которому Отон 
должен был выступать в поход. В этом обстоятельстве, порожденном естественными 
причинами или возникшем по воле случая, тут же усмотрели знамение, указывавшее 
на неизбежное поражение.
      87.  Отон, совершив обряд очищения города, принес очистительные жертвы и, 
взвесив все возможные планы кампании, решил двинуться к Нарбоннской Галлии,так 
как Пеннинские и Коттианские Альпы, а равно все другие подступы к галльским 
провинциям были заграждены вителлианскими войсками. Избирая такой план, Отон 
рассчитывал на силу и преданность своего флота: он выпустил из тюрьмы солдат 
морской пехоты, уцелевших во время резни у Мульвиева моста, которых Гальба с 
присущей ему жестокостью велел держать в заточении, сформировал из них особые 
подразделения в составе легиона, а остальным213 дал понять, что в будущем они 
могут рассчитывать на более почетную службу. Флоту были приданы некоторые 
когорты городской стражи и преторианцы, по численности и боевым качествам 
составлявшие главную силу армии, охранявшие полководцев и даже дававшие им 
советы. Верховное командование было поручено примипиляриям Антонию Новеллу и 
Сведию Клементу, а также Эмилию Пацензу, которому Отон вернул должность трибуна,
 отнятую у него Гальбой. Кораблями по-прежнему ведал вольноотпущенник Мосх214; 
Отон поручил ему даже следить за людьми, которые по рождению были гораздо его 
выше. Командовать пешими и конными войсками назначили Светония Паулина, Мария 
Цельза и Анния Галла215, но самым доверенным лицом был префект претория Лициний 
Прокул. Отличившийся во время службы в римском гарнизоне, но неопытный в 
военном деле, он избрал легкий путь к почестям: стал клеветать на других 
командиров, отрицая те хорошие качества, которые у каждого из них были, — 
способность Паулина внушать к себе уважение, стойкость Цельза, опытность Галла, 
и в результате благодаря своей ловкости и подлости добился превосходства над 
людьми порядочными и скромными.
      88.  Примерно в эти же дни был выслан в Аквин216, под гласный и не 
слишком строгий надзор, Корнелий Долабелла217, он не совершил никакого 
преступления, но был под подозрением как человек из древней фамилии и 
родственник Гальбы. Многие из высших должностных лиц и большинство консуляриев 
получили от Отона приказ выехать вместе с ним в армию, — не для участия в 
военных операциях или содействия им, а для того только, чтобы состоять в его 
свите; среди них находился и Луций Вителлий218; Отон обращался с ним с обычной 
своей любезностью, не как с братом императора, но и не как с братом врага. 
Приказ Отона вызвал в городе переполох. Люди всех сословий боялись 
происходящего и опасались за будущее: наиболее заслуженные сенаторы были дряхлы 
и за долгие годы мирной жизни обленились, изнеженные аристократы отвыкли от 
походов, всадники никогда их и не знали. Чем больше каждый старался скрыть свой 
страх и трепет, тем очевиднее они становились. Немало было и таких, кого 
обуревало бессмысленное тщеславие; они покупали дорогое оружие, породистых 
лошадей и уместные разве что на пирах и попойках предметы роскоши, которые они 
тоже считали частью военного снаряжения. Люди мудрые думали о том, как 
обеспечить интересы мира и государства; самые легкомысленные, неспособные 
заглянуть в будущее, тешили себя пустыми надеждами; многие из тех, кто в 
обычное время со страхом скрывается от кредиторов, теперь среди неурядиц и 
беспорядков приободрились и чувствовали себя в безопасности.
      89.  Мало-помалу, однако, и чернь, и простонародье, которых обычно не 
задевают беды, переживаемые государством, начали испытывать на себе тяготы 
войны: все деньги уходили на нужды армии, цены на продукты питания росли. Во 
время восстания Виндекса эти трудности мало коснулись населения; тогда город 
чувствовал себя в безопасности, борьба легионов с галлами, разворачивавшаяся в 
провинциях, казалось, шла за рубежами империи. Вообще с тех пор, как 
божественный Август положил начало власти цезарей, римский народ вел войны на 
далеких окраинах империи, а все заботы и почет выпадали на долю одного человека.
 При Тиберии и Гае государство страдало от бед, преследующих людей и в мирное 
время; восстание Скрибониана219 против Клавдия оказалось уже подавлено, когда 
весть о нем достигла Рима; Нерон был свергнут не силой оружия, а слухами и 
молвой. Теперь же на театр военных действий были выведены легионы и флоты, были 
выведены — что прежде бывало очень редко — войска городской стражи и 
преторианцы; западные и восточные провинции со всеми сосредоточенными в них 
армиями образовывали тыл, и, при других полководцах, такая война могла бы 
затянуться надолго. Отон был уже совсем готов к походу, но ему стали советовать 
проявить уважение к древним обрядам и повременить с выступлением, пока не будут 
возвращены на место священные щиты220; он же не допускал и мысли об отсрочке, 
говоря, что подобное промедление сгубило Нерона. К тому же Цецина уже перешел 
Альпы и надо было спешить.
      90.  Накануне мартовских ид Отон поручил сенату заботы о делах 
государства и распорядился передать лицам, возвращенным из ссылки, деньги, 
вырученные от распродажи их имущества, конфискованного Нероном, если только эти 
суммы не были уже взяты в казну. При всей справедливости и эффектности этого 
распоряжения практически оно ничего не дало, ибо конфискации эти производились 
Нероном очень поспешно221. Вскоре затем Отон созвал собрание граждан, где 
говорил о величии Рима, превозносил единодушие, с которым сенат и народ его 
поддерживают, и весьма осторожно коснулся легионеров-вителлианцев, обвиняя их 
скорее в незнании подлинного положения дел, чем в неподчинении. О Вителлии он 
не упомянул совсем, — то ли потому, что сам опасался говорить о нем, то ли 
человек, писавший ему речь, боясь за себя, предпочел обойтись без нападок на 
Вителлия: говорили, что в гражданских делах Отон пользовался знаниями и 
способностями Галерия Трахала222, точно так же как в военных опирался на советы 
Светония Паулина и Мария Цельза. Некоторые даже утверждали, что уловили в речи 
Отона ораторскую манеру Тра