|
ю его охотничью снасть: рогатины, мечи, ножи, сети, тенета и силки (CIL.
XIII. 5708). К этому прибавляли всевозможные дары участники погребальной
процессии; тело изобильно поливали и осыпали всяческими ароматами, ладаном,
шафраном, нардом, амомом, смолой мирры и проч. Светоний рассказывает, что когда
тело Цезаря уже горело на костре, актеры представлявшие предков и облаченные в
одеяния триумфаторов стали рвать на себе одежду и бросать в огонь;
ветераны-легионеры начали кидать в костер оружие, с которым они пришли на
похороны, матроны – свои украшения, буллы и претексты детей (Caes. 84. 4).
Перед сожжением совершалось символическое предание земле: у умершего отрезали
палец и закапывали его.
Когда костер был готов и ложе с покойником на него установлено, один из
родственников или друзей покойного поджигал костер, отвернув от него свое лицо.
При сожжении крупных военачальников и императоров солдаты в полном вооружении
трижды обходили вокруг костра в направлении справа налево (decursio).
Когда костер угасал, горящие угли заливали водой [160 - Делали это, конечно,
водой, и только в случаях крайнего расточительства обливали потухающие угли
вином. По законам Нумы этого нельзя было делать (pl. xiv. 88). Оба места, где
говорится о поливании вином verg. aen. vi. 226—227 и stat. silvae, ii. 6. 90, –
относятся к окроплению собранных костей.], и на этом погребальная церемония
собственно и кончалась. Участники процессии говорили последнее «прости»
умершему; их окропляли в знак очищения священной водой, и они расходились,
выслушав формулу отпуска: ilicet – «можно уходить» (Serv. ad Aen. VI. 216).
Оставались только родственники, на которых лежала обязанность собрать
обгоревшие кости. Обряд этот подробно описан в элегии, ошибочно приписываемой
Тибуллу (III. 2. 15-25). Вымыв руки и воззвав к Манам покойного, начинали
собирать его кости. Их полагалось облить сначала вином, а затем молоком; потом
их обтирали досуха полотном и клали в урну [161 - Погребальные урны были разной
формы и делались из разного материала. Бедные люди покупали обычно глиняные; в
гробнице Неволеи Тихе в Помпеях стояло три стеклянных урны, поставленных, как в
футляр, в свинцовую посудину соответственной формы. Были урны алебастровые и
мраморные. Прах Траяна находился в золотой урне. Чаще всего они имели форму
высокого горшка, суживающегося книзу; иногда их делали в форме сундучков.]
вместе с разными восточными ароматами. Это собирание костей (ossilegium)
совершалось в самый день похорон, и тогда же происходило очищение семьи и дома
покойного, оскверненных соприкосновением с мертвым телом: устраивался
поминальный стол у самой могилы, в «могильном триклинии», если он был, а если
его не было, то просто на камнях или на земле. Обязательным кушаньем на этих
поминках было silicernium, какой-то вид колбасы (Fest. 377); могила освящалась
закланием жертвенной свиньи. Дома в жертву Ларам приносили барана (Cic. de leg.
II. 22. 55).
Девять дней после похорон считались днями траура; в течение их родственники
умершего ходили в темных одеждах; их ни по какому делу не вызывали в суд, и
возбуждать вопросы о наследстве в это время считалось неприличным. На девятый
день на могиле приносили жертву (sacrificium novendiale), состав которой был
строго определен: тут могли быть яйца, чечевица, соль, бобы. Дома устраивали
поминальный обед (cena novendialis), за который садились уже не в траурной
одежде (Цицерон очень упрекал Ватиния за то, что он явился на такой обед в
темной тоге, – in Vat. 12. 30); у Петрония Габинна приходит с поминального
обеда «в белой одежде…, отягченный венками; благовония стекали у него по лбу в
глаза» (65). Люди знатные и богатые устраивали иногда в память своих умерших
угощение для всего города. Такой обед Фавст, сын Суллы, дал в память своего
отца (Dio Cass. XXXVII. 51), а Цезарь – в память своей дочери (Suet. Caes. 26.
2). Обычай этот отнюдь не ограничивался столицей; надписи засвидетельствовали
его для ряда городов Италии. Случалось, что вместо обеда народу раздавались
просто куски мяса (visceratio); Марк Флавий разослал жителям Рима порции мяса
на помин его матери (328 г. до н.э., – Liv. VIII. 22. 2); то же сделал Тит
Фламиний по смерти своего отца (174 г. до н.э., – Liv. XLI. 28). При империи
раздачу мяса заменили раздачей денег. Игры в память покойного (обычно
гладиаторские) часто устраивались тоже в этот самый день, почему и назывались
ludi novendiales.
Умершего не забывали; память о нем свято соблюдалась в семье. Его
обязательно поминали в день рождения и смерти, в «праздник роз» (rosalia), в
«день фиалки» (dies violae), в праздник поминовения всех умерших (parentalia)
[162 - Праздник роз справляли в память умерших: устраивали поминки на могилах,
осыпали могилы розами и раздавали их участникам поминок. Определенного числа
для этого праздника не было; он должен был только приходиться на сезон роз – на
май или на июнь. Паренталии справляли в феврале (с 13-го по 21-е число); по
преданию, их установил Эней в память своего отца. Это был праздник поминования
di parentum, духов умерших предков, которые считались покровителями семьи; к
ним обращались с молитвой. «Когда я умру, – писала Корнелия Гаю Гракху, – ты
будешь чтить меня (parentabis mihi) и взывать, как к божеству». Когда и каким
образом этот семейный праздник превратился в общегосударственный, мы не знаем.].
Поминали умершего иногда еще и в другие дни: все зависело от того, что
подсказывало чувство оставшихся. Римляне были вообще очень озабочены тем, чтобы
увековечить свою память: неоднократно встречаются надписи, в которых говорится,
что такой-то оставил определенную сумму денег, чтобы на проценты с них в
определенные дни устраивались по нем поминки. На могиле совершали возлияния
водой, вином, молоком, оливковым маслом, медом; клали венки, цветы, шерстяные
повязки; поливали могилу кровью принесенных в жертву, обязательно черных
животных. Созывался широкий круг друзей. Урс, первый, кто сумел играть
стеклянным мячом «при громком одобрении народа», приглашает собраться на свои
поминки игроков в мяч, любовно украсить его статую цветами и «совершить
возлияния черным фалерном, сетинским и
|
|