, а то и неумелые пальцы самой маленькой хозяйки, украшения, посуда. Дети 
часто сами находили себе игрушки: раковинки и пестрые камешки занимали среди 
них первое место. Иногда они делали игрушки сами. Лукиан рассказывает, как он в 
школе лепил из глины и воска лошадей, быков и людей, неоднократно получая за 
это пощечины от учителя (somn. 2); римские ребята вряд ли отличались от 
греческих.
   Играли они в те же игры, в какие и сейчас играют дети по всему свету: бегали 
взапуски, строили из песка домики (занятие, вызвавшее у Сенеки горькие 
размышления о том, что взрослые отличаются от детей только видом, – de const. 
sapient. 12. 1-3), прятались друг от друга, играли в чет и нечет, бегали с 
обручем, гоняли, подстегивая хлыстиком, кубарь, скакали верхом «на длинной 
тростинке» (Hor. sat. II. 3. 247—248; Mart. XIV. 8; Tib. I. 5. 3-4), качались 
на качелях. Специально мальчишеской игрой было бросание камешков в цель и 
пускание их по воде «блином»; «игра эта состоит в том, чтобы, набрав на берегу 
моря камешков, обточенных и выглаженных волнами, взять такой камешек пальцами и,
 держа его плоской поверхностью параллельно земле, пустить затем наискось книзу,
 чтобы он как можно дальше летел, кружась над водой, скользил над самой 
поверхностью моря, постепенно падая и в то же время показываясь над самыми 
гребнями, все время подпрыгивая вверх; тот считается победителем, чей камешек 
пролетает дальше и чаще выскакивает из воды» (Min. Fel. Oct. 3. 6). Мальчики 
играли в солдат, в гладиаторов, в цирковых возниц; подарок маленькой зеленой 
туники того самого цвета, который носили настоящие возницы «партии зеленых», 
приводил мальчугана, конечно, в восторг (Iuv. 5. 143 и комментарий Фридлендера).
 Играли они также «в суд и судьи». Перед «судьей» шли ликторы с пучками розог и 
секирами, он садился на возвышении и творил «суд». Эта игра была любимой 
забавой мальчика, который стал впоследствии императором Септимием Севером (Hist.
 Aug. I. 4).
   Среди игр, которые перечисляет Гораций, упомянуто «запряганье в повозочку 
мышей» (sat. II. 3. 247). Кто обучал мышей? Сами ребята? Специальные 
дрессировщики животных, у которых и покупали уже обученных мышей? У нас нет 
данных, чтобы ответить на эти вопросы.
   Детские игры, конечно, разделяли домашние животные: на помпейской фреске 
мальчик ведет на веревочке обезьяну, одетую в плащ с откинутым капюшоном; на 
саркофагах изображены маленькие колесницы, запряженные баранами или козлами, 
которые везут мальчика, держащего в одной руке вожжи, а в другой кнут. Сынишка 
Регула, страшного доносчика Домицианова времени, катался верхом на пони и 
впрягал их в повозку. У него были собаки, крупные и маленькие, и разные птицы: 
соловьи, попугаи [106 - Таких дорогих птиц, как попугаи и соловьи, мог иметь, 
конечно, только сын богатых родителей. Плиний пишет: «За соловьев платили такие 
же деньги, как за рабов, и, пожалуй, больше, чем платили раньше за раба 
оруженосца» (x. 84).], дрозды (Pl. epist. IV. 2. 3). Птицы в детском мире были 
очень любимы. Примигений, сын одного из гостей Тримальхиона, «с ума сходил по 
птицам»; отец постарался спасти его от этой пагубной страсти, свернув шею трем 
его щеглам и свалив вину на хорька (Petr. 46). На одном саркофаге мальчик в 
претексте с буллой на шее держит в руках и ласкает крупного ворона, которого он,
 может быть, выучил говорить [107 - Птицу эту очень полюбили в Риме и успешно 
выучивали ее говорить. Плиний рассказал необычайную историю о торжественных 
похоронах, которые устроили говорящему ворону жители одного римского квартала 
(x. 121—122).]. Сохранилась статуэтка мальчика с голубем в руках: римляне очень 
любили эту птицу.
   Семилетний возраст был поворотным пунктом в жизни мальчика. Сестры его 
оставались с матерью и няней, он же «уходил из детства»: начинались годы учения,
 и первые шаги мальчик делал под руководством отца.
   Плутарх в биографии Катона Старшего оставил хорошую памятку об этом 
первоначальном обучении в старинных римских семьях (Cato mai, 20): отец учил 
сына читать и писать (Катон собственной рукой крупными буквами изложил для 
мальчика отечественную историю), ездить верхом, метать дротик, биться в полном 
воинском снаряжении, бороться с водоворотами и стремительным речным течением. 
Не были забыты уроки «бокса»; отец закалял мальчика, приучая его к физическому 
напряжению, к боли, к тому, чтобы стойко переносить жару и холод: он был для 
него «и учителем, и законодателем, и руководителем в физических упражнениях» 
(Cato mai, 20). Можно не сомневаться, что по мере того как мальчик подрастал, 
отец знакомил его с сельским хозяйством в разных его аспектах, начиная со 
свойств почвы и севооборота и кончая правилами рациональной постановки дела. 
Эмилий Павел, получивший сам «старинное римское воспитание», так же воспитывал 
и своих детей. Поклонник греческого образования, человек из дружеского круга 
Сципионов, он «после победы над македонским царем Персеем просил афинян 
прислать для обучения его детям самого испытанного философа» (Pl. XXXV. 135) и 
окружил своих детей целым штатом греческих учителей и художников, но неизменно 
отдавал им все свободное время: присутствовал на их уроках и при гимнастических 
упражнениях (Plut. Aem. 6). Отец Аттика, друга Цицерона, «сам любил науки и 
обучал сына всему, с чем ознакомиться надлежало ребенку» (Nep. Att. 1. 2) [108 
- Август, любивший подчеркивать свою верность старинным обычаям, «сам обучал 
своих внуков чтению, письму и начаткам других знаний» (suet. aug. 64. 3).].
   Еще важнее, чем знания, приобретаемые на этих уроках, была та нравственная 
атмосфера, в которой ребенок рос. Горячая любовь к своей стране, готовность 
жертвовать для нее всем, – «благосостояние государства да будет главным 
законом» (Cic. de leg. III. 13. 38), – убеждение в ее абсолютном превосходстве 
над всеми другими, гордость родовыми традициями, – маски предков мог он 
рассматривать ежедневно, и о деяниях этих мужей, которыми семья гордилась, 
часто рассказывали ем