ское сочинение 
Плиния Старшего, охватывавшее конец эпохи Юлиев-Клавдиев и начало правления 
Флавиев (Ph. Fabia. Les sources de Tacite dans les «Histoires» et les «Annales».
 Part I. 1893, Ch. 3). Оно до нас не дошло, и мы знаем о нем лишь по 
упоминаниям самого автора (Естественная история. Посвящение, 20) и Плиния 
Младшего (Письма, III, 5). В последнее время против этой точки зрения были 
выдвинуты убедительные возражения (R. Syme. Tacit, appendix, 29). Если принять 
во внимание, что описываемой Тацитом эпохе было посвящено огромное число 
исторических сочинений, из которых до нас дошло лишь несколько, вопрос об общем 
источнике Тацита и Плутарха лучше оставить открытым.
   
   297 Судя по «Анналам» (III, 27), Тацит понимает под «буйными трибунами» не 
только марианца Луция Апулея Сатурнина, но и братьев Гракхов, повторяя в этом 
отношении Юлия Цезаря (Записки о гражданской войне, I, 7).
   
   298 Войны марианцев и сулланцев, диктатуры Мария и Суллы относятся к 
88—79 гг. до н.э.
   
   299 Взгляд на римскую историю, изложенный в этой главе, существенно 
отличается от общераспространенного в Риме I в. н.э. представления о ходе 
римского исторического процесса. Согласно этому представлению, древняя 
республика, бывшая временем доблестных, хотя простых и грубых людей, 
безраздельно преданных интересам государства, распалась в результате алчности и 
властолюбия, распространившихся в Риме под влиянием роста его владений и 
богатств. Эта порча нравов нашла себе самое полное выражение в гражданских 
войнах I в. до н.э. Август положил конец гражданским войнам, вернул Риму мир и 
восстановил древние республиканские институты, поруганные во время междоусобных 
распрей, объединив в своих руках в интересах мира и укрепления власти все 
основные магистратуры. Так установился принципат, который, при всех недостатках 
и даже пороках тех или иных государей, обеспечивает империи в целом мир и 
спокойствие. Отдельные части этой концепции были намечены уже Саллюстием; она 
окончательно сложилась в эпоху Августа, легла в основу Res Gestae Divi Augusti 
и приобрела, таким образом, официальный характер. Из нее исходят Веллей 
Патеркул, Лукан (в первых книгах «Фарсалии») и др. В пору написания «Диалога об 
ораторах» ее принимал и Тацит, но уже в предельно сжатом очерке римской истории,
 открывающем «Анналы», она видоизменяется. Комментируемая глава занимает важное 
место в этой эволюции, так как здесь, судя по всему впервые, о принципате 
говорится как об эпохе междоусобных распрей, непосредственно продолжающих 
гражданские войны I в. н.э.
   
   300 По направлению к Кремоне.
   
   301 Т. е. гладиаторов Флавия Сабина и войска, ушедшие в Брикселл с Отоном,
   
   302 Ныне р. Адда.
   
   303 Это многократно комментировавшееся место тем не менее остается не до 
конца ясным. Расстояние между Бедриаком, где стояли отонианцы, и Кремоной, под 
стенами которой находился лагерь вителлианцев, составляло во времена Тацита 20 
римских миль (29.6 км). Перенеся лагерь на 4 мили от Бедриака (гл. 39), солдаты 
Отона оказались в 16 милях от Кремоны, а не от устья Адды, находящегося от 
города еще в 7 милях к западу. Очевидно (как предложил еще Моммзен), первую 
фразу гл. 40 надо понимать так, что устье Адды было конечной целью всего похода 
отонианской армии, имевшего задачей перерезать северные коммуникации Цецины и 
зайти ему в тыл; поход был рассчитан на несколько дней, и 16 миль предстояло 
пройти лишь за первый день. Как могли Цельз и Паулин предвидеть, что противник, 
двинувшись им наперерез, встретится с ними именно в 4 милях от своего лагеря, 
остается непонятным
   
   304 Использовать нумидийцев в качестве гонцов было в обычае у римской знати 
того времени (Сенека. Письма, 87, 8; Марциал. X, 13, 1).
   
   305 Утвердиться в положении принцепса.
   
   306 14 апреля