и работы патрону. Во II в. 
некоторые отпущенники сразу же при отпуске откупаются от operae, и 
законодательство ограничивает здесь хозяйские требования, ибо, как выразительно 
и неоднократно повторяют юристы, незаконно было, воспользовавшись случаем, 
превратить отпущенника в пожизненного должника.
   Римская империя, как мы видим, содействовала отпуску рабов, стремилась и 
облегчить, и улучшить участь отпущенников и относилась к ним благожелательно – 
и все же настороженно, с некоторой опаской и недоверием. Отпущенник не входит, 
как равный, в общество искони свободных людей; ряд запретов лежит на нем. Он 
может служить пожарником и матросом, но служба в легионах и городских когортах, 
не говоря уже о преторианской гвардии, для него закрыта; он может быть жрецом 
какого-нибудь чужеземного, восточного божества, Кибелы, Фригийской матери богов,
 Изиды, Митры, но в культе почтенных исконных римских богов выходец из рабской 
среды не может рассчитывать на жреческую должность; в италийских и 
провинциальных городах ему закрыт доступ в городскую думу. Senatus consultum 23 
г. н.э. отказывает во всадническом звании сыну отпущенника [198 - Клавдий 
отменил это постановление, но Нерон восстановил его.]; только его внук может 
стать всадником. Брак, заключенный между отпущенником и женщиной, свободной от 
рождения, признается законным, но члены сенаторских семей не могут ни жениться 
на отпущенницах, ни выходить замуж за отпущенников [199 - На брак свободной 
женщины с ее отпущенником смотрели вообще косо: права патрона и права мужа 
приходили здесь в такое столкновение, что трудно было в них разобраться. 
Септимий Север вообще запретил их. Существовал еще закон, подчеркивавший 
неполноправность отпущенника. Если патрон заставал его на месте преступления со 
своей женой, он мог прикончить его тут же на месте; если обидчиком был патрон, 
отпущенник не имел права его убить. Приняты были меры и против неверной жены, 
отпущенницы патрона: если она покидала его, она могла выйти замуж за другого 
только с разрешения покинутого мужа.]; иначе вся семья теряет принадлежность к 
сенатскому сословию. Марк Аврелий объявил такие браки вообще незаконными и 
недействительными. Сенатор мог сделать отпущенницу своей наложницей – это 
вполне допускалось и не налагало на него никакого пятна, но сделать ее своей 
законной женой – это был позор и для него, и для всей его семьи. Для такого 
брака требовалось специальное разрешение императора, и давалось оно только в 
исключительных случаях [200 - Феликс, брат Палланта, прокуратор Иудеи, женился 
с разрешения Клавдия на Друзилле, внучке Антония и Клеопатры (tac. hist. v. 9); 
Агаклиту Вер, его патрон, разрешил жениться на вдове Либона, сенатора и 
двоюродного брата императоров (hist. aug. verus. 9).].
   Был один пункт, который особенно четко напоминал отпущеннику его рабское 
происхождение. Римского гражданина нельзя было подвергнуть пытке; под пыткой 
допрашивали только рабов – и отпущенников. Она не допускалась лишь в том случае,
 если под судом оказывался патрон отпущенника [201 - В 57 г. н.э. было издано 
senatus consultum claudianum, по которому рабы, получавшие свободу по завещанию,
 в случае убийства хозяина, объявлялись рабами; свободы они не получали. Это 
постановление было еще усилено Траяном: если хозяин был убит, то все 
отпущенники (конечно, только находившиеся в доме во время убийства) были 
допрашиваемы под пыткой. Известно, что если убийцей хозяина был раб, то все 
рабы убитого подлежали казни; закон этот был принят при Нероне (tac. ann. xvi. 
42-45). В соответствии с senatus consultum claudianum под этот закон подходили 
и рабы, которых по завещанию убитого ожидала свобода. А как следовало поступить 
с отпущенниками, которые, как и большинство рабов, к убийству были вовсе не 
причастны? Плиний рассказывает о спорах в сенате, возникших после смерти 
Афрания Декстра, который не то сам покончил с собой, не то был убит (epist. 
viii. 14): часть сенаторов стояла за оправдание отпущенников, часть – за ссылку 
на остров, часть – за смертную казнь. Плиний не говорит, чем окончилось дело: 
результат был известен его корреспонденту; мы узнаем только, что сторонники 
смертной казни потерпели поражение.]. На двух случаях из римской жизни I в. н.э.
 ясно видно, что государственная власть, так же как и общество, никак не 
ставили отпущенников на один уровень с гражданами искони свободными. Когда Отон 
оказался у власти, он сразу же расправился с двумя приспешниками Гальбы, 
преступления которых вызывали всеобщее негодование. Одного из них, всадника, 
префекта преторианцев, он побоялся казнить и отправил его в ссылку (вдогонку 
ему был, правда, послан солдат, который его и прикончил); «над Ицелом, как над 
отпущенником, казнь была совершена публично» (Tac. hist. I. 46). Второй случай 
произошел в царствование Тиберия. Приверженцы египетской и еврейской религий 
стали вести себя столь предосудительно, что сенат решил принять строгие меры. 
Свободнорожденным пригрозили высылкой из Италии, если они будут упорно 
держаться своей новой веры и от нее не откажутся; с отпущенниками разговаривать 
не стали: из них составили «бригаду» в 4 тыс. человек и отправили в Сардинию 
бороться с тамошними разбойниками, которые уже давно делали жизнь на острове 
невыносимой и с которыми местная администрация не в силах была справиться. Что 
ожидало высланных? Смерть от ужасного сардинского климата или гибель от 
разбойничьего ножа, уцелеет ли кто-нибудь из них или все они перемрут – этими 
вопросами правительство себя не беспокоило: «невелика потеря» – vile damnum 
(Tac. ann. II. 85).
   Это вскользь брошенное, предельно откровенное замечание в точности выражает 
отношение римского общества к отпущенникам. Были, конечно, исключения, но 
исключения эти касались отдельных людей и отдельных случаев. Цицерон относился 
к своему Тирону, как к родному и близкому человеку; в кружке Мецената никто не 
помнил, что Гораций – сын отпущенника, но в общем ри