м из Тингитанской 
провинции в Цезарейскую, сходил на берег, жена его сама подставила грудь ножам 
убийц и была ими зарезана. Никого из тех, кто все это проделал, Вителлий так и 
не привлек к ответу, — неспособный ни к чему серьезному, он и более важные дела 
выслушивал лишь краем уха.
      Армии своей он приказал продолжать путь пешком, а сам плыл вниз по реке 
Арар346, без всякого великолепия, подобающего принцепсу, выставляя на всеобщее 
обозрение свою нищету, пока, наконец, правитель Лугдунской Галлии Юний Блез347, 
человек знатный, щедрый и богатый, не дал ему людей для его штата и не окружил 
блестящей свитой, за что Вителлий его возненавидел, хотя и прикрывал свои 
чувства самой низкой лестью. В Лугдунуме его ждали полководцы обеих партий — 
победители и побежденные. Воздав перед строем войск хвалу Валенту и Цецине, он 
усадил их по обеим сторонам своего курульного кресла348. Вскоре затем Вителлий 
велел принести своего новорожденного сына, укутал его боевым плащом и приказал 
войскам дефилировать перед ребенком, которого держал прижатым к груди; он 
назвал сына Германиком349 и облек его всеми знаками императорского достоинства; 
почести эти, в те счастливые дни ребенку ненужные, стали позже, когда все для 
него изменилось к худшему, единственным его утешением.
      60.  Вскоре затем самые храбрые и преданные из центурионов-отонианцев 
были убиты, что сразу оттолкнуло от Вителлия солдат иллирийской армии; под их 
влиянием другие легионы, и без того недолюбливавшие германские войска и 
завидовавшие им, тоже стали помышлять о войне. Светония Паулина и Лициния 
Прокула Вителлий долгое время держал под угрозой обвинения, пока, наконец, не 
дал им аудиенции, во время которой они старались обелить себя с помощью 
аргументов, продиктованных скорее их безвыходным положением, чем искренностью. 
Они дошли до того, что изобразили сами себя изменниками и приписали своим 
проискам и длиннейший переход350, и утомление войск перед битвой, и давку, 
которую произвели повозки, замешавшиеся в ряды солдат, и даже все те 
перенесенные отонианцами невзгоды, что были вызваны простой случайностью. 
Вителлий им поверил и простил людей, бывших образцом верности, лишь когда счел 
их изменниками. Никаких обвинений не было предъявлено брату Отона Тициану: его 
достаточно оправдывали и подчиненное положение, и полная бездарность. Марий 
Цельз остался консулом; ходили, однако, слухи, будто Цецилий Симплекс пытался 
(во всяком случае такое обвинение ему было вскоре предъявлено в сенате) за 
деньги приобрести эту должность и подстроить гибель Цельза. Вителлий на это не 
согласился и позже сам отдал Цецилию консулат351, за который тому не пришлось 
платить ни преступлением, ни деньгами. Трахала спасла от обвинителей Галерия, 
жена Вителлия352.
      61.  Рассказывая о несчастьях, обрушившихся на стольких замечательных 
людей, стыдно даже упоминать некоего Марикка из племени бойев353, который 
возымел наглость добиваться власти и пойти против римского оружия, утверждая, 
что действует по велению неба. Он называл себя богом и мстителем за дело 
галлов; благодаря этому ему удалось собрать восемь тысяч человек, и они начали 
грабить окружающие деревни эдуев. Тогда это племя, славящееся суровой чистотой 
нравов, послало против них лучшую часть своего юношества, Вителлий — несколько 
когорт, и они вместе разогнали беснующуюся толпу. Марикка в этом сражении 
захватили в плен и бросили диким зверям, но звери не тронули его, и 
невежественная чернь была убеждена, что его охраняет высшая сила до тех пор, 
пока присутствовавший здесь Вителлий не велел его убить.
      62.  Больше не было принято никаких мер против сторонников Отона, и никто 
не покушался на их имущество. Завещания людей, погибших, сражаясь за Отона, 
исполнялись; если завещаний не было, действовали согласно закону о наследовании.
 Вообще если бы Вителлий мог справиться со своим обжорством, алчности его 
опасаться не приходилось. Он отличался отвратительной, ненасытной страстью к 
еде. Дороги, ведшие от обоих морей, дрожали под грохотом повозок, доставлявших 
из Рима и Италии все, что могло еще возбудить его аппетит. В городах 
устраивались пиры, своим великолепием разорявшие магистратов и истощавшие 
городские запасы продовольствия. Солдаты отвыкали от труда и воинской доблести, 
ибо все больше погружались в разврат и проникались презрением к своему вождю. 
Вителлий отправил в Рим эдикт, которым отклонял звание Цезаря и, до времени, 
звание Августа, но сохранял за собой всю полноту власти. Звездочеты были 
изгнаны из Италии. Строжайше запрещено римским всадникам позорить себя участием 
в гладиаторских боях. При прежних принцепсах их склоняли к этому деньгами, а 
чаще силой; многие муниципии и колонии наперебой старались подкупить наиболее 
развращенных из своих молодых людей, чтобы сделать их гладиаторами.
      63.  Все больше людей, стремившихся навязать Вителлию свои советы по 
управлению государством, втирались в его доверие; вскоре к ним присоединился 
брат императора, и под их общим влиянием принцепс становился день ото дня 
заносчивей и кровожадней. Он приказал умертвить Долабеллу, который, как я уже 
упоминал, был выслан Отоном в Аквинскую колонию354. Получив известие о смерти 
Отона, Долабелла прибыл в Рим, где Планций Вар, бывший претор и его ближайший 
друг, донес на него префекту города Флавию Сабину355. Планций уверял, будто 
Долабелла самовольно вернулся из ссылки, чтобы взять на себя руководство 
разбитой партией356, и будто он пытался склонить к измене стоявшую в Остии 
когорту солдат357. Все эти обвинения ни на чем не были основаны; позже Планций 
всячески в них раскаивался и старался оправдаться, но преступление было уже 
совершено. Флавий Сабин медлил, но жена Люция Вителлия Триария, отличавшаяся 
невиданной в женщине жестокостью, в угрожающем тоне потребовала, чтобы он не 
пытался прослыть гуманным и милосердным, спасая преступников, представляющих 
угрозу для принцепса. Сабин, человек по характеру добрый, но в минуты опасности 
терявшийся и легко менявший свои решения, стал бояться уже за самого себя и 
подтолкнул падающего, дабы не подумали, что