оду их жен. Формула, по которой он спрашивал, гласила: «По доброй ли воле 
ты женился?» Среди присягавших был один шутник, не упускавший случая 
посмеяться; он и здесь нашел место для шутки, и, когда цензор, согласно обычаю, 
сказал: «По доброй ли воле ты женился?» — тот отвечал: «Да, по доброй воле, но 
только совсем не по своему вкусу». Тогда цензор за то, что он так неуместно 
пошутил, записал его в последний разряд граждан и основанием для этого выставил 
его балаганное шутовство.
Такая же суровость имела место по другому поводу. Цензоры обсуждали, как 
наказать одного гражданина, который, находясь в числе свидетелей на судебном 
разбирательстве у цензоров, вдруг необыкновенно громко и звучно зевнул. Цензоры 
сочли это за величайшее невежество и непристойность, но гражданин этот поклялся,
 что, как он ни сопротивлялся, как ни старался удержать зевоту, он не мог не 
зевнуть, потому что одержим болезнью, которая выражается постоянной зевотой. 
Ввиду этого наказание, которое было уже назначено ему, было отменено.



401
 
Массурий Сабин [1] рассказывает в VII-й книге своих воспоминаний: цензоры 
Публий Сципион Назика и Марк Попилий производили смотр всадникам. Им бросилось 
в глаза, что у одного всадника, упитанного и прекрасно одетого, лошадь была 
чрезмерно худа, а сбруя совсем никуда не годилась. «Как же это, — спросили они, 
— ты о себе больше заботишься, чем о лошади?» — «Это потому, — отвечал он, — 
что о себе забочусь я сам, а за лошадью ходит раб Статий, страшный лентяй». 
Ответ этот показался цензорам непочтительным, и всадник был, по обычаю, 
разжалован в последний разряд граждан.*
(Авл Геллий, IV, 20).

__________
* С середины VI в. до н. э. все римляне делились в зависимости от их дохода на 
5 разрядов. Самым низшим был пятый.
[1] Massurius Sabinus — юрист, живший в I в. по Р. X. — Ред.
 
10. Общий дух римского государственного строя
У римской республики было два главы — сенат и народ, но, хотя народ считался 
верховной властью, источником всех других властей, тем не менее сенат очень 
часто обходил и даже совершенно игнорировал постановления народных собраний, и 
при этом народ ни разу не решился напомнить сенату о его месте какой-нибудь 
общей мерой, которая устанавливала бы политическую подчиненность этого 
учреждения, и никогда народ не шел дальше привлечения к ответственности консула 
и других лиц, служивших лишь орудиями воли сената.
Это были две великие силы, которые делили между собой, не размежевываясь, 
впрочем, вполне точно, власть законодательную и судебную, и которые имели 
значительную долю участия в верховном управлении; как бы третью силу между ними 
составляли магистраты. Ответственные по окончании срока службы, они 
пользовались неограниченной властью в течение этого срока. Мало того, являясь 
до известной степени независимыми от сената и от народа, они были независимы 
также и друг от друга, хотя и действовали в той ж