|
стью, резко
отличавшей их от вертлявых и шумных «гречат». И, однако, Тертуллиан имел все
основания сказать о ней, что это грузная ноша, «которая наваливается на
человека»: пышная, торжественная, она плохо защищала от холода, летом в ней
было невыносимо жарко, и обходилась она дорого. Уберечь ее снежную белизну в
тесноте и грязи римских улиц (а иногда и собственной квартиры) было трудно;
дома со стиркой ее было не справиться: приходилось обращаться к фулонам.
Марциал любил кольнуть людей, имевших несчастье ему не понравиться, тем, что у
них «тоги грязнее грязи» (I. 103. 5; VII. 33. 1). Сам он жаловался, что в Риме
за лето изнашиваешь четыре тоги (X. 96. 11), а в маленьких городах Италии тогу
выколачивают только дважды в месяц, когда семья справляет праздник в честь
Ларов и полагается надевать парадную одежду (IV. 66. 3-4). Герой Ювенала,
уезжая из Рима, радовался, что он попадает в такие места, где человека облекают
в тогу только на смертном ложе (Iuv. III. 171). Марциалу среди прочих условий
счастливой жизни нужна была возможность редко надевать тогу (toga rara, – X. 47.
5) и «отдых в тунике» (tunicata quies) был его мечтой (X. 51. 6).
Тогу, однако, начинали носить все меньше и меньше и в самом Риме. Светоний
рассказывает, в какое негодование пришел однажды Август, встретив на Форуме
толпу граждан, одетых в темные плащи: «Вот они мира владыки, народ, облекшийся
в тогу», – процитировал он Виргилия и велел эдилам следить, чтобы на Форуме и в
цирке появлялись только в тогах (Suet. Aug. 40. 5). Эпизод этот чрезвычайно
характерен: отказ от тоги говорит о том, что в мыслях и чувствах «владык мира»
произошел глубокий переворот. Величавая торжественность внешнего вида,
обязательная во времена ранней республики, подчеркивала достоинство людей,
которые считали, что они стоят во главе мира и по милости богов, и в силу
своего государственного разума. Когда мысль и забота о государстве отодвинулись
назад и собственное преуспеяние и удобства оказались на переднем плане и на
первом месте, одежда, бывшая символом римской гражданственности, стала
тягостной и ненужной – ее носят по приказу императоров; она превращается в
мундир, который надевают только при исполнении официальных и служебных дел и
торопятся сбросить по выполнении их. Так как обязанность приветствовать каждое
утро патрона была официальной обязанностью клиента, то и он не смел явиться в
«надменный атрий» своего покровителя иначе, как в тоге, и Марциал не пожалел
красок для описания этой жалкой клиентской «формы»: коротенькая,
мытая-перемытая (X. 11. 6), потертая (XIV. 125), а иногда такого вида, что
соломенное чучело, истерзанное рогами взбесившегося быка, казалось более целым
(II. 43. 5-6).
Обычной одеждой римского гражданина становится теперь плащ, в который
облекаются, покончив со служебными обязанностями. Плащ этот – pallium –
представляет собой упрощенный греческий гиматий – кусок мягкой ткани, который
набрасывают на плечо и оборачивают вокруг талии. Слово pallium скоро, однако,
стало родовым обозначением других плащей, общим признаком которых было то, что
их надевали на себя, а не обвертывались ими, как тогой. Плащей разного покроя и
в соответствии с этим различных наименований было множество; сами древние
путали их названия [83 - Схолиаст к Персию, например, утверждает, что birrus –
это только другое название лацерны; Августин и Сульпиций Север их различают;
Плутарх отожествлял лацерну с хламидой.]. Их можно по внешнему виду и покрою
разделить на три группы: 1) знакомый уже нам кукуль, короткая, до середины
спины доходившая накидка с капюшоном, 2) пенула и 3) лацерна.
Пенула – это плащ, который застегивался спереди и был узковат, откинуть его
назад можно, но сделать это и трудно, и неудобно. Иногда он надевался через
голову. Цицерон, утверждая, что Милон не мог напасть на Клодия, приводил в
качестве доказательства одежду Милона: на нем была пенула, которая держала его
«как в сетях» («paenula irretitus», – 20. 54); Мессала (Tac. dial. 39) говорит
об ораторах, «стиснутых и словно запертых в пенуле». Ее иногда шили из очень
дорогого материала (Mart. XIV. 145); римские франты могли разгуливать в этом
тесном белом пушистом плаще (II. 57. 4), в который они «запирали себя», как в
футляр. Милон, сопровождаемый толпой рабов, мог сидеть в повозке, «как в сетях».
Но ни погонщик мулов (Cic. pro Sext. 38. 82), ни рабы, носившие в носилках
своего господина (их так и звали: paenulati, – Sen. de ben. III. 28. 5), ни
солдат (там же, V. 24. 1), ни путешественник, конный или пеший, не могли носить
одежду, в которой они чувствовали себя «как в сетях». На рельефе из Эзернии
изображен путник с мулом в поводу, рассчитывающийся с хозяйкой гостиницы. Он в
пенуле с капюшоном; правую руку он высунул из-под плаща, раздвинув обе его
половинки: плащ, очевидно, можно было спереди застегивать, а в случае
надобности расстегнуть настолько, чтобы высвободить обе руки. На терракотовой
фигурке из Лувра надет плащ с откидным капюшоном, застегивающийся спереди во
всю длину; такой плащ надевался не через голову, а накидывался на плечи. Были,
конечно, и пенулы с рукавами или по крайней мере с отверстиями, в которые
просовывались руки: для рабов-носильщиков годилась только такая пенула.
Материалом для этого плаща, если его надевали в путь или на работу, служило
грубое толстое сукно; иногда пенулу шили из кожи (Mart. XIV. 130).
Иного покроя была лацерна; первоначально воинский плащ, она уже в начале
империи стала обычной одеждой гражданского населения. Этот широкий плащ
застегивался под горлом или на плече; полы его можно было закинуть на одно
плечо или крест-накрест на спину (правую полу на левое плечо, левую – на
правое); можно было их спустить вниз и целиком закутаться. Лацерны были разного
цвета – темные, белые, окрашенные в пурпур или ярко-красную краску или
сохранявшие естественный цвет рыжей или темно-золотистой шерсти испанских овец;
разного материала – грубые и настолько тонкие, что их приподымало дыханием
ветра; разной цены: по словам Марциала, лацерна из шерсти, окрашенной в
тирийский пурпур, стоила 10 тыс. сестерций. На самом Марциале лацер
|
|