|
а Лутацию Катулу641. Несмотря на
все, что сделали для Капитолия Цезари, новое здание вплоть до принципата
Вителлия называли именем Катула. Вот какой храм погибал теперь в огне.
73. Пожар Капитолия испугал осажденных больше, чем осаждающих. В трудную
минуту вителлианцы сумели проявить ловкость и мужество; совсем по-другому вели
себя флавианцы. Солдаты трепетали от страха; беспомощный, как бы впавший в
оцепенение вождь не был в состоянии ни говорить, ни слушать, ни командовать сам,
ни следовать советам других; он поворачивался то в одну, то в другую сторону,
прислушиваясь к крикам врагов, запрещал то, что раньше приказывал, и приказывал
то, что раньше запрещал. Как часто бывает в минуты смертельной опасности, все
командовали, и никто не выполнял распоряжений. Наконец, осажденные побросали
оружие и заметались по крепости в поисках средств обмануть противника и
скрыться. Вителлианцы врываются на Капитолий. Повсюду бушует пламя, сверкают
мечи, льется кровь. Немногие настоящие воины, среди которых самые известные —
Корнелий Марциал, Эмилий Паценз642, Касперий Нигер, Дидий Сцева — вступают в
бой, но тут же падают мертвыми. Победители окружают безоружного, не
оказывающего никакого сопротивления Флавия Сабина и консула Квинция Аттика,
который еще так недавно, движимый тщеславием и желанием показать свою
призрачную власть, обращался к народу с воззваниями, прославляя Веспасиана и
понося Вителлия. Остальные теми или другими способами ухитрились бежать; одни
переоделись рабами, других вынесли, спрятав под ворохами вещей, верные клиенты.
Были люди, которых собственная дерзость защитила надежнее, нежели любое тайное
убежище: подслушав пароль, по которому вителлианцы узнавали друг друга, они
воспользовались им и даже сами требовали отзыва у встречных.
74. Еще когда первые вителлианцы ворвались на Капитолий, Домициан
спрятался у сторожа храма. Вскоре один из вольноотпущенников сумел ловко
вывести его оттуда: закутавшись в полотняный плащ, Домициан смешался с толпой
жрецов643 и, никем не узнанный, добрался до Велабра644, где его приютил клиент
отца Корнелий Прим. После прихода к власти Веспасиана Домициан снес домик
сторожа, где когда-то прятался, и отстроил на его месте небольшой храм Юпитеру
Хранителю645, а в храме — мраморный алтарь с изображением событий, с ним здесь
случившихся. Сделавшись вскоре императором, он воздвиг Юпитеру Стражу огромный
храм646, после чего освятил и храм, и статую, изображавшую его самого в
объятиях бога. Сабина и Аттика заковали в цепи и привели к Вителлию, который
встретил их спокойно, без всяких угроз и оскорблений, несмотря на ярость солдат,
кричавших, что они имеют право распоряжаться жизнью побежденных, и требовавших
награды за оказанные Вителлию услуги. Толпа присоединилась к ним, самая подлая
часть черни то угрозами, то лестью добивалась от Вителлия приказа казнить
Сабина. Вителлий, стоя на ступенях Палатина, собирался вымолить у толпы жизнь
пленных, но приближенные убедили его уйти во дворец. Едва Вителлий удалился,
Сабин пал под ударами солдат. Ему отрубили голову, а растерзанное тело сволокли
в Гемонии647.
75. Таков был конец этого довольно примечательного человека. Тридцать
пять раз участвовал он в походах, прославив свое имя и на военном, и на
гражданском поприще. Его честность и справедливость неоспоримы. Семь лет правил
он Мёзией, двенадцать лет был префектом Рима, и единственное, что могли ставить
ему в вину, — это излишнюю говорливость. Некоторые считали, будто под конец
жизни он сделался человеком слабым, большинство же объясняло его поведение в ту
пору умеренностью и нежеланием проливать кровь сограждан. Все согласны в том,
что до восшествия Веспасиана на престол именно Сабин пользовался в этой семье
наибольшим влиянием и почетом. Муциан, как уверяют, воспринял весть о его
гибели с большой радостью. Многие даже утверждали, что смерть эта избавила нас
от новых гражданских войн: один был братом императора, другой считал себя его
соправителем, и только гибель Сабина предотвратила новые междоусобия. Аттик
признал себя виновным в поджоге Капитолия. Может быть, с его стороны это был
только ловкий ход: он принял на себя всю ненависть, которую вызвало это
злодеяние, и тем самым сумел отвести ее от вителлианской партии; поэтому, когда
народ стал требовать казни консула, Вителлий счел себя обязанным воздать за
услугу услугой и сумел отстоять его.
76. Тем временем Луций Вителлий разбил лагерь у Феронии648 и угрожал
Таррацине, Запершиеся в крепости гладиаторы и гребцы649 не решались ни на
вылазку, ни на открытое сражение. Как я уже говорил, гладиаторами командовал
Юлиан, гребцами Аполлинарий, оба сами больше похожие на гладиаторов, чем на
полководцев. Они не выставляли караулов, не чинили обветшалые стены. Дни и ночи
оглашали они самые очаровательные уголки побережья своими разгульными криками,
рассылали солдат на поиски новых мест для развлечений и вспоминали о войне
только во время попоек. Апиний Тирон650 несколькими днями раньше вышел из
города и теперь самыми крутыми мерами выжимал из муниципиев деньги и подарки,
что не столько умножало его силы, сколько возбуждало к нему ненависть.
77. К Луцию Вителлию явился перебежчик — раб Вергилия Капитона651 — и
пообещал без боя передать город вителлианцам, если они обеспечат ему
вооруженную охрану. Глубокой ночью он вывел в горы легковооруженные когорты и
расположил их над головой у противника. Оттуда солдаты устремились вниз, — не
для битвы, а для резни, — только что очнувшиеся ото сна люди, не имевшие оружия
или едва успевшие за него схватиться, падали под их мечами; темнота, страх, рев
боевых труб, крики наступающих увеличивали панику. Несколько гладиаторов
оказали отпор врагу и дорого продали свою жизнь, остальные устремились к
кораблям, где их ждала та же гибель: они попали здесь в толпу местных жителей,
которых вителлианцы убивали, не встречая никакого сопротивления. Шесть
быстроходных галер — на одной из них находился префект флота Аполлинарий —
вышли в море еще в самом начале сражения, прочие были захвачены на стоянке либо
потонули под тяжестью облепивших
|
|