ь народное веселье, он прибавил к празднику Сатурналий лишний день [48] ,
 назвав его Ювеналиями.
 18. Гладиаторские битвы он устраивал не раз, иногда в амфитеатре Тавра, иногда 
в септе; между поединками он выводил отряды кулачных бойцов из Африки и 
Кампании, цвет обеих областей. Зрелищами он не всегда распоряжался сам, а 
иногда уступал эту честь своим друзьям или должностным лицам. (2) Театральные 
представления он давал постоянно, разного рода и в разных местах, иной раз даже 
ночью, зажигая факелы по всему городу. Разбрасывал он и всяческие подарки, 
раздавал и корзины с закусками для каждого. Одному римскому всаднику, который 
на таком угощении сидел напротив него и ел с особенной охотой и вкусом, он 
послал и свою собственную долю, а одному сенатору при подобном же случае – указ 
о назначении претором вне очереди. (3) Устраивал он мною раз и цирковые 
состязания с утра до вечера, с африканскими травлями [49] и троянскими играми в 
промежутках; на самых пышных играх арену посыпали суриком и горной зеленью [50] 
, а лошадями правили только сенаторы. Однажды он даже устроил игры внезапно и 
без подготовки, когда осматривал убранство цирка из Гелотова дома [51] , и 
несколько человек с соседних балконов его попросили об этом.
 19. Кроме того, он выдумал зрелище новое и неслыханное дотоле. Он перекинул 
мост через залив между Байями и Путеоланским молом, длиной почти в три тысячи 
шестьсот шагов [52] : для этого он собрал отовсюду грузовые суда, выстроил их 
на якорях в два ряда, насыпал на них земляной вал и выровнял по образцу 
Аппиевой дороги. (2) По этому мосту он два дня подряд разъезжал взад и вперед: 
в первый день – на разубранном коне, в дубовом венке [53] , с маленьким щитом, 
с мечом и в златотканом плаще; на следующий день – в одежде возницы, на 
колеснице, запряженной парой самых лучших скакунов, и перед ним ехал мальчик 
Дарий из парфянских заложников, а за ним отряд преторианцев и свита в повозках. 
(3) Я знаю, что, по мнению многих, Гай выдумал этот мост в подражание Ксерксу, 
который вызвал такой восторг, перегородив много более узкий Геллеспонт [54] , а 
по мнению других – чтобы славой исполинского сооружения устрашить Германию и 
Британию, которым он грозил войной. Однако в детстве я слышал об истинной 
причине этого предприятия от моего деда, который знал о ней от доверенных 
придворных: дело в том, что когда Тиберий тревожился о своем преемнике и 
склонялся уже в пользу родного внука [55] , то астролог Фрасилл заявил ему, что 
Гай скорей на конях проскачет через Байский залив, чем будет императором.
 20. Он устраивал зрелища и в провинциях, астические игры в Сиракузах в Сицилии,
 смешанные игры в Лугдуне в Галлии [56] . Здесь происходило также состязание в 
греческом и латинском красноречии, на котором, говорят, побежденные должны были 
платить победителям награды и сочинять в их честь славословия; а тем, кто 
меньше всего угодили, было велено стирать свои писания губкой или языком, если 
они не хотели быть битыми розгами или выкупанными в ближайшей реке.
 21. Постройки, недоконченные Тиберием [57] , он завершил: храм Августа и театр 
Помпея. Сам он начал строить водопровод из области Тибура [58] и амфитеатр 
поблизости от септы; одну из этих построек его преемник Клавдий довел до конца, 
другую оставил. В Сиракузах он восстановил рухнувшие от ветхости стены и храм 
богов. Собирался он и на Самосе отстроить дворец Поликрата, и в Милете 
довершить Дидимейский храм [59] , и в Альпийских горах основать город, но 
раньше всего – перекопать Истминский [60] перешеек в Ахайе: он даже посылал 
туда старшего центуриона, чтобы сделать предварительные измерения.
 22. До сих пор шла речь о правителе, далее придется говорить о чудовище.
 Он присвоил множество прозвищ: его называли и «благочестивым», и «сыном 
лагеря», и «отцом войска», и «Цезарем благим и величайшим». Услыхав однажды, 
как за обедом у него спорили о знатности цари [61] , явившиеся в Рим 
поклониться ему, он воскликнул:



    …Единый да будет властитель, 
    Царь да будет единый!  [62] 



 Немногого недоставало, чтобы он тут же принял диадему и видимость принципата 
обратил в царскую власть. (2) Однако его убедили, что он возвысился превыше и 
принцепсов и царей. Тогда он начал притязать уже на божеское величие. Он 
распорядился привезти из Греции изображения богов, прославленные и почитанием и 
искусством, в их числе даже Зевса Олимпийского [63] , – чтобы снять с них 
головы и заменить своими. Палатинский дворец он продолжил до самого форума, а 
храм Кастора и Поллукса превратил в его прихожую [64] и часто стоял там между 
статуями близнецов, принимая божеские почести от посетителей; и некоторые 
величали его Юпитером Латинским [65] . (3) Мало того, он посвятил своему 
божеству особый храм, назначил жрецов, установил изысканнейшие жертвы. В храме 
он поставил свое изваяние в полный рост и облачил его в собственные одежды. 
Должность главного жреца отправляли поочередно самые богатые граждане [66] , 
соперничая из-за нее и торгуясь. Жертвами были павлины, фламинго, тетерева, 
цесарки, фазаны, – для каждого дня своя порода. (4) По ночам, когда сияла 
полная луна, он неустанно звал ее к себе в объятья и на ложе, а днем 
разговаривал наедине с Юпитером Капитолийским: иногда шепотом, то наклоняясь к 
его уху, то подставляя ему свое, а иногда громко и даже сердито. Так, однажды 
слышали его угрожающие слова:



   –  Ты подними меня, или же я тебя… –  [67] 



 а потом он рассказывал, что бог, наконец, его умилостивил и даже сам пригласил 
жить вместе с ним. После этого он перебросил мост с Капитолия на Палатин через 
храм божественного Августа, а затем, чтобы поселиться еще ближе, заложил себе 
новый дом на Капитолийском холме.
 23. Агриппу он не хотел признавать или называть своим дедом из-за его 
безродности, и гневался, когда в речах или в стихах кто-нибудь причислял его к 
образам Цезарей. Он даже хвастался, будто его мать родилась от кровосмешения, 
которое совершил с Юлией Август; и, не довольствуясь такой клеветой на Августа, 
он запретил торжественно праздновать актийскую и сицилийскую победы [68] как 
пагубные