесут никакого наказания».
59. Среди слушавших Вокулу солдат одни были полны надежд, другие глядели
в будущее со страхом, третьих мучил стыд, и речь легата вызвала у них самые
разные чувства. Вокула удалился к себе и занялся приведением в порядок своих
дел, готовясь вскоре покончить счеты с жизнью. Однако рабы и вольноотпущенники
не дали ему оставить мир по своей воле, и ему пришлось принять тяжкую и
позорную смерть. Убил его нарочно присланный для этой цели Классиком дезертир
первого легиона Эмилий Лонгин; легатов Нумизия и Геренния сочли достаточным
заковать в цепи, и лишь затем в лагерь явился сам Классик, украшенный знаками
достоинства римского полководца. Но даже этот человек, привыкший ко всякого
рода преступлениям, не нашелся, что сказать солдатам; он только прочел текст
присяги, и все поклялись в верности власти галлов. Убийцу Вокулы Классик
повысил в звании, остальных наградил в меру преступлений, совершенных каждым.
Тутор и Классик распределили между собой обязанности. Тутор во главе
многочисленного отряда осадил Агриппинову колонию и привел к присяге не только
жителей города, но и все войска, расположенные по берегам Верхнего Рейна. В
Могунциаке трибуны и префект лагерей оказали ему сопротивление, — первые были
убиты, второй изгнан. Классик выбрал из перешедших на его сторону римских
солдат нескольких самых подлых, приказал, чтобы они отправились к осажденным840,
обещали им прощение и, приведя в пример самих себя, уговорили подчиниться
новой власти. Если же осажденные станут упорствовать, велел передать Классик,
пусть не надеются ни на что, кроме голода, цепей и смерти.
60. Верность долгу влекла осажденных в одну сторону, голод — в другую;
верность долгу требовала, чтобы они помышляли лишь о своей чести и достоинстве,
голод толкал их на путь преступления. Пока они медлили, съеденным оказалось и
продовольствие, и то, что в крайних обстоятельствах его заменяет: лошади, волы,
мулы, нечистые, отвратительные животные, употребляемые в пищу лишь в самой
крайности. Под конец стали есть ветки кустов, корни, траву, пробивающуюся между
камней841. Память об этой осаде, о муках, выпавших на долю римских солдат, и об
их стойкости жила бы вечно, если бы осажденные не опозорили сами себя, послав к
Цивилису делегатов с просьбой о помиловании. Парламентеров не стали слушать,
пока осажденные не присягнули на верность галлам. После этого Цивилис, дабы
захватить всю находившуюся в лагере добычу, прислал своих людей следить за тем,
чтобы все деньги и поклажа, все обозные слуги остались на месте, а воины ушли
бы из лагеря с пустыми руками. Ничего не подозревая, солдаты походной колонной
дошли почти до пятого мильного камня, когда на них напали выскочившие из засады
германцы. Лучшие из солдат оказали сопротивление и были уничтожены на месте,
многие разбежались по округе, но германцы настигали их и убивали; остальные
вернулись в лагерь. Цивилис громко жаловался на германцев, говорил, что они
нарушили свои же клятвы, и возмущался их коварством. Притворялся ли он или и в
самом деле не мог сдержать разъяренных германцев — судить трудно. Разграбленный
лагерь варвары забросали горящими факелами, и пламя поглотило всех, кто избежал
смерти в бою.
61. Легионы были разгромлены полностью, и Цивилис, который, по принятому
у варваров обычаю, выступая против римлян, дал обет не стричь волосы, пока не
добьется победы, снял, наконец, свою крашеную в рыжий цвет гриву842, падавшую
ему на лицо и на грудь. Рассказывают, что он отдал нескольких пленных своему
маленькому сыну, чтобы те служили мишенью для его упражнений в стрельбе из лука
и метании дротика. Цивилис не принес присяги галлам и не привел к ней никого из
батавов; он опирался на германцев, и если бы ему пришлось с оружием в руках
бороться с галлами за власть, на его стороне оказалась бы не только слава
непобедимого полководца, но и перевес сил. Легата легиона843 Муния Луперка
отправили вместе с другими подарками Веледе. Эта девушка из племени бруктеров
пользовалась у варваров огромным влиянием, ибо германцы, которые всегда считали,
будто многие женщины обладают даром прорицать будущее, теперь дошли в своем
суеверии до того, что стали считать некоторых из них богинями. Благоговение,
которое вызывала у них Веледа, еще возросло, когда сбылись ее предсказания о
победе германцев и гибели римских легионов844. Луперка, однако, убили по дороге,
а немногих центурионов и трибунов родом из Галлии сохранили в качестве
заложников, дабы помешать галлам нарушить свои союзнические обязательства.
Зимние лагеря когорт, конных отрядов, легионов были разрушены и сожжены;
уцелели лишь те, что находятся в Могунциаке и Виндониссе845.
62. Шестнадцатый легион вместе со своими вспомогательными отрядами,
также перешедшими на сторону врага, получил приказ выступить в определенный,
заранее назначенный день из Новезия и расположиться в Колонии Тревиров846.
Оставшееся до выступления время легионеры проводили в размышлениях и заботах:
трусы бледнели от страха, вспоминая о судьбе погибших в Старых лагерях;
настоящие солдаты стыдились содеянного и спрашивали себя, что теперь будет:
куда они пойдут, кто их поведет и что станется с ними, раз они попали в полную
зависимость от людей, которым сами дали право распоряжаться своей жизнью и
смертью; были и такие, что вовсе не печалились о своем позоре, а заботились
лишь о том, как лучше спрятать под одеждой деньги и драгоценности; иные, как
будто готовясь к бою, острили мечи и чинили дроты. Среди всех этих размышлений
пришло время выступать, и солдатам стало еще тоскливее: за стенами лагеря
унижение их было не так заметно, теперь они выставляли его всем напоказ, в
открытом поле, среди бела дня. Молча, как на похоронах, проходит нескончаемая
колонна мимо валяющихся на земле импе
|
|