умолявших о помощи; привлек к суду Фанния Цепиона, который с 
Варроном Муреной составил заговор против Августа, и добился его осуждения за 
оскорбление величества. В то же время выполнял он и два другие поручения: по 
подвозу хлеба, которого начинало недоставать, и по обследованию эргастулов во 
всей Италии [29] , хозяева которых снискали всеобщую ненависть тем, что хватали 
и скрывали в заточении не только свободных путников, но и тех, кто искал таких 
убежищ из страха перед военной службой.
 9. Военную службу он начал в кантабрийском походе войсковым трибуном. Потом он 
возглавил поход римских войск на Восток, вернул армянское царство Тиграну и в 
своем лагере, перед трибуной военачальника возложил на него диадему. Он же 
принял и знамена, отбитые парфянами у Марка Красса. Затем он около года 
управлял Косматой Галлией, неспокойной из-за раздоров вождей и набегов варваров.
 После этого он вел войну с ретами и винделиками, потом с паннонцами, потом с 
германцами; (2) в ретийской войне он покорил альпийские племена, в паннонской – 
бревков и долматов, в германской он захватил сорок тысяч пленных, переселил их 
в Галлию и отвел им землю возле берега Рейна. За эти победы он вступил в 
столицу и с овацией и на колеснице, а еще до того, по сообщениям некоторых, был 
награжден триумфальными украшениями – наградой новой, не предоставлявшейся 
дотоле никому.
 (3) Должности квестора, претора и консула он занимал раньше срока и почти без 
перерыва [30] ; а затем, спустя немного времени, получил второе консульство и 
трибунскую власть на пять лет.
 10. Но среди потока этих успехов, в расцвете лет и сил он неожиданно решил 
отойти от дел и удалиться как можно дальше. Быть может, его толкнуло на это 
отвращение к жене, которую он не мог ни обвинить, ни отвергнуть, но не мог и 
больше терпеть; быть может – желание не возбуждать неприязни в Риме своей 
неотлучностью и удалением укрепить, а то и увеличить свое влияние к тому 
времени, когда государству могли бы понадобиться его услуги. А по мнению 
некоторых, он, видя подросших внуков Августа, добровольно уступил им место и 
положение второго человека в государстве, занимаемое им так долго: в этом он 
следовал примеру Марка Агриппы, который с приближением Марка Марцелла к 
государственным делам удалился в Митилены, чтобы своим присутствием не мешать 
его делам и не умалять его значения. (2) Впоследствии Тиберий и сам указывал на 
эту причину [31] . Но тогда он просил отпустить его, ссылаясь лишь на усталость 
от государственных дел и на необходимость отдохновения от трудов. Ни просьбы 
матери, умолявшей его остаться, ни жалобы отчима в сенате на то, что он его 
покидает, не поколебали его; а встретив еще более решительное сопротивление, он 
на четыре дня отказался от пищи.
 Добившись наконец позволения уехать, он тотчас отправился в Остию, оставив в 
Риме жену и сына, не сказав ни слова никому из провожавших, и лишь с немногими 
поцеловавшись на прощание. 11. Из Остии он поплыл вдоль берега Кампании. Здесь 
он задержался было при известии о нездоровье Августа; но так как пошли слухи, 
будто это он медлит, не сбудутся ли самые смелые его надежды, он пустился в 
море почти что в самую бурю и достиг, наконец, Родоса. Красота и здоровый 
воздух этого острова привлекли его еще тогда, когда он бросил здесь якорь на 
пути из Армении.
 Здесь он стал жить, как простой гражданин, довольствуясь скромным домом и 
немногим более просторной виллой. Без ликтора и без рассыльного он то и дело 
прогуливался по гимнасию и с местными греками общался почти как равный.
 (2) Однажды, обдумывая утром занятия наступающего дня, он сказал, что хотел бы 
посетить всех больных [32] в городе; присутствующие неправильно его поняли, и 
был издан приказ принести всех больных в городской портик и уложить, глядя по 
тому, у кого какая болезнь. Пораженный этой неожиданностью, Тиберий долго не 
знал, что делать, и наконец, обошел всех, перед каждым извиняясь за 
беспокойство, как бы тот ни был убог и безвестен. (3) Только один раз, не более 
того, видели, как он проявил свою трибунскую власть. Он был постоянным 
посетителем философских школ и чтений; и когда однажды между несговорчивыми 
мудрецами возник жестокий спор, он в него вмешался, но кто-то из спорящих 
тотчас осыпал его бранью за поддержку противной стороны. Тогда он незаметно 
удалился домой, а потом, внезапно появившись в сопровождении ликторов [33] , 
через глашатая призвал спорщика к суду и приказал бросить его в темницу.
 (4) Немного спустя он узнал, что Юлия, жена его, осуждена за разврат и 
прелюбодеяния, и что Август от его имени дал ей развод. Он был рад этому 
известию, но все же почел своим долгом, сколько мог, заступиться перед отцом за 
дочь в своих неоднократных письмах, а Юлии оставил все подарки [33] , какие 
дарил, хотя бы она того и не заслуживала.
 (5) Тем временем истек срок его трибунской власти. Тогда он признался, наконец,
 что своим отъездом он хотел лишь избежать упреков в соперничестве с Гаем и 
Луцием, что теперь это подозрение миновало, Гай и Луций возмужали, ничто не 
угрожает их второму месту в государстве, и он просит, наконец, позволения 
повидать своих родственников, по которым стосковался. Но он получил отказ: мало 
того, ему было объявлено, чтобы он оставил всякую заботу о родственниках, 
которых сам с такой охотою покинул. 12. И так он остался на Родосе против воли, 
с трудом добившись с помощью матери, чтобы для сокрытия позора он хотя бы 
именовался посланником Августа.
 (2) Теперь он жил не только как частный человек, но как человек гонимый и 
трепещущий. Он удалился в глубь острова, чтобы избежать знаков почтения от 
проезжающих – а их всегда было много, потому что ни один военный или 
гражданский наместник, куда бы он ни направлялся, не упускал случая завернуть 
на Родос. Но у него были и более важные причины для беспокойства. Когда он 
совершил поездку на Самос, что