приказы, ни подбадриванья 
не действовали больше на обессиленных солдат. Тогда полководцы указали солдатам 
на Кремону и пообещали отдать им город на разграбление.
      28.  Прав ли Мессала, утверждающий, будто план этот придумал Горм522, или 
следует больше полагаться на слова Гая Плиния523, который обвиняет во всем 
Антония, — решить нелегко; и Горм, и Антоний давно забыли, что такое 
порядочность и честь, и оба были готовы на самые ужасные преступления. Ни кровь,
 ни раны не могли больше удержать солдат. Они подкапывают валы, таранят ворота, 
снова строят черепаху и по щитам, образующим ее панцирь, по спинам товарищей 
устремляются на вителлианцев, вырывают у них оружие, хватают их за руки. 
Мертвые скатываются во рвы, увлекая живых, истекающие кровью цепляются за 
раненых и стаскивают их за собой. Многоликая смерть обращает к гибнущим то одно,
 то другое свое лицо.
      29.  Главную тяжесть боя, соревнуясь в храбрости, приняли на себя третий 
и седьмой легионы. Антоний со вспомогательными войсками устремился им на помощь.
 Вителлианцы не выдержали столь упорного натиска; видя, что их дроты 
отскакивают от панциря черепахи, они обрушили на нападающих баллисту. Машина 
раздавила множество солдат и на мгновенье расстроила их ряды, но, падая, 
увлекла за собой верхнюю площадку вала и зубцы, ее прикрывавшие. Одновременно 
под градом камней осела стоявшая рядом башня. В образовавшуюся брешь 
устремились, построившись клиньями, солдаты седьмого легиона. В это же время 
третий легион топорами и мечами разбил ворота. Первым ворвался в лагерь, как 
утверждают в один голос все авторы, солдат третьего легиона Гай Волузий. 
Разбросав тех, кто еще сопротивлялся, он взбежал на вал и, вставши там на виду 
у всех, объявил, что лагерь взят. За ним, в то время как охваченные паникой 
вителлианцы скатывались с вала, последовали остальные. На всем пространстве 
между лагерем и стенами Кремоны шла кровопролитная резня.
      30.  И снова сражение изменило свой облик. Перед наступающими выросли 
высокие стены города, каменные башни, ворота, запертые окованными железом 
брусьями. На стенах стояли солдаты и потрясали дротами. Многочисленные жители 
Кремоны все были преданны Вителлию; в эти дни там к тому же была ярмарка, на 
которую съехался народ почти со всей Италии, — защитники города считали 
приезжих своим резервом, и это питало их веру в победу, нападающие видели в них 
свою добычу и еще яростнее рвались к грабежу. Антоний приказал захватить и 
поджечь лучшие здания, расположенные вне города, так как надеялся, что кремонцы,
 опасаясь за свое имущество, перейдут на его сторону. На крышах домов, 
расположенных поблизости от городских стен и возвышавшихся над ними, он 
разместил во множестве лучших своих солдат. Они бросали в вителлианцев бревна, 
черепицу, зажженные факелы, стараясь прогнать защитников Кремоны со стен.
      31.  Легионы уже строили черепаху, а солдаты вспомогательных войск метали 
в противника дроты и камни. Мужество вителлианцев мало-помалу начало слабеть. 
Первыми отказались от сопротивления командиры: они понимали, что после взятия 
города у них не останется надежд на прощение и что вся ярость победителей 
обратится не на бедняков солдат, а на трибунов и центурионов, у которых есть 
чем поживиться. Рядовые были настроены более решительно: как люди подневольные, 
они не подвергались особой опасности, а будущее их не заботило. Однако и они 
давно разбрелись по улицам Кремоны, отсиживались в домах обывателей; мира они 
не просили, но воевать по сути дела перестали. Префекты лагерей попрятали 
изображения Вителлия и старались не упоминать его имени. С Цецины, которого до 
сих пор держали в кандалах, сняли оковы, и командиры стали просить его 
заступиться за них перед флавианцами. Цецина отказывался, чванился, они 
принялись плакать и умолять его. Что может быть отвратительнее такого зрелища — 
толпа доблестных воинов молит предателя о защите? Вскоре на стенах показались 
обвитые лентами масличные ветви, замелькали священные головные повязки. Антоний 
приказал опустить дроты; из города вынесли орлов легионов и значки когорт; 
следом, опустив головы и глядя в землю, шли удрученные безоружные солдаты. 
Победители окружили их, посыпались проклятья, угрозы. Побежденные, забыв о 
былой заносчивости, молча, покорно выслушивали оскорбления. Видя это, флавианцы 
вспомнили, что перед ними те самые люди, которые совсем недавно одержали победу 
у Бедриака и проявили столько умеренности и снисходительности. Но в ту же 
минуту ярость и возмущение снова охватили их: в воротах города показался Цецина,
 со знаками консульского достоинства — в претексте524, окруженный ликторами, 
разгонявшими толпу. Обвинения в высокомерии, жестокости и даже — такую лютую 
ненависть вызывают у людей изменники — в предательстве полетели со всех сторон. 
Антоний приказал солдатам молчать и под конвоем отправил Цецину к Веспасиану.
      32.  Между тем жители Кремоны в ужасе метались по улицам, наводненным 
вооруженными воинами. Резня чуть было не началась, но командирам удалось 
уговорить солдат сжалиться. Антоний собрал войска на сходку и обратился к ним с 
речью, в которой воздал хвалу победителям, милостиво отозвался о побежденных и 
не сказал ничего определенного о жителях города. Солдаты, однако, были движимы 
не только обычной жаждой грабежа, — легионеры издавна ненавидели жителей 
Кремоны и рвались перебить их всех. Считалось, что еще во время отонианской 
войны они поддерживали Вителлия; солдаты тринадцатого легиона, оставленные в 
свое время в городе для сооружения амфитеатра525, не забыли шуток и оскорблений,
 которых им пришлось тогда наслушаться от распущенной как всегда городской 
черни; флавианцев возмущало, что здесь, в Кремоне, Цецина устраивал свои 
гладиаторские бои526; они приходили в ярость при воспоминании о том, что именно 
тут дважды происходили кровопролитные сражения, жители выносили пищу 
сражающимся вителлианцам и даже кремонские женщины принимали участие в битве, — 
до того велика была их преданность Вителлию. Сыграла свою роль и происходившая 
в городе ярмарка: благодаря ей колония, и