несомкнутым строем, оружие едва не 
падало из ослабевших рук, кони шатались от истощения. Измученные жарой, пылью, 
резкими переменами погоды, солдаты были изнурены и неспособны переносить 
трудности походной жизни, но тем более склонны к бунтам и ссорам. Сам Цецина, 
обычно полный энергии, теперь как бы впал в оцепенение, — то ли этот баловень 
судьбы растратил в оргиях все свои силы, то ли вынашивал измену и разложение 
армии входило в его планы. Многие думали, что к измене он начал склоняться под 
влиянием Флавия Сабина. Действовавший по поручению Сабина Рубрий Галл456 уверял 
Цецину, что Веспасиан примет все его условия, разжигал его зависть и ненависть 
к Валенту, убеждал добиваться влияния при новом дворе и милостей нового 
принцепса, раз Вителлий не оценил его по заслугам.
      100.  Вителлий осыпал Цецину почестями, обнял его на прощание, и тот 
выступил в поход, отправив вперед часть кавалерии с приказом занять Кремону. 
Вслед за Цециной двинулись отдельные подразделения первого, четвертого, 
пятнадцатого и шестнадцатого легионов, за ними — пятый и двадцать второй; 
наконец, походным строем пошли двадцать первый Стремительный и первый 
Италийский, сопровождаемые отдельными подразделениями трех британских легионов 
и отборными отрядами вспомогательных войск. Уже после того как Цецина выступил, 
Валент написал в те легионы, которыми прежде командовал, письмо, прося солдат 
остановиться и подождать его и уверяя, что о задержке этой он с Цециной 
договорился. Цецина сам шел с армией и, воспользовавшись этим, убедил солдат, 
что договоренность его с Валентом будто бы была позже изменена и что не следует 
дробить войско перед лицом надвигающейся опасности. Одним легионам он приказал 
быстро идти на Кремону, другим — двигаться на Гостилию457, сам же, под 
предлогом, что ему нужно договориться с флотом, свернул на Равенну и вскоре, в 
поисках возможности начать тайные переговоры с противником, оказался в 
Патавии458. Во главе Равеннского и Мизенского флотов459 стоял Луцилий Басс. 
Вителлий назначил его — простого префекта кавалерийского отряда — командиром 
двух флотов. Луцилий, однако, счел себя оскорбленным тем, что его тут же следом 
не сделали префектом претория, и принялся с подлым коварством выискивать, на 
чем бы выместить свою бессмысленную ярость. Сейчас уже нельзя сказать, он ли 
увлек за собой Цецину или, как это часто бывает, — у недобрых людей мысли 
сходятся, — одни и те же дурные наклонности двигали обоими.
      101.  Писатели, которые рассказывали историю этой войны во время 
правления Флавиев460 из лести объясняли измену Цецины и других их заботами о 
мире и любовью к родине. Нам же кажется, что людьми этими, — не говоря уж об их 
непостоянстве и готовности раз изменив Гальбе, изменять кому угодно, — двигали 
соперничество и зависть; они готовы были погубить Вителлия, лишь бы не уступить 
его расположение кому-нибудь другому. Вернувшись к своим легионам461, Цецина 
принялся разными хитростями восстанавливать центурионов и солдат против 
Вителлия, которому они были фанатически преданы. Басс действовал в том же 
направлении, но ему было не так трудно добиться своей цели: моряки, еще недавно 
воевавшие за Отона, и без того склонялись к измене.
      
Книга III
      
      1.  Гораздо удачнее и с большей преданностью своему вождю разрабатывали 
планы войны полководцы флавианской партии. Они собрались в Петовионе, в зимних 
лагерях тринадцатого легиона, и между ними возник спор о том, укрепляться ли в 
Паннонских Альпах и ждать, пока с востока придут основные силы, или избрать 
более решительный образ действий — двигаться прямо на врага и завязать бой за 
Италию. Командиры, предпочитавшие медлить и ждать резервов, много говорили о 
славе и мощи германских легионов, об отборных частях британской армии, только 
что присоединившихся к Вителлию462. «Наши легионы, — утверждали они, — недавно 
лишь потерпели поражение и уступают противнику не только по числу, — какие бы 
грозные речи солдаты ни произносили, боевой дух у них далеко не тот, что у 
вителлианцев. Если же мы займем Альпы и там остановимся, к нам присоединятся 
Муциан и его восточные армии, а Веспасиану останутся эскадры кораблей463 и 
преданные ему провинции, — с такими силами в пору начать еще одну войну. 
Разумное промедление, таким образом, в будущем умножит наши силы, а в настоящее 
время ничему не вредит».
      2.  Антоний Прим, самый рьяный среди сторонников войны, доказывал, что 
быстрота действий восставшим выгодна, а для Вителлия губительна. «Победа, — 
говорил Антоний, — скорее ослабила наших противников, чем укрепила их силы. 
Вителлианцы перестали готовиться к боям, забыли лагерную жизнь: расставленные 
на постой по муниципиям всей Италии, они тем больше боятся хозяев, у которых 
живут, чем сильнее притесняли их раньше, тем жаднее набрасываются на 
удовольствия, чем меньше к ним привыкли. От цирков и театров, от удобств 
столичной жизни силы их тают, здоровье слабеет. Если только дать им время, они 
вспомнят о походах и войнах, снова обретут былую боевую мощь. Германия, откуда 
они черпают силы, — недалеко, лишь узкий пролив отделяет от них Британию, рядом 
— провинции Галлии и Испании, шлющие им подати, людей и коней; в их руках 
Италия и сокровища Рима. Захотят они перейти в наступление — к их услугам два 
флота464, и на всем Иллирийском море ни одного корабля, способного дать им 
отпор465. Что проку будет тогда от наших горных укреплений? Какой смысл 
затягивать войну еще на одно лето? Откуда тем временем добывать деньги и 
продовольствие? Не лучше ли воспользоваться тем, что паннонские легионы, скорее 
обманутые, чем разбитые466, только и мечтают о мести, что мы располагаем 
нетронутыми силами мёзийской армии? Если вести расчет не по числу легионов, а 
по количеству солдат, то мы сильнее вителлианцев, да и дух наших войск 
несравненно лучше: самый стыд, который они испытывают, помогает укреплению 
дисциплины. Что же касается конницы, то она ведь даже и не была разбита; 
напротив того, несмотря на неблагоприятные обстоятельства, она сумела 
разгромить пехоту Вителлия467. Всего два кавалерийских отряда — паннонский и 
мёзийский — смогл