домой, не 
сомневались, что он угощался у приятеля-сапожника бобовой кашей и вареными 
бараньими губами (Iuv. 3. 293—294). Дешевая соленая рыба и бобовая каша – вот 
обычный скромный обед бедняка (Mart. VII. 78). Эту кашу, так же как соленую 
рыбешку и дымящиеся колбаски, продавали в Риме прямо на улицах разносчики, 
которых посылали со своим товаром хозяева харчевен (Mart. I. 41. 8-10).
   У простых людей древней Италии тоже были свои пирушки. Бедняки, составлявшие 
«погребальные товарищества», отмечали памятные для товарищества дни, например 
дни рождения покровителей товарищества и день его основания. Почти целиком 
сохранился устав такого collegium funeraticium в Ланувии (CIL. XIV. 2112), для 
нас особенно интересный потому, что в нем содержатся предписания относительно 
устройства таких общих обедов. Распорядители, назначаемые в порядке очереди из 
общего числа членов, должны разместить по четыре «людей всякого чина» (членами 
товарищества могли быть и рабы, и свободные) и заготовить амфору хорошего вина, 
и, в соответствии с числом членов, хлебцев стоимостью в два асса каждый, и 
сардинок по четыре штуки на человека. Всякое бесчинство, своевольный переход на 
другое место, оскорбительное слово, брошенное сочлену, караются штрафом. «А 
если у кого есть какая жалоба или сообщение, пусть доложит об этом в собрании, 
дабы в мире и радости угощались мы в торжественные дни». И когда после пирушек 
Вирона и Зоила представляешь себе угощение этих бедняков с его невзыскательной 
простотой, благообразием и ревнивой заботой о поддержании «мира и радости» 
среди сотрапезников, которые здесь, за этим столом, были все, – и рабы, и 
свободные, – равны между собой, то испытываешь такое чувство, словно из 
зловонного подвала выбрался, наконец, на чистый воздух.


   ГЛАВА ШЕСТАЯ. РАСПОРЯДОК ДНЯ
   Жизнь римского населения была, конечно, очень пестрой. Бедняк, зачисленный в 
списки получавших хлеб от государства, преторианец или пожарник, ремесленник, 
клиент и сенатор жили очень по-разному. И однако рамки, в которые укладывалось 
это очень разное содержание, были почти одинаковы: утреннее вставание, занятое 
время, отдых в середине дня, часы, проводимые в бане, развлечения – все шло 
чередой, соблюдаемой относительно одинаково всем городским населением. Некий 
стандартный распорядок дня был более всеобщим и более обязательным, чем в 
настоящее время. Возьмем, например, отдых и развлечения. Наш современник может 
провести свой свободный вечер на множество ладов: пойти в кино, отправиться на 
концерт или в театр, послушать музыку по радио дома или заняться чтением. 
Несколько десятков кино предлагают ему самую разнообразную программу; среди 
театральных представлений он может выбрать, что ему по вкусу, – от классической 
трагедии до легких сценок эстрадного театра. И так ежедневно. Иное дело и в 
Риме, и в любом городе древней Италии. В определенные праздники происходят в 
цирке конные состязания – и весь Рим сидит в цирке, кроме таких людей, которые, 
как Плиний Младший, рисуются своим превосходством над толпой. По какому-нибудь 
особенному случаю – празднуется победа, справляются торжественные поминки, 
император или родственники покойного устраивают гладиаторские бои, – и 
опять-таки все, кто только может, собираются в амфитеатре. У нас в банях моются 
кто когда хочет; в Риме бани открывались днем: в половине третьего летом и в 
половине второго зимой. Шкала укладывания спать в наших больших городах 
располагается от 10 вечера и до полуночи, а то и позже, а вставания – с 5 и до 
10 утра (самое меньшее); древняя Италия была на ногах с рассветом. Светильники 
прекрасной формы, часто с чудесным орнаментом, давали больше копоти и чада, чем 
света: дневным светом дорожили. Уже на заре молотки медников, ювелиров и 
позолотчиков начинали свою пляску по металлу; пекари выкликали свой товар; 
кричал в школе учитель, и вопили его ученики (Mart. XII. 57. 1-10). Гораций еще 
до восхода солнца требовал перо и бумагу (epist. II. 1. 112—113); Плиний 
Старший отправлялся к Веспасиану с докладом еще до света (Pl. epist. III. 5. 9).
 «Валяться в постели, когда солнце стоит высоко», почиталось непристойным (Sen. 
epist. 122. 1); позднее вставание было признаком жизни беспорядочной и 
развратной.
   Утренний туалет и богатого человека, и бедного ремесленника был одинаково 
прост: сунуть ноги в сандалии, вымыть лицо, и руки (при ежедневном мытье в бане 
большего и не требовалось), прополоскать рот и накинуть плащ, если было холодно.
 У богатых людей, имевших своего цирюльника, за этим следовала стрижка и бритье 
– операция настолько неприятная, что Марциал объявил единственным разумным 
существом на земле козла, «который живет с бородой» (XI. 84. 17-18). Дело в том,
 что наточить железную бритву (стальных не было) до требуемой остроты было 
невозможно; мыла древняя Италия не знала: перед бритьем щеки и подбородок 
только смачивали водой. У Марциала все лицо было в шрамах и порезах; если 
цирюльник действовал осторожно, то работа у него подвигалась так медленно, что, 
по уверениям Марциала, пока он брил щеки, у клиента уже отрастала борода (VII. 
83). Пантагафу, искусному цирюльнику, который стриг и брил, «едва касаясь лица 
железом», умершему в юности, поэт посвятил строки, полные неподдельного 
сожаления (VI. 52): умение брить было в Риме, видимо, трудным искусством.
   Некоторое время спустя после вставания полагался первый завтрак (ientaculum),
 состоявший обычно из куска хлеба, смоченного в вине, смазанного медом или 
просто посыпанного солью, оливок, сыра. Дети по дороге в школу покупали себе на 
завтрак оладьи или лепешки, жареные в сале.
   По старинному обычаю все домочадцы, включая рабов, приходили поздороваться с 
хозяином. По словам Светония, это был старинный, вышедший из моды обычай, но 
Гальба придерживался его (Galb. 4. 4), и он сохранялся еще в доме Антонинов. 
Затем шли занятия делами хозяйственными, проверка счетов и отчетов и отдача 
распоряжений по текущим делам. И начинался прием клиентов, занимавший при 
большом их количестве часа два. Сенаторы, магистраты, люди, выступавшие в суде, 
иногда быв