«Ко всем природным слабостям Антония прибавилась последняя напасть – любовь к 
Клеопатре, – разбудив и приведя в неистовое волнение многие страсти, до той 
поры скрытые и неподвижные, и подавив, уничтожив все здравые и добрые начала, 
которые пытались ей противостоять» (Плут. Ант. XXV).

Клеопатра, обладавшая натурой истинного хамелеона, сумела найти подход к 
Антонию еще более успешно, чем к Юлию Цезарю.

«Угадавши в Антонии по его шуткам грубого и пошлого солдафона, Клеопатра и сама 
заговорила в подобном же тоне – смело и без всяких стеснений. Хотя красота этой 
женщины не была такой, что зовется несравненной и поражает с первого взгляда, 
зато обращение ее отличалось неотразимой прелестью, и поэтому ее облик, 
сочетавшийся с редкой убедительностью речей, с огромным обаянием, сквозившим в 
каждом слове, в каждом движении, накрепко врезался в душу. Самые звуки ее 
голоса ласкали и радовали слух, а язык был словно многострунный инструмент, 
легко настраивающийся на любой лад – на любое наречие, так что лишь с очень 
немногими варварами она говорила через переводчика, а чаще всего сама 
беседовала с чужеземцами – эфиопами, троглодитами, евреями, арабами, мидийцами, 
парфянами.

Антоний был увлечен до такой степени, что позволил Клеопатре увезти себя в 
Александрию – и это в то самое время, когда в Риме супруга его Фульвия, 
отстаивая его дело, вступила в войну с Октавианом. В Александрии Антоний вел 
жизнь мальчишки-бездельника и за пустыми забавами растрачивал и проматывал 
самое дорогое – время» (Плут. Ант. XXVII-XXVIII). Пока Антоний в Александрии 
упивался счастьем с Клеопатрой, Ок-тавиан в Риме находился в весьма тяжелом 
положении, и против него стала подниматься грозная волна ненависти.

«Голод в это время терзал Рим: по морю ничего не привозилось, так как море было 
во власти Секста Помпея, сына великого Гнея Помпея, а в самой Италии из-за 
междоусобных войн обработка земли почти прекратилась, если же что и 
произрастало, то шло для войска. В Риме по ночам целые толпы занимались 
грабежом, еще более осложняя положение города. Делалось все это безнаказанно; 
молва приписывала грабежи воинам. А простые люди закрыли свои мастерские и не 
хотели знать никаких властей: в обедневшем и разграбляемом городе не было, 
казалось, нужды ни в ремеслах, ни в должностных лицах» (Ann. Г. В. V, 18).

«Недовольство Октавианом существовало также и вне Италии. В результате 
проскрипций и конфискаций земель слава и сила Секста Помпея очень возросли. Кто 
боялся за себя, кто был лишен своего имущества, кто совершенно не признавал 
нового государственного строя – все они прежде всего шли к Сексту Помпею; кроме 
них и молодежь, стремившаяся участвовать в войне ради наживы и не придававшая 
никакого значения тому, под чьим знаменем она сражается – ведь везде она

сражается вместе с римлянами, – также и она охотнее всего шла к Помпею, 
отстаивавшему, по ее мнению, более справедливое дело. Морская добыча сделала 
Секста Помпея богатым; он имел и большой флот и полный людской состав.

Некоторые считают, что Помпеи легко мог бы овладеть Италией, погибающей от 
голода и смуты и с надеждой взирающей на него, если бы он тогда же перешел в 
наступление. Но Секст Помпеи по своему неразумию предпочел не нападать, а 
только защищаться от Октавиана, пока в конце концов не потерпел поражения» (Ann.
 Г. В. V, 25).

В 41 – 40 гг. до н. э. в Италии разгорелась война между Октавианом и консулом 
Луцием Антонием, братом Марка Антония; вместе с Луцием эту войну возглавила 
Фульвия, жена Марка Антония, которая отличалась огромной энергией и честолюбием.


Эту войну Октавиан выиграл, Луций Антоний сдался на милость победителя, а 
Фульвия бежала и в скором времени скончалась.

Октавиан, унаследовавший имя Цезаря, но не его характер, проявил к побежденным 
жестокость, недостойную Цезаря. «Всех, кто пытался молить о пощаде или 
оправдываться, он обрывал тремя словами: «Ты должен умереть!» Некоторые пишут, 
будто он отобрал из сдавшихся 300 человек всех сословий и в иды марта у алтаря 
божественного Юлия Цезаря приказал перебить их, как жертвенный скот. Были и 
такие, которые утверждали, что он умышленно довел дело до войны, чтобы его 
тайные враги и все, кто шел за ним из страха и против воли, воспользовались 
возможностью примкнуть к Луцию Антонию и выдали бы себя, и чтобы он мог, 
разгромив их, из конфискованных имуществ выплатить ветеранам обещанное 
вознаграждение» (Свет. Авг. 15).

Октавиан понимал, что в данный момент силы его не настолько велики, чтобы 
вступить в решительный бой с Марком Антонием. Поэтому он предпочел возобновить 
с ним союз, а всю вину за прошлое свалил на неистовую Фульвию, поскольку ее уже 
не было в живых.

Марк Антоний охотно пошел на примирение. Они встретились на юге Италии в 
Брундизии (совр. Бриндизи) в октябре 40 г. до н. э. В залог прочности их союза